Легенды грустный плен. Сборник - Бушков Александр Александрович - Страница 14
- Предыдущая
- 14/138
- Следующая
Хоса был человек тертый и видел виды. Самор был не первой его планетой и, как истинный профессионал, Хоса всегда работал в одиночку и не пользовался никакими иными транспортными средствами, кроме собственных ног. И здесь, и на других планетах, странствуя по диким местам, среди первобытных племен, он всегда чувствовал себя как дома. Главным его оружием была абсолютная уверенность в себе. Бластер он, конечно, тоже носил с собой, но в ход еще ни разу не пускал.
И вот внезапно, сейчас и здесь, в городе, построенном людьми, он всей шкурой ощутил, что этот мир ему чужой. Местное светило, меньшее по размеру, чем Солнце, но зато более яркое и белое, поднялось уже довольно высоко, но все еще было утро, и на зеленоватом небе застыли перламутровые прожилки перистых облаков, и густые, черные тени ложились на асфалитовые плиты от маленьких молчащих фигурок с потупленными взорами. Кроме него самого, вокруг не видно было ни одного землянина.
Эцера Хоса шел быстрым шагом, почти бежал. Замедлил ход, лишь выйдя на площадь, бывшую когда-то центром поселка. Теперь уже историческим центром. Здесь, слава богу, ничего не изменилось. И трехэтажное здание «гранд»-отеля, бывшее еще два года назад самым высоким в поселке (не считая, конечно, башен космопорта и управления), и стилизованный под «Дикий Запад» салун «Джо Барликорн», и лавки туземных сувениров, и стереовизион «Галакси» — все было на месте. Тут веяло милым сердцу патриархальным духом, и следа которого не чувствовалось среди бетонных коробок. И туземцев здесь не было. Впрочем, здесь вообще никого не было. Только ветер гонял по обширному пространству, залитому стерильным белым Светом, многочисленные пыльные смерчики.
Эцера остановился, обвел взглядом площадь, глубоко вздохнул. Он стоял, понурив голову, засунув руки в карманы куртки. Он размышлял.
«…Неужели я? — думал он, не видя ничего вокруг себя. — Скверно… если так… не может быть — Блок селекции… К черту, через два дня меня здесь не будет… Забуриться в номер и носа не высовывать… пересидеть… выпить бы…»
Он не видел, как из-за ближайшего угла вынырнула сутулящаяся фигурка в сером сюртуке с поднятым воротником. Туземец, не поднимая головы и зябко, по-старчески ежась, пересекал площадь. Как и Хоса, он был погружен в какие-то свои думы, и траектория его движения с неумолимостью случая упиралась прямо в живот задумавшегося этнографа.
Столкновение на долю мига породнило аборигена и землянина, сделав соучастниками общего на двоих переживания. Оба в испуге отпрянули, их глаза встретились. Хоса с изумлением смотрел, как в агатовых глазах туземца выражение естественного в таких случаях легкого испуга сменяется выражением смертельного ужаса. Глаза аборигена были огромные, с вертикальными зрачками, без белков, покрытые рубиновой сеткой кровеносных сосудов. Лицо серое, старое, морщинистое, ужасающееся. Оно показалось Хосе знакомым, но вспомнить, где он его видел, не удавалось. Да и не удивительно — он этих туземцев за полтора года столько перевидал!.. Он проводил взглядом убегающего прочь старика, пожал плечами и направился к отелю.
Поднимаясь на второй этаж по широкой псевдомраморной лестнице, устланной циновкой-дорожкой туземной работы, он случайно обернулся и увидел, что туземец-портье смотрит на него странным взглядом. Впрочем, он тотчас же отвел глаза. И это лицо показалось Хосе знакомым, но полной уверенности не было.
Малигэн и Манзарек столкнулись под вечер на площади перед отелем.
Рассеянно спросил Малигэн Манзарека: «Ну как?» — рассеянно спросил Манзарек Малигэна.
Оба выглядели озабоченными.
Секунду они фокусировали друг на друге взгляды, отделываясь от каких-то своих мыслей и убеждаясь в достоверности встречи. И снова синхронно: спросил Малигэн Манзарека: «Ты о чем?» — спросил Манзарек Малигэна.
Первым все же ответил Манзарек:
— Я о камере. Достал?
— Нет, — сказал Крис Малигэн. — У наших нет, а этнограф отказал, хотя я ему гарантировал бережное обращение. Вот можешь ты это объяснить? Кажется, ничего страшного я у него не просил, а видел бы ты, как он взвился! Будто я его на инцест подбиваю или в компрачикосы вербую… А у тебя как дела?
