Заморская невеста - Патни Мэри Джо - Страница 20

• Предыдущая
• 20/75
• Следующая

Трот коснулась ее руки.

– Я буду скучать по тебе, Лин Лин.

В глазах китаянки заблестели слезы.

– И я тоже. Только ты не сердилась, когда я дразнила тебя. – Она перевела взгляд на свои перебинтованные ножки в туфлях с вышитыми львами. – Жить так, как ты, я бы не хотела. Но иногда… я завидую твоей свободе.

Легенда гласила, что перебинтовывать женам ноги начали еще в глубокой древности, чтобы они не могли сбежать. Лин Лин гордилась своим титулом младшей жены Чэнгуа и даже не помышляла о бегстве, но ее жизнь была однообразна и со временем должна была стать еще скучнее, превратившись в рутину. Вдовам не позволялось вновь выходить замуж, а те из них, мужья у которых, как у Лин Лин, были на сорок лет старше, вдовели рано и были обречены на тоску и одиночество. Возможно, такая судьба устраивала Лин Лин, но только не Трот.

Туманное будущее перестало вызывать в ней тревогу. Вернувшись к себе, Трот умылась и открыла сундук, выбирая вещи, которые сегодня предстояло унести из дома.

Несколько дней она понемногу переносила свое имущество на склад и укладывала в крепкий, окованный медью сундук, который предоставил ей Максвелл. Первой Трот унесла отцовскую Библию, потом – материнские драгоценности и женскую одежду, которой так дорожила, вынужденная притворяться Цзинь Каном.

Сегодня она выбрала последние книги отца и изящный расписной свиток, привязала их полосой ткани к животу под туникой. Покончив со сборами, она направилась к Водным воротам, где уже ждал лодочник, чтобы доставить ее в сеттльмент. В конце сезона на складах обычно царила суета. Но через два дня они опустеют, и Трот с Максвеллом двинутся в путь.

Трот не знала, какое из двух ее чувств сильнее – страх или радостное предвкушение.

За день до отъезда из Кантона Кайл получил пачку писем, последнюю перед возвращением на родину. Письма он отложил на вечер, решив прочесть их, когда будут уложены все вещи.

В письме, написанном дрожащим отцовским почерком, сообщалось о состоянии дел в поместье, которыми Кайл должен был заняться по приезде. Письмо его сестры Люсии было жизнерадостным и полным подробностей, а внизу неуверенной ручонкой приписал наилучшие пожелания ее старший сын, достопочтенный Эдвард Джастис, гордый тем, что ему уже исполнилось пять лет.

Как всегда, письмо брата Кайл прочел последним. В детстве они были неразлучны, но отвыкли друг от друга, после того как отец послал их учиться в разные школы. Когда Кайлу исполнилось восемнадцать, между ним и братом разгорелась яростная ссора, оставившая неприятный осадок и отчуждение на долгие годы. Братья помирились незадолго до отъезда Кайла на Восток, но времени на то, чтобы возродить былую дружбу, им не хватило.

Это сделали письма. Шесть лет они поддерживали постоянную переписку. Кайл поверял бумаге слова, которые ни за что не решился бы произнести вслух, и Доминик следовал его примеру. Их разделяла половина земного шара, но Кайл чувствовал, что брат близок ему, как в детстве.

Он пробежал взглядом страницы, заполнение которых заняло несколько недель. Доминик писал путано, сбивчиво, чередуя домашние новости с ответами на вопросы из предыдущего письма Кайла. Он закончил так: "Наверное, к тому времени, как это письмо найдет тебя, ты уже будешь на пути к дому. Хотел бы я знать, сколько писем преследуют тебя по всему Востоку, передвигаясь гораздо быстрее, чем я их пишу.

Приятно знать, что ты возвращаешься домой. Рексхэм быстро слабеет и угасает. Он скучает по тебе, но не признается в этом. Предупреждаю, как только ты ступишь на порог дома, он займется устройством твоего брака. Если что-нибудь и способно поддержать в нем жизнь, так это следующее поколение наследников, твоих детей. Словом, я тебя предостерег".

Кайл усмехнулся, понимая, что брат не шутит. Граф Рексхэм скрепя сердце отпустил своего наследника из Англии, несмотря на то, что Доминик остался с ним.

Вероятно, к возвращению блудного сына граф уже припас целый список подходящих невест.

