Конец лета (др. перевод) - Стил Даниэла - Страница 2
- Предыдущая
- 2/72
- Следующая
Отец вел фантастически яркую жизнь. Ей следовала и Дина, в течение какого-то времени наблюдая за всем происходящим, впитывая в себя образы ухоженных женщин, интересных мужчин, танцы в Эль Марокко, поездки в конце недели в Беверли Хиллз. Ее отец когда-то давным-давно был кинозвездой, потом автогонщиком, во время войны — пилотом, игроком, любовником. Этот человек обладал страстью к жизни, женщинам и всему связанному с полетами в небе. Он хотел, чтобы и Дина полетела тоже, чтобы она поняла, что это такое — наблюдать сверху за землей на расстоянии десяти тысяч футов, плывя в облаках и предаваясь мечтаниям. Но у нее были свои мечты, непохожие на его. Ей мечталось о тихой жизни, доме, в котором они проводили бы все время, о мачехе, которая бы не запиралась в комнате и не говорила «подожди минутку». В четырнадцать лет ей опротивел Эль-Марокко, а в пятнадцать ей надоело танцевать с друзьями отца. В шестнадцать лет ей удалось закончить школу и страшно хотелось поступить в Вассар или Смит. Отец же уверял, что там ей будет скучно. Тогда она начала рисовать на блокнотах для записей и холстах, которые брала с собой повсюду, куда они ездили. Она рисовала и на бумажных скатертях, когда они были на юге Франции, и на обратной стороне писем друзей ее отца, ибо своих друзей у нее не было. Владелец картинной галереи в Венеции сказал, что у нее неплохо получается и что, если она пробудет у них подольше, он может показать ее работы. Но не сдержал своего слова. Спустя месяц они покинули Венецию, через два месяца — Флоренцию, Рим — через шесть, Париж — через месяц, пока, наконец, не вернулись в Штаты, где отец пообещал ей настоящий дом, а возможно, и настоящую мачеху в придачу. Он встретил в Риме американскую актрису, «которую нельзя не полюбить»; он обещал все это, собирая чемодан для поездки на ее ранчо в окрестностях Лос-Анджелеса на выходные дни.
В этот раз он не приглашал Дину поехать с ним. В этот раз он хотел отправиться один. Дина осталась одна в Фэрмонте в Сан-Франциско с четырьмя сотнями долларов наличными и обещанием отца вернуться через три дня. И вот вместо этого через три часа его уже не было в живых, и Дина осталась совсем одна. Навсегда. Над ней нависла опасность возвращения в прошлое с реальной угрозой отправиться в «чудесную школу».
Но на сей раз эта угроза быстро испарилась, ибо не осталось никаких денег. Ни на «чудесную школу», ни на что-либо другое. Ни на что. Зато появилась куча долгов, которые остались неоплаченными. Она позвонила родственникам матери, от которых давно ничего не было слышно. Они приехали в гостиницу и забрали ее с собой. «Только на несколько месяцев, Дина. Ты пойми. Мы просто не можем продержать тебя дольше. Тебе нужно получить работу, а когда ты встанешь на ноги, то и найдешь, где жить». Получить работу? Какую работу? Что она умела делать? Рисовать карандашом? Писать картины? Это — мечта. Какое имело значение, что она знала почти каждую картину в галереях Уффици и Лувра, что она провела многие месяцы в музее Же-де-Пом, что она наблюдала за отцом во время забегов с быками в Памплоне, танцевала в Эль-Марокко и жила в отеле «Риц»? Кого это волновало? Никого. Через три месяца ее переселили к кузине, затем к одной из теток. «Ненадолго, ты понимаешь?» Она поняла все это теперь: и одиночество, и боль, последствия всего, что сделал ее отец. Будучи прожигателем жизни, он пожил в свое удовольствие. Только теперь она поняла, что произошло с ее матерью и почему. На какое-то время она возненавидела этого человека, которого так любила. Она осталась в полном одиночестве, всеми покинутая, беззащитная и никем не любимая.
Провидение явилось ей в виде письма из Франции, в котором сообщалось, что ее отец выиграл небольшое дело. Речь шла о сумме в шесть или семь тысяч долларов. Ей предлагалось через своего адвоката связаться с одной из французских фирм. О каком адвокате шла речь, было неясно. Она, в конце концов, обнаружила одного в телефонном справочнике, который взяла у какой-то из своих теток, а он посоветовал ей связаться с международной юридической фирмой.
