Сборник статей - Нойманн Эрих - Страница 2

Но истинной основой толкования детской фантазии Лео­нардо являются действия птицы. Если младенец лежит в люльке, то хвост птицы, прежде всего, символизирует материнскую грудь; но в то же самое время Фрейд правильно истолковал его как мужской половой орган. Из этого про­явившегося в фантазии ребенка базового комплекса он попытался вывести как личностный материнский комплекс Леонардо - безотцовщины, так и склонность к пассивному гомосексуализму в его интимной жизни. Оба вывода являют­ся неверными и требуют поправки, поскольку "фантазия "гриф" является надличностным, архетипическим комплек­сом и никак не может быть личностным комплексом, возник­шим из семейных обстоятельств Леонардо.

В случае с ребенком, сосущим материнскую грудь, мать всегда представляет собой "уроборическое", то есть, женско-мужское, величие матери по отношению к ребенку, которого она вынашивает, вскармливает и защищает. В этом смысле, ее дающие жизнь груди (как это можно увидеть, например, в скульптуре примитивных народов) зачастую становились фаллическими символами, по отношению к которым ребенок является объектом оплодотворения. Это естественная чело­веческая ситуация, в которой нет ничего извращенного или анормального; в этой ситуации, ребенок, вне зависимости от того, к какому полу он на самом деле относится, является "женщиной" и объектом оплодотворения, а мать является оплодотворяющим "мужчиной". То, что это ощущение имело для Леонардо сверхличностный характер, доказывает тот факт, что в его воспоминании личностная мать была замене­на многозначительным символом-птицей.

Мы назвали это единство "уроборическим", поскольку уроборос - змей, пожирающий собственный хвост - предс­тавляет собой символ "Великий Круг", который является, одновременно, и оплодотворяющим, и оплодотворяемым, и мужским, и женским 13 Этот уроборос, изображение которого в Египте толковалось, как вселенная,14 опоясывает небо, землю, воду и звезды, то есть все элементы, как старости, так и обновления; у алхимиков он по-прежнему представля­ется символом первичного единства противоположностей. Вот почему уроборос является таким прекрасным символом раннего психического состояния, в котором сознание еще не отделено от бессознательного, со всеми вытекающими из этой ситуации решающими психическими последствиями для отношений эго и бессознательного, человека и мира.

Таким образом, даже если птица из детской фантазии Леонардо и не является грифом, она остается символом уроборической Великой Матери, с которой у нас должен ассоциироваться не только женский символизм вскармли­вающих грудей, но и мужской символизм оплодотворяющего фаллоса. Этот образ уроборической матери не есть резуль­тат ошибочного представления маленького мальчика о гениталиях своей матери, а является символом Архетипического Женского Начала, как творящего источника жизни, которое живет в подсознании каждого человеческого сущес­тва, вне зависимости от его пола.

Здесь мы должны поподробнее рассмотреть материнский архетип коршуна-грифа. Как доказал Юнг, архетипы такого рода могут возникать в снах и фантазиях современного чело­века спонтанно, то есть, вне зависимости от каких бы то ни было исторических или археологических познаний.15 У пер­вобытных людей, которые еще не понимали связи между сексом и рождением детей, женское начало (как это все еще можно увидеть в тотемизме, с его нисхождением от животно­го - к растению, от растения - к элементу) оплодотворялось надличностным мужским принципом, который являлся как дух или божество, как предок или ветер, но никогда, как конкретный личностный мужчина. В этом смысле, женщина была "автономной", то есть девственницей, не зависящей ни от какого земного мужчины. Она являлась мистическим твор­цом жизни, отцом и матерью в одном лице.

