Заморская невеста - Патни Мэри Джо - Страница 33

• Предыдущая
• 33/75
• Следующая

Кайл начал заплетать ее шелковистые волосы в косу.

– Теперь я понимаю, почему китаянки так почитают это учение. А если у мужчины несколько жен и наложниц?

– Чтобы быть истинным господином в доме, мужчина должен удовлетворять всех своих женщин. Вот почему он задерживает цзин, чтобы исполнить все свои обязанности. Для этого ему приходится заниматься любовью десять раз за ночь.

Кайл присвистнул.

– И многим мужчинам такое под силу?

– Думаю, немногим, но это идеал. В книгах говорится, что при удерживании цзин мужчина добивается чрезвычайно глубокого удовлетворения, называемого «равниной наслаждения». А семя следует изливать, только когда мужчина хочет иметь детей. Это называется «пик цзин».

Очарованный наставительным тоном Трот, Кайл воскликнул:

– Удивительно! Надо будет попробовать. – если Трот права насчет «равнины наслаждения», он сможет испытать блаженство, не изливая семя. Европейские обычаи уже начинали казаться ему примитивными и непродуманными.

Трот с милой улыбкой оглянулась через плечо.

– А по-моему, такое искусство достигается неустанной практикой.

Кайл усмехнулся в ответ. Чудесная, замечательная перспектива!

Сундук с вещами Трот привезли в Уорфилд-парк за два дня до ежегодного рождественского бала, который давали хозяева поместья. Трот уже думала, что сундук потерялся в пути, но, видимо, корабль, который вез его, просто застрял в каком-то порту.

Когда посыльные уехали, Трот встала возле сундука на колени и отперла его. Вещи, напоминающие о жизни в Китае, лежали точно так, как Трот сама уложила их на складе Эллиота. С печальной улыбкой она вынула вышитый алый халат, подарок Кайла. Как она восхищалась его щедростью! Трот отложила свернутый халат в сторону, жалея о том, что Кайл никогда не увидит ее в этом роскошном наряде.

Перебирая вещи, Трот отыскала среди них десяток отцовских книг, которые она сумела сохранить. Ей было приятно расставлять книги на полке, где уже выстроилось несколько томов, взятых из библиотеки Уорфилда. Каково имущество – таков и его хозяин.

Стук в дверь возвестил прибытие Мериэл и ее горничной.

– Пора одеваться к балу, – объявила графиня. – Портниха работала всю ночь, чтобы дошить ваше платье.

Трот впустила женщин в комнату, смирившись с необходимостью наряжаться. Она предпочла бы во время бала уединиться в своей комнате и почитать, но боялась обидеть хозяев дома. Супруги Ренбурн решили, что бал – удобный повод представить Трот как свою новую родственницу. Правда, вслух об этом никто не заговаривал.

Мериэл устроилась в кресле, а горничная принялась укладывать волосы Трот в модную прическу, которая, по иронии судьбы, называлась a la Chinoise[3]: зачесанные назад и заплетенные в косу волосы сворачивали узлом, а на лоб и виски выпускали тонкие завитые пряди. На взгляд Трот, прическа ничем не напоминала китайскую, но украшенная цветами из оранжереи Мериэл, выглядела очень мило.

Затем пришла очередь нижнего белья и корсета, обязательной принадлежности бального туалета. Трот стоически перенесла процедуру затягивания шнуровки. Европейцы осуждали китайцев за перебинтовывание женских ног, но народ, который изобрел такое орудие пытки, как корсет, несомненно, заслуживал сурового наказания.

Наконец горничная подняла над головой Трот бальное платье и надела его, а затем зашнуровала сзади. Трот вспомнились долгие споры о том, из какой ткани должно быть сшито это платье.

Миссис Маркс, одна из тетушек Мериэл – точнее, дальняя родственница, – объяснила Трот правила, касающиеся траура. Похоронив мужа, леди обязана двенадцать месяцев пребывать в трауре, накладывающем отпечаток на одежду и поведение. В отличие от Китая, где траурным цветом считался белый, в Англии вдовам полагалось шесть месяцев носить глубокий траур – скромные платья черного цвета – и избегать светских развлечений. По прошествии шести месяцев разрешалось надевать платья строгих оттенков серого или лавандового цветов с почти незаметной белой отделкой.

