Воплощенные - Бульба Наталья Владимировна - Страница 15

Я, подтянув колени к себе, сидела на широком подоконнике. Любила эту позу еще с тех пор, когда мама задерживалась в галерее допоздна, а я отказывалась ложиться спать до ее прихода. Сашка вечно бурчал, делая вид, что он старший, но тоже пристраивался где-нибудь поблизости. С книгой.

– Ты о ком? – отвлекшись от разглядывания очередного наряда, которые принесла с утра Мартиша, уточнил мой любимый брат. А то сам не догадался?!

И только подумав так, сообразила, что кандидатов-то было два, так что он имел полное право на этот вопрос.

– Эриар, конечно!

– И чего в нем хорошенького? – продолжил доводить меня эта белобрысая зараза, с которой меня угораздило вместе родиться.

Я ведь точно знала, что он говорит это лишь для того, чтобы немного меня позлить, но удержаться, чтобы не ответить, не могла.

– Ну как же! – соскочила я с подоконника. – Такой высокий, и плечи широкие, и волосы длинные, а глаза…

– Тебе не надоело? – фыркнул этот обормот и отложил один наряд в сторону. Туда, где лежала одежда, соответствующая его представлениям о том, как должна выглядеть его родная сестренка. Кучка была подозрительно небольшой. Угодить ему вообще было трудно. – Толку его обсуждать, если он теперь мамин муж.

– Наш отчим, – поправила я его, пытаясь понять, по какому принципу он отделял подходящую одежду от неподходящей. Принцип не определялся, пришлось спросить: – А чем тебе те не понравились?

Сашка хмыкнул и как-то подозрительно начал пятиться назад.

Понятно, опять развел, как пацанку!

– Значит, так! – Угрожающе нахмурив брови, я двинулась за ним. – Я на тебя рассчитываю, а ты…

Он шутливо поднял руки, словно сдаваясь, а потом очень ловко прошмыгнул между мной и кроватью, скрывшись за дверью.

Мне ничего не оставалось, как только насмешливо хмыкнуть. Я любила брата, но иногда на меня накатывало: его становилось слишком много. Тогда я внутренне начинала заводиться, пока не изгоняла его со своей территории, чтобы побыть одной.

К счастью, Сашка своевременно ощущал, когда приближался такой момент, и сам находил повод исчезнуть с моих глаз. Этот случай был несколько иным, но и тут брат раньше меня понял, что его присутствие нежелательно.

Вчерашний вечер во второй раз столкнул нас с действительностью. Вокруг не было ничего привычного, все было чужим и неизведанным. Вместо многоэтажек, в качестве вида из окна, крепостные стены. Вместо привычных звуков города, которые не затихали даже ночью, пение птиц, цоканье подков и потрескиванье поленьев в камине. Джинсы, футболки, кроссовки…

А язык… Мы начали понимать его сразу, как оказались в этом мире, да и говорить могли. Вот только он все равно был чужим, а многие слова – мертвыми. За ними не было знакомых образов.

Сашка то ли просто легче смирился с обстоятельствами, то ли посчитал, что не должен показывать своей слабости, но вел себя так, словно ничего особенного не произошло. Иногда даже казалось, что он рад тому, что находится здесь. Я же, осознав, что это не сказка, а самая настоящая жизнь, растерялась.

Огромное желание устроить истерику, чтобы меня пожалели, очень ловко пресекла Мартиша. Не знаю, что было в питье, которое она нам приготовила, но разбушевавшиеся эмоции оно успокоило.

Утром стало привычнее. Конечно, нужно было время для осмысления изменений, но хотя бы не хотелось кусаться, царапаться, крича, что хочу обратно.

Мне всегда легче думалось, когда руки были чем-нибудь заняты – научилась у мамы. И желательно чем-то тяжелым.

Перестановка мебели отменялась. Будь я даже в гневе, вряд ли сдвинула бы приземистый комод или огромную кровать, ладно еще, без балдахина. Стоило представить эту пыльную тряпку над головой…

С этим все было понятно, как и с мытьем полов. Наша самодеятельность в святилище была событием настолько исключительным, что рассматривать его как способ сбросить напряжение не приходилось.

Оставался еще один, чисто девичий: разобрать одежду, которую так ловко распотрошил мой братец. Похоже, догадывался, что именно я выберу для развлечения.