Он быстро написал ответ, хотя и знал, что может вернуться в Англию раньше, чем Доминик его получит. Затем Кайл разделся и уложил европейскую одежду в сундучок. Гэвин Эллиот возьмет его с собой в Макао, где вещи будут храниться до возвращения хозяина.

Остальное имущество Кайл уже отправил в Макао на корабле. Трот решительно запретила ему брать в Хошань что-либо европейское, исключением стал лишь карманный пистолет с запасом пуль. Путники намеревались выбирать только самые безопасные дороги, но в чужой стране могло случиться всякое.

Задув лампу, Кайл вытянулся на постели, наслаждаясь прикосновением чистой простыни к обнаженному телу. Стояла середина весны, но ночи были уже довольно жаркими. За последние годы Кайл притерпелся к тропическому климату, но все же ему не терпелось ощутить бодрящую прохладу Англии.

Его мысли вернулись к браку. Прежде необходимость обзавестись семьей не пробуждала в нем недовольства, но с тех пор, как в его жизнь вошла Констанция, он утратил былой интерес к женщинам. Кайл знал, что многие браки заключаются без любви и не распадаются благодаря доброте, взаимному уважению, одинаковому воспитанию и целям. Но когда ему снилась Констанция, он просыпался в холодном поту, отчетливо сознавая, что его брак станет ужасной ошибкой, сделает несчастными и его самого, и жену.

О женитьбе на Констанции Кайл никому не сообщал; даже Доминик знал только, что его брат лишился любовницы, которую безумно любил. С тех пор Кайлу ни разу не встречалась женщина, в которой сочетались бы доброта, великодушие и страстность Констанции, никто не смог бы понять его так, как она. Констанция умерла шесть лет назад, но Кайл знал, что будет вечно хранить память о ней.

Скорбя, он выполнял ее последнюю волю и продолжал жить. Но жить и любить – не одно и то же.

Выспавшись, на следующий день Кайл проснулся до рассвета, предвкушая путешествие. Первым делом он протер лицо, шею, ноги и руки снадобьем, от которого кожа сразу потемнела. Трот сказала, что краска смоется только через несколько недель.

Потом он облачился в одежду, принесенную ему Трот. Свободные синие штаны и туника были поношенными, скверно сшитыми из грубой ткани: Трот купила их у старьевщика. Но найти старую обувь, подходящую Кайлу по размеру, не удалось, и ей пришлось испачкать и потрепать новые башмаки, чтобы они походили на ветхие опорки странника.

Завязав на талии матерчатый пояс с зашитыми в него деньгами, Кайл одернул тунику и подошел к зеркалу. Самому себе он показался усталым пожилым человеком, ничуть не похожим на англичанина.

В комнату вошел Гэвин.

– Значит, ты все-таки решился, – мрачно подытожил он.

Кайл запер свой сундучок и протянул другу ключ.

– А ты в этом сомневался?

– Ни минуты. Счастливого пути. – Они обменялись рукопожатием.

– Увидимся в Макао через две недели, – сказал Кайл. Он уже взялся за дверную ручку, когда Гэвин многозначительно произнес:

– Постой, Максвелл. Эта поездка меня тревожит. Я долго отмахивался от неприятных мыслей, но тени моих предков, шотландских колдунов, не переставали нашептывать мне на ухо, что тебя ждут неприятности. Серьезные неприятности.

Кайл заморгал.

– А твои предки, случайно, не сказали, чего мне следует остерегаться?

Гэвин пожал плечами.

– Предчувствия всегда бывают туманными, но я не могу избавиться от мысли, что ты рискуешь жизнью. Не уезжай!

Нахмурившись, Кайл подошел к окну и устремил взгляд на Жемчужную реку, зловещую в предрассветной мгле. Гэвин не стал бы бросаться такими словами. Неужели его поездка в Хошань – всего-навсего прихоть богача?

Нет, им движет не только любопытство. Может быть, в Хошане он обретет веру или мудрость или что-нибудь, что придаст смысл его жизни. Что бы ни ждало его в храме, ради этой находки стоило рискнуть.

– Спасибо тебе за предостережение, но отказаться от своих замыслов я не могу.

Гэвин вздохнул.

– По крайней мере, будь осторожен и слушайся Цзинь Кана.

• Предыдущая
• 20/75
• Следующая