Алый восход - Бристол Ли - Страница 46
- Предыдущая
- 46/68
- Следующая
Однако он опасался, что был с ней слишком груб. Ведь она такая нежная и хрупкая, и ей так легко причинить боль… И все же Элизабет не плакала, как другие утонченные леди, – о слезах ему доводилось слышать. И не кричала, как, впрочем, и в первый раз.
Но в следующий раз он будет с ней нежнее – во всяком случае, попытается.
Мысль о „следующем разе“ так взволновала Джеда, что на лбу его выступила испарина. Лошади передалось волнение всадника, и Джеду пришлось ее успокоить.
Но как могло случиться, что эта женщина полностью завладела его мыслями? Что произошло с ним прошедшей ночью? Ведь подобного прежде не случалось…
Прежде бывало нечто… необходимое мужчине. А потом он забывал об этой женщине. Но с Элизабет не наступало пресыщения. И он постоянно думал о ней, не забывал о ней ни на минуту.
Джед въехал во двор и осмотрелся. Однако не увидел Элизабет.
Но где же она? Должно быть, в хижине. Краем глаза он заметил ее нижние юбки, сушившиеся на веревке, и тотчас же ощутил прилив крови к лицу и шее.
Джед подошел к друзьям и спросил:
– Где Элизабет?
Дасти опустил молоток и ответил:
– Она уехала.
– Это ни на что не похоже. Впервые видел такое, – пробормотал Скунс, забивая гвоздь.
Джед нахмурился:
– Куда уехала?
Дасти мотнул головой, указывая на восток:
– Туда, где плакучие ивы. Она сказала, что пробудет там недолго.
Джед выругался и резко повернулся в седле. В следующее мгновение он уже мчался к холму.
Глава 17
Воздух Техаса казался удивительно бодрящим. Июньское солнце заливало землю своим благодатным светом, в воздухе не чувствовалось влажности, к которой Элизабет привыкла в Алабаме. И не слышно было лая собак, не громыхали колеса. Лишь тихонько шелестели травы на лугу.
У подножия холма протекал ручей, прозрачная вода которого была пронизана солнцем до самого дна. Элизабет привязала коня к одной из ив, росших у берега ручья. Луг, заросший маргаритками, оказался именно таким, каким его запомнила Элизабет, – это были ослепительно желтые цветы с черными сердечками.
Положив шляпку и перчатки на траву возле дерева, Элизабет нашла палочку с заостренным концом и принялась копать ею землю. Оторвав несколько полос влажного мха, чтобы обернуть им корни цветов, она направилась к маргариткам.
Увлеченная своим занятием, Элизабет не услышала топота копыт и увидела всадника лишь после того, как сильная мужская рука схватила ее за плечо. Но, очевидно, чудесный солнечный день подействовал на нее столь умиротворяюще, что она даже не заметила, насколько муж разгневан.
– Джед! – воскликнула она. – Я только…
– Черт возьми, что вы здесь делаете?! – проревел он. Она отпрянула и с невозмутимым видом ответила:
– Я собираю цветы. Джед спешился.
– Вы в своем уме? Кто вам разрешил уехать? Элизабет пожала плечами:
– Я не знала, что мне требуется на это разрешение.
– Требуется! – рявкнул Джед. – Да что с вами? Разве вы не знаете, что здесь нельзя ездить верхом одной?
– Ради всего святого, Джед! Я же умею ездить верхом!
– Вы ухитрились заблудиться всего в миле от дороги на Мобил. А этих мест совершенно не знаете и…
– Я знала, куда еду. Я даже отсюда вижу хижину!
– Вы представления не имеете о том, что может с вами случиться…
Элизабет досадливо поморщилась и отвернулась, взмахнув широкими юбками.
– Если я услышу еще хоть одно слово о пумах, волках и медведях, я просто начну кричать!
Она снова опустилась на колени и принялась копать землю своей палочкой – на этот раз с такой яростью, что легко могла повредить нежные корни цветов.
Какое-то время Джед молчал и смотрел на нее. Наконец сказал:
– Поедем домой. – Нет.
– Черт возьми, Элизабет, у меня нет времени.
– В таком случае прошу вас: не будем тратить его зря, – проговорила она, не глядя на мужа.
Элизабет решила, что ни в коем случае не позволит Джеду испортить такой прекрасный день и ее сладостные воспоминания о прошедшей ночи.