Раскрыв дверцы огромного шкафа, который скрывался в нише, я осмотрела предстоящее поле боя. Привычных плечиков не наблюдалось, лишь три ряда перекладин на разных уровнях.

Хорошо еще, я была свидетелем того, как Мартиша развешивала то, что чуть позже Сашка, самым варварским способом собрал в кучу, прежде чем сбросить на постель.

Вытащив из вороха первое, что попалось, встряхнула, расправляя. В руках оказалось верхнее платье, больше похожее на длинную прямую рубаху с широкими рукавами и разрезами до бедер. Ткань была тонкой, полупрозрачной и переливчатой, но, что мне понравилось больше всего, совершенно не мялась. Ему досталась верхняя перекладина. В тон отыскались плотные, но эластичные штанишки и короткая кофточка, которые, как сказала Мартиша, девушки этого клана носили как нижнее белье. В комплект пошел и длиннополый жилет, украшенный красивой вышивкой так же, как и платье с разрезами. Мне уже было известно, что он завершал девичий наряд, его подвязывали на талии широким поясом.

Одежда была очень удобной, не стесняла движений. Но… непривычной.

Руки машинально перебирали вещи. Мысли о мастерстве и богатом воображении рукодельниц не мешали другим, в которых я пыталась убедить себя, что ничего страшного не произошло; заставляла представить, что мы просто переехали в другую страну, где нет привычного Интернета, сотового телефона, телевизора.

Помогало это ненадолго. Память, вопреки желанию, возвращала в ту квартиру, где мы жили, к друзьям, для которых я просто взяла и исчезла, к школе.

Желание что-нибудь разбить появилось снова. Я училась хорошо, мечтала поступить в институт, стать врачом…

Слеза была одинокой, непрошеной и совершенно не ко времени. Как и братец, появление которого я заметила только потому, что он соизволил привлечь к себе мое внимание сакраментальной фразой:

– Самое главное, что мы вместе.

– Ага, – хмыкнула я, припомнив рекламу, где была и вторая часть фразы, и, не сдержавшись, всхлипнула, тут же поймав его подозрительный взгляд.

Провести Сашку было не так просто. Выглядел он слегка заторможенным, словно не от мира сего. Но уж я-то, прожив с ним почти шестнадцать лет, точно знала – это совсем не так. Он, как та птица-говорун, отличался умом и сообразительностью. И умением пустить пыль в глаза.

– Ты чего пришел? – подхватив один из нарядов, направилась я к нему. Надеюсь, выражение моего лица было достаточно зверским. Только такое могло заставить его отступить.

Не повезло. Либо мой актерский талант пал смертью храбрых, либо брат настроен решительно.

– У нас появилась собственная охрана. – Сашка пытался говорить размеренно, чтобы скрыть улыбку, но ему удавалось это с огромным трудом. Если губы он еще как-то контролировал, то подрагивающий подбородок выдавал его с головой. – Мартиша сказала, что мы можем осмотреть джейсин.

Я задумалась лишь на секунду, слово было непривычным, но я уже приблизительно представляла, что оно значит. Предложение было заманчивым. Кроме святилища, нескольких комнат, где поселили нас с братом, и широкого коридора с лестницей, я еще ничего не видела. Так что небольшая экскурсия была весьма кстати. Хотя бы для того, чтобы понять: стоит или нет горевать по тому, что я оставила.

Оглянувшись на кровать, нахмурилась. Потом тяжело вздохнула и… качнула головой.

– Мне надо закончить.

Сашка сглотнул, чтобы не засмеяться в голос, но сумел сохранить серьезный тон:

– Пока ты будешь переодеваться, – а взгляд такой, словно я в драных джинсах заявилась на последний звонок, – я разложу все по местам.

Именно этого я и добивалась. Чмокнув брата в щечку, я вытянула из оставшейся кучки подходящие под платье штанишки, подхватила брошенный Сашкой жилет, который Мартиша называла килонором, поймала полетевшие следом сапожки (они облегали ногу, как перчатки) и скрылась в маленькой комнатке.

Возвращаться я не торопилась. Покрутилась у зеркала, поохала, что пару лет тому назад вопреки мнению мамы пошла в парикмахерскую и избавилась от длинной и тяжелой косы. Пожалела я об этом уже на следующий день. Волосы имели мой же характер, так что на голове у меня всегда был творческий беспорядок.