Мериэл решила не заказывать для гостьи черные траурные платья, поскольку в Китае бытовали другие обычаи, но согласилась с миссис Маркс в том, что ради соблюдения приличий Трот должна первый раз появиться в обществе как вдова, шесть месяцев траура которой уже миновали. Портниха сшила прелестное шелковое платье изысканного цвета лаванды, выгодно подчеркивающего цвет глаз и волос Трот.

Предоставив выбрать фасон сведущей Мериэл и портнихе, Трот была ошеломлена, узрев себя в новом платье.

– В таком виде я не могу показаться людям, – ахнула она. – Это же… неприлично!

Мериэл нахмурилась.

– Неприлично?

Трот уже понемногу привыкала к тесным европейским платьям, хотя предпочитала свободную китайскую одежду. А еще она втайне порадовалась, обнаружив, что ее грудь, которая в Китае выглядела чудовищно большой, в Англии оказалась вполне пропорциональной фигуре.

Но в модном бальном платье она увидела себя впервые. Трот уставилась на щедро открытую шею в вырезе платья и на грудь, которую снизу поддерживал корсет, придавая немыслимую пышность.

– Оно облегает тело, как вторая кожа, и совсем открыто сверху!

– Вы в трауре, поэтому вырез у платья не такой большой, как полагается для бала. – Мериэл задумчиво склонила голову набок. – Значит, китайцы одеваются совсем по-другому?

– Тело женщины не должен видеть никто, кроме ее мужа. Даже шею следует закрывать. Поэтому всю женскую одежду шьют с высокими воротниками.

– Неужели вы не сумеете примириться с этим платьем? – мягко спросила графиня. – Вы выглядите прекрасно.

Трот тяжело вздохнула, с испугом заметив, что при этом вырез на груди стал еще глубже, и попыталась оценить себя здраво, не смущаясь. Платье было отлично скроено, превосходно сидело, и в нем Трот могла бы сойти за англичанку, если бы не странный разрез глаз.

А ей отчаянно хотелось быть похожей на англичанок.

– Я… попробую появиться в нем на балу, если вы хотите.

– Важно, чтобы этого хотели вы сами.

Трот прикусила губу. Все взрослые члены семейства Ренбурнов усердно поощряли ее прямо заявлять о своих желаниях, а она продолжала пренебрегать собой. Но теперь она – английская леди, виконтесса, она вправе иметь собственное мнение.

– Я… буду носить это платье – потому, что Кайл хотел бы видеть меня нарядной в кругу своих друзей и родных.

– Вот и хорошо. – Мериэл открыла обитую бархатом шкатулку для драгоценностей и вынула из нее великолепное ожерелье из пяти нитей мелкого жемчуга, соединенных между собой аметистами в золотой оправе. – Попытаемся слегка прикрыть шею.

– Какая прелесть! – Трот коснулась гладких жемчужин пальцами. – Но разве во время траура можно носить такие блестящие украшения?

Мериэл пожала плечами.

– Не все правила созданы для того, чтобы выполнять их.

– В таком случае спасибо за то, что вы одолжили мне это ожерелье.

Мериэл застегнула украшение на шее Трот.

– Жемчуга и серьги к ним ваши. Это подарок лорда Рексхэма.

– Графа? Но почему он проявил такую щедрость к почти незнакомой женщине, на которой его сын женился вопреки его воле?

Мериэл вздохнула.

– Граф тоже скорбит о сыне. Кайлу он уже ничем не может помочь, вот он и решил сделать хоть что-нибудь для вас.

Трот следовало обо всем догадаться самой. Вынув из ушей крохотные золотые сережки, она заменила их длинными, с жемчугами и аметистами.

Возможность проколоть уши и носить сережки до сих пор переполняла Трот ликованием. Из всех женских украшений она больше всего мечтала о серьгах, но, разумеется, Цзинь Кан не имел права носить их. Мочки ушей Трот еще не успели зажить, а новые сережки оказались тяжелыми и причиняли легкую боль, но Трот не замечала ее. Сегодня никто и не подумает усомниться в том, что она женщина.

• Предыдущая
• 33/75
• Следующая