Последняя любовь в Константинополе - Павич Милорад - Страница 18

• Предыдущая
• 18/27
• Следующая

Два вечера мучился молодой Опуич с перстнем, а на третий пошел к двери с четырьмя подковами и мелом нарисовал на ней мужской крест. Наутро девушка прислала слугу узнать, что означает этот крест.

– Это что – угроза?

– Нет, не угроза, напротив, это значит, что жизни мне нет по эту сторону двери.

На следующее утро девушка взяла мел и на внутренней стороне двери нарисовала женский крест, а ближе к вечеру приоткрыла дверь так, чтобы Софроний смог увидеть этот знак, и он увидел его. Он услышал доносившийся из глубины дома, тихо, как сквозь лунный свет, голос девушки, которая пела «Воспоминания – это пот души». И вошел. Она предложила ему засахаренные цветы – розы и фиалки.

– Кто ты такая? – снова спросил он.

– Кто я такая? Меня зовут Ерисена Тенецкая. Но мне все непонятнее, кто я такая, я все больше удивляюсь и себе, и тому, что делаю и во что превращаюсь. Я все меньше и меньше понимаю себя, а должно было бы быть наоборот. Я становлюсь чужестранкой в собственной жизни. И радуюсь этому… А ты кто такой?

– На реке с наступлением сумерек бывает, что на одну и ту же мушку бросаются и рыба, и птица. Я – такая мушка, и в моей жизни сейчас как раз такой момент, как в сумерки над рекой. Но не думай, что мне безразлично, кто меня проглотит, ты или кто-то другой.

Сказав это, Софроний ощутил запах персиков от ее тела и поцеловал ее.

– Что у тебя под языком? – спросила она. – Камень?

– Да, здесь я храню тайну.

– Дай, дай мне свою тайну! – проговорила она, и в следующем поцелуе камень поменял место, оказавшись под языком у нее. С камнем во рту Ерисена сказала: – Каждый вечер ангел вытаскивает мою душу из моей жизни и моего тела, как огромную сеть, полную добычи. Вчера вечером в эту сеть попалось что-то новое. Моей душой он уловил твою душу.

Потом он узнал, что она одной помадой мажет и губы, и соски на груди, и, когда часы на башне начали отбивать полночь, он испустил в нее свое семя двенадцать раз, одновременно с каждым ударом.

Это было началом великой любви. А от великой любви быстро стареют. От великой любви стареют быстрее, чем от долгой, несчастливой и тяжелой жизни. Ерисена скакала на своем всаднике далеко-далеко по незнакомым ей просторам и возвращалась из долгого путешествия усталая, счастливая и запыхавшаяся. А ее лоно с тех пор отзывалась эхом на все удары башенных часов. Любовь не оставляла ей времени на то, чтобы поесть. Иногда она ставила вечерний завтрак на грудь своего возлюбленного, ела и угощала его любовью и вареными овощами одновременно. Они были счастливы среди общего несчастья, им сопутствовал успех среди общего поражения, и это им не прошло даром.

Нежить родился на мосту через реку Караш, в Банате, когда его властелин со скуки перекрестил собственную тень. Ему давали бесчисленное множество имен, таких, как «Не к ночи будь помянут», «Тот самый», «Камень ему в зубы», «Брат Божий», «Нечестивый». Он и сам считал себя именно тем, кем его называли, и боялся, как бы кто не бросил в огонь бумажку, на которой написано его имя. Он любил мочиться хвостом, никогда не знал того, что сеял, а все вокруг плевали на него через плечо.

Он вырос у Букумирского озера, в Черногории, среди камней. Умел писать, но не умел читать, потому что если бы он прочел свое имя, то тут же бы умер. От него осталась бы только обглоданная кость. Он не любил роз и не любил показывать свои черные зубы, поэтому никогда не смеялся. Носил чудные сапоги с каблуком впереди и носком сзади, и о нем говорили, что он ни на кого не похож и что, несмотря на хромоту, везде поспевает быстрее ангела. Его не раз видели играющим на пыльной дороге с детьми – он катил хвостом обруч. Когда он был маленьким, то боялся грома и в грозу часто залезал от страха мужчинам в штанины, а женщинам под юбки, потому что верил, что гром ищет именно его. Он любил рассматривать свое отражение на поверхности топора, поэтому, когда наверху начинало греметь, топоры выносили из дома, чтобы в него не ударил гром.

