НЕобычная любовь. Дневник «подчиненной» - Морган Софи - Страница 8

• Предыдущая
• 8/67
• Следующая

Вдруг другая его рука перестала нежно гладить мое лицо. Она двинулась – на ощупь, сминая одежду, поочередно сдавливая груди, заставляя меня задыхаться, выворачивая пальцами через одежду мои соски. На секунду мои мысли застыли от неожиданности, я не знала, стоит ли пытаться сильнее оттолкнуть Адама, даже когда мое тело изогнулось от его прикосновений, помня о том, как сильно возбуждает меня грубое обращение. На мгновение я улыбнулась. Было забавно, что даже сейчас, после всего, что я испробовала, у меня до сих пор остался этот первобытный инстинкт освобождения, мой мозг протестует против правды моего тела, но каждая клетка моего существа знает: это то, чего я хочу. Умоляет об этом. Тоскует по этому. И я не могу дождаться, чтобы посмотреть, как это произойдет.

Мне не пришлось ждать долго, чтобы обрести желаемое. Неожиданно мы начали перемещаться. Адам протащил меня по коридору, продолжая крепко сжимать запястья, на мгновение остановился, чтобы определить, где спальня – точно так же я не могла выбрать, какую купить еду, – а затем открыл дверь и зашвырнул меня внутрь. Он отпустил мои запястья и сел на край кровати, а я стояла напротив, не зная, что делать дальше.

– Раздевайся!

О! Хорошо. Ну, на самом деле не «хорошо». Кто хочет оказаться быть раздетым таким образом в первый раз? Понимаю, это звучит глупо, но я вообразила, что снять сначала юбку будет менее стыдно. Я редко ношу юбки, но он упомянул, что любит чулки на резинках, поэтому я решила произвести впечатление. Прекратив возню с молнией, я, наконец, позволила юбке свалиться; шелестя, она скользнула вниз по ногам и упала на пол. Я уставилась в одну точку поверх левого плеча Адама, смущенная настолько, что не могла смотреть ему в глаза. Но все же не смогла справиться с собой, чтобы не взглянуть украдкой, не получили ли мои черные чулки одобрения. Я успела уловить проблеск в его глазах и выпуклость в штанах, прежде чем снова уставилась на стену, и знание, что ему было приятно, сделало меня смелее. Я принялась за пуговицы на кофточке.

К тому времени, как мои пальцы, неуклюжие от смеси нервозности и предвкушения, достигли низа, и я уже была готова распахнуть рубашку, мое мужество стало иссякать. Я нерешительно распахнула полы рубашки, и потом, после нескольких секунд тишины, высвободила руки из рукавов и уронила ее на пол.

Я стояла там в трусиках и лифчике. Возможно, я была одета так, как могла бы одеться на пляж, но ощущала себя гораздо менее комфортно и уверенно. У меня не было желания устанавливать с Адамом зрительный контакт, и я не представляла, что делать теперь. Ну ладно, я знала, чего он теперь от меня хочет, но была не в состоянии это сделать. Я чувствовала непреодолимую внутреннюю преграду.

Его голос заставил меня вздрогнуть.

– Белье тоже! Шевелись!

Я посмотрела на него – взгляд был обнадеживающим, несмотря на то, что руки были сложены так, что, казалось, он не допустит никаких возражений.

– Давай!

Сначала я расстегнула лифчик, освободив груди, открывая пристальному взгляду Адама свои затвердевшие соски – подтверждение того, что если сама я считала сложным возвращение к рабскому мировоззрению (разве это что-то, что вы можете искоренить?), мое тело утверждало абсолютно обратное. Я чувствовала, как горит мое лицо. Интересно, насколько красной я была? Как свекла? Как семафор? Как помидор?

Адам наклонился вперед, его голос звучал по-доброму, с состраданием, но по-прежнему непререкаемо.

– Трусы тоже. Живо! Прекрати изворачиваться. Я хочу видеть твою манду. Хотя резинки можешь оставить. Это я люблю. – Он улыбался мне. – Гадкая девчонка.

Это совсем не согнало краску с моих щек.

Медленно я подцепила пальцами резинку на трусиках и опустила их вниз к коленям, прежде чем снять полностью. Я стояла перед Адамом, голая; комната погрузилась в тишину на долгие мгновения, пока он разглядывал меня.

