Выбери любимый жанр

Ящик для письменных принадлежностей - Павич Милорад - Страница 18


Изменить размер шрифта:

18

Когда он уходил куда-нибудь по этому или другому делу, я по-прежнему слонялась по пустым комнатам. На одной из полок с постельным бельем я наткнулась на чудесный предмет из отполированного дерева и желтого металла. Это была старинная шкатулка для письменных принадлежностей, какими когда-то пользовались в долгих плаваниях капитаны. В шкатулке лежал старый судовой журнал, к моему удивлению совсем чистый. Я положила в нее всякие свои мелочи, письма и открытки, а также подарки, которые получила от Тимофея. В те дни я нашла на дне одного сундука янтарные четки и старинный корсет из белых кружев. Он был прошит золотой нитью и застегивался на стеклянные пуговицы. Это был корсет его тетки с монограммой "А". Усиленный рыбьими костями, он относился к тем моделям, которые можно надевать или поверх трусиков, или без них, а чулки пристегивать с помощью резиновых застежек. Я взяла его себе, решив сделать Тимофею сюрприз.

В тот вечер я приготовила Тимофею устрицы St. Jacques с грибами, а после ужина слегка надушилась его духами "Переживу тебя" на запястьях и за ушами. Я слушала, как снаружи дует "юго", как где-то за каменной стеной хохочет женщина. Сквозь ее смех пробивался голос Тимофея. Он пел ту песню, которой научила его я, если, конечно, он не знал ее прежде:

В рубашке тихой завтрашних движений…

Потом он пошел чистить зубы медом. Когда он лег в огромную женскую постель, в постель для трех персон, появилась я, и на мне не было ничего, кроме корсета его тетки Анастасии. Он лежал обнаженный, мы смотрели друг на друга как зачарованные, его член был каким-то четырехгранным и походил на огромный нос с двумя лихо закрученными усами под ним. Я обошла вокруг и легла к нему, и, когда моя страсть уже подбиралась к самому пику, я закинула голову и чуть не потеряла сознание от страха: перед моими глазами в золотой раме предстала одетая в один лишь корсет и с зелеными серьгами в ушах его черноволосая тетка Анастасия, правда, картина слегка подрагивала в любовном ритме. Это было зеркало, укрепленное над кроватью, в котором я не узнала себя.

Но пик наслаждения приходит неумолимо, и движение к нему, однажды начавшееся, не остановишь.

В тот миг, когда он выбросил семя и оплодотворил меня, я полностью поседела, на глазах у него превратившись в другую женщину по имени Катена, в то время как черноволосая красавица Анастасия навсегда исчезла из зеркала, из кровати на три персоны и из действительности…

Это выглядело так, будто меня оплодотворила его мать.

5

Несколько дней я пролежала в шоке, Селена безрезультатно раскатывала тесто для пончиков с крошеной брынзой, от которого растут волосы и грудь. Моя голова по-прежнему оставалась седой. Я избегала зеркал. Как-то раз я вышла на берег и посмотрелась в воду. Я была беременна. И теперь наконец-то решилась спросить его:

– Неужели ты меня забыл? Ты что, правда думаешь, что я учительница музыки? Когда ты прекратишь притворяться?

А он ответил: – Я продал дом. И уезжаю из Котора. Поедешь со мной?

– Сделал мне ребенка, а теперь спрашивает, поеду ли я с ним?

– Поэтому и спрашиваю.

– Не поеду! Не поеду, пока не признаешься, что в Париже ты все это специально подстроил. Ты заплатил за объявление, в котором были точно описаны и мои волосы, и вся моя внешность! Признайся, что потом ты вырезал это объявление из газеты и сам положил его в мой почтовый ящик на улице Filles du Cal-vaire! Когда ты признаешься, что мы вместе с тобой учили математику в моей квартире в Париже? Когда признаешься, что писал мне письма с войны, из Боснии? Когда признаешься, что из Италии наговаривал на мой автоответчик сообщения длиной в несколько часов? Когда признаешься, что постоянно пытаешься усвоить седьмой урок своего курса "Как быстро и легко забыть сербский"? Когда признаешься, что тебе известно, кто я такая?