Говорят, особой его обязанностью было заботиться о том, кому придет черед в третий раз стать вампиром. Такого в третий раз народившегося вампира он водил за собой по снам разных людей, обучая их заиканию. Он любил скакать верхом на взрослых, доить чужих коров, переодеваться в женское платье, подпоясываться хвостом и выдавать себя за невесту какого-нибудь парня из города. У него был свой цирюльник и много братьев по всему свету. Каждый из них говорил на своем языке.

А он сажал терновник, глотал любую насмешку, всюду совал свой нос и всегда ходил самой короткой дорогой. Ребенок, увидевший его во сне, мочился в постель. Он знал языки животных, любил музыку, женщины его ненавидели и загоняли в бутылки, потому что считали, что у него женское тело и мужская голова, но они же продавали ему свою душу, потому что он знал, что Ева была изгнана из рая гораздо позже Адама, а кроме того, он умел хорошо хлестнуть хвостом или чем другим, что доставал из своих широких штанов. Он был хорошим пахарем, мог вспахать даже речное дно. Боялся черных собак, пения петуха и любил сидеть на весах в водяной мельнице. Он никогда не искал компании, компания всегда сама находила его, хотя его же при этом и боялась. Про него говорили:

– Если он за полу схватит, отрежь полу!

А он боялся ножа в черных ножнах и осинового кола. Отбрасывал тень с очертаниями коня, везде чувствовал себя как дома, но дети издевались над ним, крича ему вслед:

– Брысь, брысь! Иди пасти белых кобылиц!

Однажды в молодости он сделал из палки и овечьей шкуры волка, но тот никак не мог научиться ходить. Тогда он во сне помолился Богу, в которого верил только во сне. И Бог ему сказал:

– Скажи своему волку: прыгни на отца! Тут он и оживет.

Так он и сделал, и волк только чудом не растерзал его.

Рыбаки причащали его так: взяв в рот причастие, не глотали, а выплевывали в реку со словами:

– Я тебе причастие, а ты мне рыбу!

Люди говорили, что он клеветник, а он боялся кукиша, пестрых щенков и черного пояса. Если ему давали пощечину, он тут же подставлял вторую щеку, чтобы получить и по ней, но мужчины знали, что этого делать не следует, потому что тут же народятся двое таких же, как он. Такое предоставлялось женщинам, и те колотили его так, что хвост у него лишь чудом держался на месте, а как-то раз все-таки отвалился, и он создал из хвоста красавицу, которой по красоте не было равных. Ее звали Петра Алауп, и жила она в Триесте. Он хвастался на всех перекрестках:

– Бог сотворил человека по своему образу и подобию, и посмотрите, что за дрянь получилась, а я сестру себе сделал из собственного хвоста, вы только поглядите, какая красавица.

Как-то ночью, во время страшного ненастья, он сделал ее своей женой, и она три месяца держала под мышкой петушиное яйцо и не умывалась. Из этого яйца вылупился ребенок с коровьими ушами, похожий на отца как две капли воды. Кроме этого ребенка, у Нежитя был еще один. Это был отец лжи. Он никогда не делал зла тому, кто его ненавидит, но всегда вредил его родным и близким. Его жизнеописание было составлено в Нише (Павле Софрич. «История сербского дьявола», «Голос нишской епархии»).

Стоял 1813 год, ему наскучило даже кузнечное ремесло, и он спросил свою жену Петру Алауп, что ему делать, а она что-то шепнула ему из губ в губы. Тогда он обул желтые турецкие туфли, вскочил на свою белую кобылу и завербовался в наполеоновскую кавалерию. Его направили в роту капитана Опуича, которая как раз в это время терпела поражение под Лейпцигом.

• Предыдущая
• 18/27
• Следующая