Выдающимися представительницами этого архетипа Великой Матери были Великие Богини Египта, их главный символ - гриф, за которого Фрейд "ошибочно" принял "более незначительную" птицу из фантазии Леонардо. По всей видимости, этот "промах" такого дотошного человека, как Фрейд, объясняется его повышенным вниманием к фантазии Леонардо, которая, несмотря на его личностную точку зрения и толкование, похоже, пробудила архетипический образ Великой Матери.16 В доказательство этого предположения можно заметить, что в своем исследовании, которое Фрейд, поначалу, по какой-то -странной прихоти, опубликовал анонимно, он обратился к мифологическому, архетипическо-му материалу в совершенно не свойственной ему манере. Он указал, что древнеегипетская богиня грифов Мут, идентичная богине Нехбет, зачастую изображалась в виде фаллоса.17 Андрогенная Великая Богиня-Мать, то есть, богиня, снабженная фаллосом и, иногда, бородой, является повсеместно встречающимся архетипом, символизирующим единство творческого начала в творце женского рода, - "партеногенетическую" изначальную матриархальную Богиню-Мать. Эта изначальная матриархальная психология, о важ­ности которой мы все время говорили, в Древнем Египте выражалась в убеждении, что грифы, которые все считались особями женского пола, оплодотворяются ветром.

Увенчанная белой короной богиня грифов Нехбет - глав­ная богиня Верхнего Египта - является представительницей древней матриархальной формации. Она была матерью царя и даже в более поздние времена покровительственно парила над его головой, в то время, как царственный капю­шон грифа указывал на ее древнее высокое положение. В Египте слово "мать" обозначалось иероглифом, изображав­шим грифа, который был символом богини Мут, изначальной "Великой Матери". Как пожиратель трупов, гриф был Ужас­ной Матерью, забирающей мертвых обратно внутрь себя; как "распростершая крылья" эта птица была покровительствен­ным символом неба, Богиней воспроизводства и урожая, которая создает свет, солнце, луну и звезды из своей материнской ночной тьмы. По этой причине древние греки называли богиню грифов Эйлетейей, то есть уравнивали ее с Богиней-Матерью, помогающей при родах, которая была Богиней-Матерью догреческого Крита, многогрудой Артеми­дой Малой Азии, а также Герой и Деметрой элинизийских мистерий. Богиня и представлявшая ее царица правили жизнью, плодородием, небом и землей. Египетский царь, ее сын, характерно говорил о самом себе: "Меня родила на горе Сехсе моя двойная мать, гриф с длинными волосами и большими грудями; да прижмет она мой рот к своей груди и да вовек не отнимет меня от нее".

"Никогда не отнимет": взрослый царь изображался сидящим на коленях Богини-Матери - Мут, Хатор или Изиды - и сосущим ее грудь. И этот символизм имеет решающее значение в контексте нашего исследования.

Гриф-богиня дождя типа египетской Нут, из плодоно­сящих грудей которой течет оплодотворяющая влага, дает напиться земле-мужчине, как Изида дает напиться царю Гору. Как Великая Богиня она - мужчина-женщина, одновре­менно и оплодотворяющая, и оплодотворяемая.

По этой причине богине грифов Нехбет поклонялись как "форме первичной бездны, которая породила свет"20 и назы­вали ее "отцом отцов, матерью матерей, которая существо­вала с самого начала и является создательницей мира"

На фоне этих архетипических связей, птица из фантазии Леонардо, если рассматривать ее в творческо-уроборическом единстве груди-матери и фаллоса-отца, в символичес­ком смысле является "грифом", даже если Леонардо назвал ее nibio . Ибо мы сможем понять эту птицу и ее действия только тогда, когда проникнем в символический, архетипи-ческий смысл этой фантазии. "Воспоминание" Леонардо можно называть вслед за Фрейдом "фантазией", или, вслед за другими, "сном", но все равно речь будет идти о символи­ческом действии в психической области, а не о физическом действии представителя фауны в географически определен­ной местности.

По этой причине, мы с полным основанием будем пользо­ваться термином "гриф", который Фрейд выбрал "по ошибке", поскольку благодаря этой самой "промашке" его острая интуиция проникла в самую суть вопроса, хотя он не до конца понял и истолковал его. Ибо ни одна зоологически определя­емая птица, никакой "коршун" и никакой "гриф", не являются уроборическими и не ведут себя так, как вела себя птица Леонардо. Но такое поведение вполне естественно для "грифа" как символа уроборической Матери, которая жила в душе как египтян, так и в душе Леонардо, а также и Фрейда.21