Универсальная хрестоматия. 4 класс - Коллектив авторов - Страница 20

Жароптицево перо…» —

«Жароптицево?.. Проклятый!

И он смел такой богатый…

Погоди же ты, злодей!

Не минуешь ты плетей!..» —

«Да и то ль ещё он знает! —

Спальник тихо продолжает

Изогнувшися. — Добро!

Пусть имел бы он перо;

Да и самую Жар-птицу

Во твою, отец, светлицу,

Коль приказ изволишь дать,

Похваляется достать».

И доносчик с этим словом,

Скрючась обручем таловым,

Ко кровати подошёл,

Подал клад — и снова в пол.

Царь смотрел и дивовался,

Гладил бороду, смеялся

И скусил пера конец.

Тут, уклав его в ларец,

Закричал (от нетерпенья),

Подтвердив своё веленье

Быстрым взмахом кулака:

«Гей! позвать мне дурака!»

И посыльные дворяна

Побежали по Ивана,

Но, столкнувшись все в углу,

Растянулись на полу.

Царь тем много любовался

И до колотья смеялся.

А дворяна, усмотря,

Что смешно то для царя,

Меж собой перемигнулись

И вдругоредь растянулись.

Царь тем так доволен был,

Что их шапкой наградил.

Тут посыльные дворяна

Вновь пустились звать Ивана

И на этот уже раз

Обошлися без проказ.

Вот к конюшне прибегают,

Двери настежь отворяют

И ногами дурака

Ну толкать во все бока.

С полчаса над ним возились,

Но его не добудились.

Наконец уж рядовой

Разбудил его метлой.

«Что за челядь тут такая? —

Говорит Иван вставая. —

Как хвачу я вас бичом,

Так не станете потом

Без пути будить Ивана».

Говорят ему дворяна:

«Царь изволил приказать

Нам тебя к нему позвать». —

«Царь?.. Ну ладно! Вот сряжуся

И тотчас к нему явлюся», —

Говорит послам Иван.

Тут надел он свой кафтан,

Опояской подвязался,

Приумылся, причесался,

Кнут свой сбоку прицепил,

Словно утица поплыл.

Вот Иван к царю явился,

Поклонился, подбодрился,

Крякнул дважды и спросил:

«А пошто меня будил?»

Царь, прищурясь глазом левым,

Закричал к нему со гневом,

Приподнявшися: «Молчать!

Ты мне должен отвечать:

В силу коего указа

Скрыл от нашего ты глаза

Наше царское добро —

Жароптицево перо?

Что я — царь али боярин?

Отвечай сейчас, татарин!»

Тут Иван, махнув рукой,

Говорит царю: «Постой!

Я те шапки ровно не дал,

Как же ты о том проведал?

Что ты — ажно ты пророк?

Ну, да что, сади в острог,

Прикажи сейчас хоть в палки —

Нет пера, да и шабалки!..» —

«Отвечай же! запорю!..» —

«Я те толком говорю:

Нет пера! Да, слышь, откуда

Мне достать такое чудо?»

Царь с кровати тут вскочил

И ларец с пером открыл.

«Что? Ты смел ещё переться?

Да уж нет, не отвертеться!

Это что? А?» Тут Иван

Задрожал, как лист в буран,

Шапку выронил с испуга.

«Что, приятель, видно, туго? —

Молвил царь. — Постой-ка, брат!..» —

«Ох, помилуй, виноват!

Отпусти вину Ивану,

Я вперёд уж врать не стану».

И, закутавшись в полу,

Растянулся на полу.

«Ну, для первого случаю

Я вину тебе прощаю, —

Царь Ивану говорит. —

Я, помилуй бог, сердит!

И с сердцов иной порою

Чуб сниму и с головою.

Так вот, видишь, я каков!

Но, сказать без дальних слов,

Я узнал, что ты Жар-птицу

В нашу царскую светлицу,

Если б вздумал приказать,

Похваляешься достать.

Ну, смотри ж, не отпирайся

И достать её старайся».

Тут Иван волчком вскочил.

«Я того не говорил! —

Закричал он утираясь. —

О пере не запираюсь,

Но о птице, как ты хошь,

Ты напраслину ведёшь».

Царь, затрясши бородою:

«Что? Рядиться мне с тобою! —

Закричал он. — Но смотри!

