Выбери любимый жанр

Внутренняя сторона ветра - Павич Милорад - Страница 18


Изменить размер шрифта:

18
Рассказ о капитане фон Витковиче

В то раннее осеннее утро 1909 года капитан инженерных войск австро-венгерской армии его благородие господин Петар фон Виткович проснулся по сигналу военной трубы не в своей постели, а в чьей-то чужой душе.

Душа эта была на первый взгляд просторной, плохо проветренной и с довольно низкими потолками, одним словом, душа как душа, но при этом, несомненно, чужая. Освещение в ней было немного лучше, чем в прежней, собственной душе капитана фон Витковича, однако, несмотря на это, капитан вовсе не был уверен, не наткнется ли он неожиданно на выступ или стенку в этой чужой душе. Хотя господин капитан считал, что в жизни самое важное это вовремя вступить в свой пятый десяток лет, он почувствовал себя неуютно.

Естественно, он сразу заметил перемену, чего нельзя было сказать о двух сопровождающих его людях в военной форме с винтовками, которые ровным счетом ничего не замечали. Точно так же перемены не заметили ни военный прокурор, господин подполковник Кох, ни следователь, майор фон Палански, который во время допросов капитана фон Витковича по-прежнему продолжал испытывать приступы удушья всякий раз, когда подследственный называл явления, лица и вещи, связанные с процессом, их истинными именами.

Вопреки такому отсутствию бдительности следственных и судебных органов, а может быть именно благодаря этому, дело капитана фон Витковича становилось все более запутанным. Кроме того, что он был приговорен (за контакты с военными кругами иностранного государства, а именно Королевства Сербии) к пожизненному заключению и уже очень скоро должен был прибыть на поезде из Вены в Петроварадин, к месту, где ему предстояло отбывать наказание, теперь у него возникли дополнительные неудобства, связанные с чужой душой. Причем неудобств было по крайней мере два. Во-первых, он с полным правом задавал себе вопрос, где же находится его собственная душа и что происходит с ней в то время, пока он, закованный в длинные тонкие цепи, в сопровождении двух конвойных направляется сквозь чужую душу (которая теперь была передана ему) в сторону Петроварадина. В этой чужой душе он чувствовал себя (и сейчас уже в этом не было никаких сомнений) все хуже и хуже. Он не знал, как в ней ориентироваться, и понятия не имел, существуют ли военные компасы, предназначенные для ориентации во время перемещения по чужой душе.

Содрогнувшись от этих мыслей, господин капитан фон Виткович вдруг увидел на стекле вагонного окна в отражении собственного лица усталые глаза своего отца, и в тот же миг у него возник вопрос: а что происходит с владельцем этой души, которая теперь оказалась в сфере его компетенции? Чем он занимается, кто он, где живет и когда был изгнан из собственной души, которую потом передали другому? Самым же неприятным было то, что господин капитан и предположить не мог, как эта чужая душа, на дне которой он ехал сейчас в поезде вместе со своими тюремными вшами, будет реагировать на его привычки и непростые обстоятельства его нынешнего, нового положения.

Было неизвестно, например, как она отнесется к его хронической зубной боли или к тому факту, что он теперь вынужден время от времени поджаривать на углях и есть тюремных мышей?

В этот момент мысли господина капитана прервал чей-то высокий голос, который печально, как сквозь чисто вымытые волосы, запел в поезде за его спиной. И как бы отвечая на этот звук, зубная боль господина капитана фон Вит-ковича усилилась, а чужая душа, переданная теперь ему, затрепетала всеми своими струнами. Так господин капитан узнал, что она музыкальна, чего никак нельзя было сказать о его собственной душе… И тогда его благородие капитан фон Виткович решил попробовать разобраться, что собой представляет эта новая душа. Найти те неизвестные ему области, которые она, несомненно, охватывала и которые для него, естественно, были совершенно чужими. И вот, сидя в цепях на вагонной лавке, он начал осмотр.

Передвигаясь по чужой душе (в сущности, вслепую – единственным возможным в данной ситуации способом), господин капитан фон Виткович наткнулся на окно. Обыкновеннейшее окно (ну и ну, у души, оказывается, могут быть окна, подумал он и посмотрел в него). По ту сторону ничего не было.