Он посмотрелся в воду под Западными воротами Котора и бросил:

– Ты и сама не знаешь, кто ты такая…

– Но ты не ответил мне. Посмотри на меня! Неужели ты не узнаешь меня, любовь моя, пусть даже я и поседела? Неужели же ты не любил меня в Греции на спине белого быка?

Вместо ответа он протянул мне маленькую коробочку в форме деревянной колокольни, внутри которой был стеклянный пузырек.

– Что это такое? – спросила я.

– Называется "Роза Кипра" – "Rose de Chypre". Тот, кто умеет читать запахи, прочитает и этот и узнает, что любовь длится столько же, сколько сохраняется запах в этом пузырьке. Это ароматическое масло, которым пользовалась моя мать Катена. Ты заслужила его, как только поседела. А поседела ты оттого, что они, обе эти женщины, боролись за тебя. Мне было интересно узнать, какая из них перетянет тебя на свою сторону. И именно та, что была твоей, потеряла тебя. Потеряла тебя тетка Анастасия, которая, даже еще не зная тебя, так боролась за тебя заранее, в Италии. А завоевала тебя, причем одним махом, женщина из Салоник, моя мать Катена.

– О чем ты говоришь?

– Пытаюсь ответить на твой вопрос, знаю ли я сам, кто я такой.

– Мой вопрос был другой: помнишь ты меня или не помнишь? Я могу напомнить тебе. – Тут я вынула из кармана клубок темно-красной шерсти. – Тебе знакомо вот это?

– Никогда в жизни не видел.

– Да неужели?

Тут я размотала клубок, и в самой глубине его оказалась записка с номером телефона, который он мне послал и которым я не захотела воспользоваться,

– Ты знаешь этот номер телефона? Здесь записка с номером твоего телефона. Такой же, как в объявлении, по которому я тебя нашла. Теперь ты признаешься в том, кто ты такой?

Будто бы переломив что-то внутри себя, он наконец сказал:

– Ну что ж, давай попробуем ответить на твой вопрос… Помнится мне, – продолжил он, – в трудные периоды жизни я забывал имена мужчин, женщин и детей, окружавших меня. Тогда я пользовался одной хитростью. Для того чтобы не потерять их навек, я записывал эти имена на воде. Может быть, вода ответит на твой вопрос.

– Вода? Ты издеваешься?

– Вода может научиться говорить. Если застать ее врасплох, пока она не спит. Потому что вода умеет и спать, и говорить. Как человек. Или, лучше сказать, как женщина. Я могу научить ее выговорить какое-нибудь имя.

– И что же, заговорила твоя вода?

– Нет. Она не может выговорить твое французское имя. Вода вообще не умеет говорить по-французски. А эта вода не может выговорить и мое имя.

– И что ж ты теперь будешь делать? – спросила я и поцеловала его в плечо.

– Ничего. Я согласился на то, чтобы вода дала тебе другое имя. Какое-нибудь такое, которое она сможет выговорить.

– А твое? Тебя вода тоже окрестила?

– Да, и сейчас ты это имя услышишь. Я научил воду произносить его.

Тут мы спустились с моста к воде, он сдвинул с места один из камней и сказал:

– Доброе утро, вода моя дорогая!

Вода издала такой звук, будто она лакает, пьет. Потом пучина внятно произнесла мое тайное имя, которое стегнуло меня, как запах огня. Вода сказала:

– Европа.

– А твое имя? – испуганно спросила я Тимофея.

Он сдвинул с места другой камень и прошептал:

Одно око водяное,
Одно око огненное –
Лопнуло водяное
И угасло огненное…

Вода отозвалась и на это. Она составляла слово. Это было совсем ясно слышно. Она пыталась выговорить имя. Его тайное имя.

– Балканы, – сказала вода.

– Что это значит? – спросила я Тимофея.

– Это значит, что свой седьмой урок я выучить не сумел, – ответил он.

И тут Тимофей Медош предстал передо мной таким, будто я увидела его впервые в жизни. Его взгляд зарос лишайником, бурьяном и плесенью. Казалось, ему больно смотреть. Я обнюхала его. От него совершенно ничем не пахло. Ни лицо, ни волосы, ни рубашка – ничто не имело запаха. Не пахло ни потом, ни мужчиной, ни женщиной…

18
Перейти на страницу:
Мир литературы