Если ты недели в три

Не достанешь мне Жар-птицу

В нашу царскую светлицу,

То, клянуся бородой,

Ты поплатишься со мной:

На правёж — в решетку — на́ кол!

Вон, холоп!» Иван заплакал

И пошёл на сеновал,

Где конёк его лежал.

Горбунок, его почуя,

Дрягнул было плясовую;

Но, как слёзы увидал,

Сам чуть-чуть не зарыдал.

«Что, Иванушка, невесел?

Что головушку повесил? —

Говорит ему конёк,

У его вертяся ног. —

Не утайся предо мною,

Всё скажи, что за душою.

Я помочь тебе готов.

Аль, мой милый, нездоров?

Аль попался к лиходею?»

Пал Иван к коньку на шею,

Обнимал и целовал.

«Ох, беда, конёк! — сказал. —

Царь велит достать Жар-птицу

В государскую светлицу.

Что мне делать, горбунок?»

Говорит ему конёк:

«Велика беда, не спорю;

Но могу помочь я горю.

Оттого беда твоя,

Что не слушался меня:

Помнишь, ехав в град-столицу,

Ты нашёл перо Жар-птицы;

Я сказал тебе тогда:

«Не бери, Иван, — беда!

Много, много непокою

Принесёт оно с собою».

Вот теперя ты узнал,

Правду ль я тебе сказал.

Но, сказать тебе по дружбе,

Это — службишка, не служба;

Служба всё, брат, впереди.

Ты к царю теперь поди

И скажи ему открыто:

«Надо, царь, мне два корыта

Белоярова пшена

Да заморского вина.

Да вели поторопиться:

Завтра, только зазорится,

Мы отправимся в поход».

Вот Иван к царю идёт,

Говорит ему открыто:

«Надо, царь, мне два корыта

Белоярова пшена

Да заморского вина.

Да вели поторопиться:

Завтра, только зазорится,

Мы отправимся в поход».

Царь тотчас приказ даёт,

Чтоб посыльные дворяна

Всё сыскали для Ивана,

Молодцом его назвал

И «счастливый путь!» сказал.

На другой день, утром рано,

Разбудил конёк Ивана:

«Гей! Хозяин! Полно спать!

Время дело исправлять!»

Вот Иванушка поднялся,

В путь-дорожку собирался,

Взял корыта, и пшено,

И заморское вино;

Потеплее приоделся,

На коньке своём уселся,

Вынул хлеба ломоток

И поехал на восток —

Доставать тоё Жар-птицу.

Едут целую седмицу,

Напоследок, в день осьмой,

Приезжают в лес густой.

Тут сказал конёк Ивану:

«Ты увидишь здесь поляну;

На поляне той гора

Вся из чистого сребра;

Вот сюда-то до зарницы

Прилетают жа́ры-птицы

Из ручья воды испить;

Тут и будем их ловить».

И, окончив речь к Ивану,

Выбегает на поляну.

Что за поле! Зелень тут

Словно камень-изумруд;

Ветерок над нею веет,

Так вот искорки и сеет;

А по зелени цветы

Несказанной красоты.

А на той ли на поляне,

Словно вал на океане,

Возвышается гора

Вся из чистого сребра.

Солнце летними лучами

Красит всю её зарями,

В сгибах золотом бежит,

На верхах свечой горит.

Вот конёк по косогору

Поднялся на эту гору,

Версту, дру́гу пробежал,

Устоялся и сказал:

«Скоро ночь, Иван, начнётся,

И тебе стеречь придётся.

Ну, в корыто лей вино

И с вином мешай пшено.

А чтоб быть тебе закрыту,

Ты под то подлезь корыто,

Втихомолку примечай,

Да, смотри же, не зевай.

До восхода, слышь, зарницы

Прилетят сюда жар-птицы

И начнут пшено клевать

Да по-своему кричать.

Ты, которая поближе,

И схвати её, смотри же!

А поймаешь птицу-жар,

И кричи на весь базар;

Я тотчас к тебе явлюся». —

«Ну, а если обожгуся? —

Говорит коньку Иван,

Расстилая свой кафтан. —

Рукавички взять придётся:

Чай, плутовка больно жгётся».

Тут конёк из глаз исчез,

А Иван, кряхтя, подлез

Под дубовое корыто

И лежит там как убитый.

Вот полночною порой

Свет разлился над горой, —

Будто полдни наступают:

Жары-птицы налетают;

Стали бегать и кричать

И пшено с вином клевать.