Абсолютно ничего. Однако самое окно, находившееся в чужой душе, имело совершенно новое значение, такое, какого никогда за всю жизнь капитана фон Витковича не имело ни одно другое окно. Это была не просто оконная рама с деревянным переплетом в форме креста с запором (то есть ручкой) посередине.

Окно представляло собой толкование времени и жизни господина фон Витковича, да и вообще любого из живущих на свете людей. Современник Гаусса, знаменитый физик XVIII столетия Атанасие Стойкович еще в позапрошлом веке знал, что существует не одна вечность, а две, и это же было прекрасно известно капитану фон Витковичу, потому что физика входила в программу военного училища. Сейчас эти две вечности были представлены центральной вертикальной планкой оконной рамы, а время – горизонтальной. Место пересечения вечностей и времени было отмечено ручкой, то есть оконным запором. Здесь находилась тайна или же ключ жизни. Именно здесь, думал господин фон Виткович, потому что в этой части вселенной время научилось останавливаться. Может быть, как раз здесь мы имеем дело с каким-то прирученным временем. Жизнь возможна только в таком времени, которое на мгновение остановилось, и невозможна тогда, когда оно течет неприрученным.

Если мы поймем, что вечность снисходит как Божье благословение, как один из видов света, который не стареет (так считали византийские монахи), а время проистекает от сатаны, находящегося слева от храма, то нам станет ясно, что в определенном месте должно быть «золотое сечение» вечности и времени. В том месте креста, где пересекаются время и вечность, время на миг останавливается для того, чтобы вечность благословила его, и этот миг представляет собой настоящее. За пределами настоящего, и в прошлом и в будущем времени, жизни нет, ее никогда не было и никогда не будет.

Итак, мы находимся здесь, потому что в этой части вселенной время останавливается и тем самым делает возможной нашу жизнь. Вероятно, можно представить себе и время, которое лишено возможности пересечься с вечностью и, следовательно, возможности остановиться. Оно тем самым лишено и настоящего, а потому бесплодно. В такой части вселенной мы находиться не можем, так как наше основное отличительное свойство – это жизнь. Что же касается смертей, то они могут скользить по оси времени и вверх и вниз.

Таким образом, можно прийти к выводу, что на вопрос: «Откуда берется время?» – ответ будет: время приходит из смерти. Ибо до тех пор, пока существует смерть, будет существовать и время. Когда смерть исчезнет, исчезнет и время. Так что смерть подобно пауку, прядущему нить, прядет наше время. Потому что, если жизнь находится там, где время не движется, остановившись в момент настоящего, то смерть пребывает в области, через которую время течет. Значит, время течет сквозь смерть и останавливается в жизни. В той самой точке, где пересекаются вечность и время на крестовине оконного переплета души…

* * *

В этот момент господин фон Виткович почувствовал, что кожа его натерта цепью, и прекратил дальнейшие изыскания. Он был не из тех, кого подолгу одолевают подобные мысли и поиски. По прошествии трех дней пути они прибыли в Петроварадин с измятыми бородами и окоченевшими ногами. Этот город на берегу огромной реки был последним, что видел в своей жизни господин капитан. От одного из конвоиров он услышал тогда слова, которые можно было воспринять одновременно как утешение, угрозу и даже мораль:

– Человеческая жизнь странная гонка: цель не в конце пути, а где-то посередине, и ты бежишь, бежишь, может быть, давно уже мимо пробежал, да сам того не знаешь, не заметил, когда это произошло. Так никогда и не узнаешь.

Поэтому бежишь дальше.

С заключенного сняли цепи и по приставной лестнице спустили его в подземную камеру, где царила вечная осень, а точнее говоря, вечная осенняя ночь, потому что дневной свет сюда не проникал. Прежде чем люк камеры над ним закрылся, господин капитан фон Вит-кович успел заметить солдатскую кровать, покрытую инеем, католическое распятие на стене (хотя сам господин капитан был православным) и большую решетку, закрывающую окно, смотревшее в мрачный подземный коридор. Возле окна находился стол, на котором он увидел незажженную свечу, бумагу и пишущую машинку фирмы «Корона». На кровати лежала Библия на чешском языке (хотя господин фон Виткович был сербом).

18
Перейти на страницу:
Мир литературы