Смущение становилось болезненным. Я мало уделяю внимания своей внешности, здесь требуется более уверенная и спокойная женщина, чем я, чтобы не чувствовать ничего, кроме застенчивости и небольшого смущения, когда стоишь голая перед объектом своих желаний, который полностью одет и уперся в тебя взглядом.

Он переместился на кровати, стянул с себя пиджак и медленно и деловито закатал рукава.

– Повернись и стань ко мне спиной.

Я должна была почувствовать облегчение – едва ли я могла смотреть ему в лицо, пока это все происходило – но вместо этого ощутила знакомую внутреннюю борьбу, обостренную неожиданной яростью от того, как обыденно он сейчас возился с чем-то в кармане своего пиджака и даже не смотрел на меня, настолько уверенный в моем послушании, что даже не считал нужным смотреть. Я медленно повернулась, судорожно сглатывая, чтобы постараться сохранить самоконтроль и не показать, как сильно он давит на меня.

Адам слез с кровати, и неожиданно я смогла уловить запах его лосьона и почувствовать тепло его тела: он оказался сзади меня, его дыхание щекотало мне ухо. Мне удалось побороть побуждение к дрожи, но я не настолько хорошо могу контролировать свое тело. Мои руки покрылись мурашками. Теперь сердце бьется сильнее; тайна того, что случится дальше, делает меня тревожной, взвинченной, но робкой – ожидание становится таким, как перед началом поездки на американских горках. Я знаю, это особенный аттракцион, с гораздо большим количеством наготы, чем обычно, но я ему верна.

Он снова схватил меня за запястья, завернул их за спину, скрестив и удерживая так, что они покоились на моей заднице. Так же быстро, как оказался рядом, он отошел, и у меня возникло резкое желание сдвинуть руки, но хотя я и знала, что могу это сделать – и он тоже это знал – я не собиралась. Я собиралась покорно ждать в этой позе, что бы ни случилось потом.

Очень быстро мягкая веревка скользнула по рукам вверх, обвив мои обнаженные плечи. Адам затянул ее, и я не могла двинуть руками, даже если бы и захотела. Он быстро работал ловкими пальцами, обвивая веревку вокруг моих рук с интервалами, выше локтей, на предплечья, затягивая петли. Мои руки вытягивались назад еще дальше, а грудь выгибалась вперед. Адам обездвижил меня способом, который я еще не пробовала до сих пор. Это заставляло мою кровь играть. Когда он добрался до запястий, то стал туго оборачивать веревку вокруг них, еще и еще, пока я не почувствовала что-то вроде наручников, а уж это я пробовала много раз. Я проверила, насколько сильно Адам меня связал – незаметно, для себя, а не для него – и когда я осознала, насколько надежно я закреплена, то пришла в ужас от жара, который затопил мою матку. Никто не связывал меня крепче, чем он, однако мои чувства были выпущены на свободу. И от этого я стала влажной.

Послышался глухой удар – Адам отпустил конец веревки, и тот упал на пол, а он стал прохаживаться передо мной, выводя меня из задумчивости. Я потупила глаза, еще не готовая посмотреть ему в лицо, но он думал иначе. Он взял меня пальцем под подбородок и поднял его, пока я не уперлась взглядом в его глаза. Никто из нас не разговаривал. Он насмехался надо мной. Потребовался серьезный самоконтроль, чтобы подавить желание пнуть его. Я все еще фантазировала на эту тему, когда он опустился на колени. Неожиданное движение смутило меня и на секунду заставило забеспокоиться, не лягнула ли я его в действительности. Затем он подобрал веревку и пропустил ее между моими ногами. Когда он поднялся, то подмигнул мне, сильно натягивая веревку, так что она стала сильно давить. Два жгута расположились по обе стороны моей щелки, плотно сдавливая ее. Он закончил тем, что привязал конец веревки к первоначальному узлу на плечах. Это выглядело так, как будто я в дьявольской подарочной упаковке. Давление веревки между ног, эротичность, бессилие – все это давало чувство особенной дрожи в коленках, но я была полна решимости не показывать свою слабость. Я не собиралась давать ему даже намека на то, скольких усилий мне это стоит и как он доводит меня до исступления, хотя думала, что, возможно, за его улыбкой что-то последует.

• Предыдущая
• 8/67
• Следующая