Она отправилась в офис фирмы в девять утра в понедельник, надев черное платье, купленное ее отцом, когда они были во Франции. Черное платье от Диора, небольшая черная сумочка из крокодиловой кожи, привезенная отцом из Бразилии, и нитка жемчуга, доставшаяся ей в наследство от матери — все это пришлось как нельзя кстати. Хотя ей было наплевать и на Диора, и на Париж или Рио, и на все остальное. Обещанные шесть или семь тысяч долларов казались ей громадной суммой. Она хотела бросить работу и заниматься в художественной студии днем и ночью. Искусство сделает ее известной через несколько лет. А пока она могла бы в течение года жить на эту сумму.
Это было пределом ее желаний, когда она появилась в громадной конторе, отделанной деревом. Там-то она и встретила Марка Эдуарда Дьюраса в первый раз.
«Мадемуазель…» Прежде он никогда не занимался судебными делами такого рода. Его сфера деятельности включала разбирательства, связанные с законом о корпорациях, сложными международными финансовыми делами, но, когда секретарь сообщила о ее звонке, он был заинтригован. Увидев ее, хрупкую девочку-женщину с прекрасным, но испуганным лицом, он был очарован. Она двигалась с какой-то завораживающей грацией, глаза, смотревшие на него, казались бездонными. Он подвел ее к креслу на другой стороне своего стола и постарался принять серьезный вид. Но глаза его в течение всей часовой беседы сияли. Он тоже любил Уффици, он также однажды провел несколько дней в Лувре, он тоже был и в Сан-Пауло, и в Каракасе, и в Довилле. Она делилась с ним своим миром, открытым только для себя, раскрывая в него входы, которые ей казались уже закрытыми навсегда. Она поведала ему многое об отце, о своей несчастной судьбе. Его сердце разрывалось от жалости к этой хрупкой, сидящей напротив него девушке с громадными зелеными глазами. В то время ему было тридцать два года, и он вряд ли годился по возрасту ей в отцы, и его чувства, конечно, не были отцовскими. Тем не менее он взял ее под свою опеку. А через три месяца она стала его женой. Свадебная церемония была небольшой и прошла в городской мэрии; медовый месяц молодожены провели в доме его матери на Антибе, затем две недели — в Париже.
И только потом она поняла, что она сделала. Она вышла замуж не только за мужчину, но в его лице за всю страну. Таков был образ его жизни. Она должна быть безупречной, все понимающей и… молчаливой. Она должна принимать его клиентов и друзей и быть обворожительной при этом. Она должна оставаться в одиночестве во время его разъездов. И, конечно, ей придется расстаться с мечтой прославиться своим искусством. Марк не очень-то одобрял эту идею. В дни ухаживания он смотрел на это с умилением, но для замужней женщины эти занятия не могли стать карьерой. Она стала мадам Дьюрас, а для Марка это означало многое.
С годами она отказалась и от других своих желаний, но ведь у нее был Марк. Тот человек, который спас ее от полного одиночества и невзгод. Этот человек завоевал ее благодарность и сердце. Этот человек с безупречными манерами и изысканным вкусом дал ей защиту и делал дорогие подарки, например, палантин из соболя. Человек, который постоянно носил маску.
Она знала, что он любил ее, но теперь редко показывал это в отличие от прежних дней. Он объяснял: «Демонстрация чувств подобает детям».
Но и для этого пришло время. Они зачали первого ребенка менее чем через год. Как же Марк хотел этого малыша! Об этом говорило и то, что он стал снова выказывать ей свою любовь. Мальчик. Это будет мальчик. Потому что Марк так сказал. Он был в этом уверен, и Дина сама поверила в это. Она хотела только этого. Его сын. Только так и должно быть; это то единственное, что могло снова завоевать его уважение, а может быть, и его страстную любовь на всю оставшуюся жизнь. Сын. Так и было. Крохотный малышка с хрипом в легких. Священник, вызванный сразу после его рождения, окрестил его Филиппом Эдуардом. А через четыре часа ребенок скончался.
- Предыдущая
- 2/72
- Следующая