– Вы можете возвратиться в хижину, если хотите, а у меня еще есть здесь работа, – добавила она.
Джед не решался оставить жену одну, но, поглядывая на нее, все больше хмурился. Он ужасно испугался, увидев привязанного к дереву коня, а на траве – шляпку и перчатки… Но страх почти тотчас же сменился яростью, когда он заметил Элизабет, выкапывающую маргаритки на залитом солнечным светом лугу.
Никто и никогда не мог вызвать в нем таких приступов ярости, как эта женщина. Но гнев бесплоден. Гнев туманит голову и убивает разум, и умный человек не должен приносить свой ум в жертву гневу. Однако Элизабет ухитрялась заставить его забыть все основные правила выживания, известные ему, и оставить наедине с его чувствами, с которыми он не мог совладать.
Она даже не подняла на него глаза. Солнечный свет играл на ее волосах, лицо ее было залито нежным румянцем, а кожа казалась совершенно прозрачной. Он смотрел, как двигались ее плечи, когда она копала землю, смотрел, как натягивалась и опадала ткань ее платья, ласкавшая скрытое под ней тело… Она была прекрасна – и она доводила его до бешенства. Джеду хотелось схватить ее и усадить на лошадь. Хотелось повалить ее на траву и задрать ее юбку. Ему стоило огромных усилий удержаться от этого.
– Что вы собираетесь делать с этими сорняками? – проворчал он.
– Собираюсь посадить их вокруг дома, – ответила она вполне миролюбиво.
– Но ведь их мгновенно вытопчут.
Элизабет вытащила из земли еще один кустик маргариток и тщательно обернула их корни мхом.
– Тот, кто попытается их вытоптать, будет иметь дело со мной.
Джед невольно улыбнулся и пробормотал:
– Да, догадываюсь, что так и будет.
Элизабет взглянула через плечо и увидела обтянутые сапогами ноги Джеда. „Неужели его ноги всегда так выглядели? – подумала она. – Неужели они всегда были такими длинными и сильными?“ Она вдруг вспомнила, что видела их обнаженными, покрытыми золотистым пушком. Эти ноги прикасались к ее ногам, и казалось, от них исходил нестерпимый жар.
Джед спросил:
– Сколько еще вы намерены здесь оставаться? Пытаясь сосредоточиться на своем занятии, Элизабет ответила:
– Не знаю. Некоторое время. Здесь так чудесно…
На лугу и в самом деле было чудесно. Не слишком жаркое солнце, ярчайшие краски, небо, уходящее в бесконечность… Джед любил такие техасские дни, а теперь к прелести летнего дня добавилось присутствие Элизабет – она была в центре всего. Но сегодня Джеда ждала работа, требовавшая втрое больше времени, чем обычно, а ведь он никогда не отлынивал от работы.
Джед немного постоял рядом с женой, потом повернулся и направился к ближайшей иве. Минуту спустя Элизабет подняла на него глаза и спросила:
– Что вы делаете?
– Ломаю ивовые прутья, – ответил Джед. – Они годятся для того, чтобы плести из них корзины. А чай, настоянный на ивовых ветках, хорош при лихорадке.
Элизабет вспомнился чай, которым он поил ее в день их знакомства. Джед показался ей тогда персонажем из увлекательнейшего романа. В нем все было необычным, непривычным, сказочным… А теперь она смотрела на него и не узнавала. Его прекрасные золотистые волосы были прикрыты широкополой шляпой, рукава рубашки закатаны выше локтей, вместо мокасин на нем теперь были остроносые кожаные сапоги, а на бедрах красовался ремень, на котором висел огромный уродливый пистолет. И все это внезапно поразило ее.
Это был человек, приручивший и любивший волка, человек, которого выходили и вылечили индейцы. Он преодолевал горы и шагал через долины, заходил туда, где до него, вероятно, не ступала нога человека. И он стоял сейчас перед ней. Он ее муж. Неужели этот мужчина действительно ее муж?
Она не сознавала, что смотрит на Джеда во все глаза, смотрит с величайшим изумлением. Тут он направился к ней, и Элизабет вернулась к своему занятию, хотя давно уже потеряла интерес к маргариткам.
Через некоторое время, снова взглянув на мужа, она указала на его пистолет и спросила:
- Предыдущая
- 46/68
- Следующая