— Ничего. Походил по городу, изучил обстановку. Даже в городской столовке пообедал. Слушай, это везде так кормят?
— Так ведь повсюду туземцы поварами! Свои блюда они почему-то не готовят, а наши как следует не могут. Одно время хоть продукты натуральные были, рыбой, например, спасались. Дали туземцам снасти, обучили, как ими пользоваться… Ну, а тут химкомбинат пустили — рыба в реке и подохла. Теперь весь город на синтетике сидит. Единственное место, где прилично поесть можно, это в баре, в башне администрации. Все наши туда ходят. Ты, кстати, где остановился?
— Здесь, в отеле.
— Брось! Перебирайся в башню! Там полно освободившихся квартир. Ближе будет и удобнее. Вот прямо сейчас бери шмотки — и потопали!
— Ладно, уговорил. Только как же все-таки с камерой? Хоса этот, видно, тоже здесь, в отеле, живет?
— Ну да.
— В каком номере?
— Когда я ему звонил, жил в восемнадцатом, на втором этаже. Если никуда не перебрался, значит, там.
— Попробую-ка я теперь с ним поговорить. Ты подожди, я быстро.
Ждать Малигэну пришлось и вправду недолго. Минут через пять-десять Камил Манзарек выскочил из аляповато-роскошного портала отеля. На плече у него висела обширная дорожная сумка, а в руках была видеокамера.
— Ну ты молодец! — восхитился Кристофер Малигэн. — Уговорил-таки! Сильно он сопротивлялся?
— В общем, нет, — как-то невнятно ответил Манзарек. Он ерзал плечом, поправляя ремень сумки, и на Малигэна не смотрел.
— Идем, — сказал он.
Они прошли по пустынной плошали в тесную улицу, ведущую кратчайшим путем к космопорту. Манзарек делился впечатлениями.
— …честно говоря, — рассказывал он, — не понравилась мне атмосфера в вашем поселке. Ходил я по всем этим вашим прачечным и химкомбинатам — такая тоска… Все серые, все молчат, никто глаз не поднимает… Как представлю, что придется еще и завтра ходить и снимать их…
— А на кой черт нам снимать прачечные? Этим никого не удивишь. Нам желательно отобразить приобщение к самым передовым достижениям цивилизации. Будешь в космопорте ролик делать.
— А там много туземцев работает?
— Много! Да все сервисные службы на них только и держатся. И в порту, и на каботажнике. Так что все в порядке…
Они шли узкой темной улицей, по сторонам тянулись глухие бетонные стены ангаров и пакгаузов, садящееся солнце освещало только верхушки зданий, и на темном небе появились уже самые яркие звезды.
Они не сразу заметили впереди себя группу туземцев, а когда заметили, сначала не сообразили, что «представители автохтонного населения» пьяны вдребезги.
Маленькие фигурки загородили людям дорогу и вели себя вызывающе. Глаза их раскаленными угольками мерцали в полумраке, они сжимали кулаки, и Манзарек впервые убедился, что аборигены отнюдь не превратились в бессловесных тварей.
— Факала тумарху! — слышалось в вечернем воздухе. — Пурлый пелеста роска! Фулин телмаха заргдин!!!
Манзареку не нужен был церебропереводчик, чтобы понять, что слышит он вовсе не благодарственный гимн Звездному Джиффе.
— Пьяны вдрызг… — уныло констатировал Малигэн, извлекая из нагрудного кармана плоскую коробочку и нажимая кнопку вызова. — Вот тебе, друг Манзарек, наглядный пример трудностей, с которыми мы сталкиваемся в нашей работе…
Туземцы заводились все больше, пока один из них не глянул вверх и не выкрикнул что-то предостерегающее. Сверху бесшумно спускался черный параллелепипед полицейского антигравитационного модуля… Все бросились врассыпную, но было уже поздно. Из севшего АГ-модуля выскочила группа полицейских, вооруженных дубинками и одетых в обтягивающие мундирчики со множеством блестящих металлических пуговиц, значков, блях и жетонов. Посыпались удары дубинок, послышались вопли. Вскоре все было кончено. Пьяных туземцев забрали в задний отсек АГМ, полицейские заняли места в своем, герметические дверцы захлопнулись, и черный кирпич взмыл ввысь, к звездам. Только не к звездам летел он, а, описав дугу, скрылся за темной массой ангара, направляясь в сторону местной кутузки. Никаких окошек на бортах АГМ не было, и от этого он производил такое же впечатление глухой безнадеги, как и бетонные стены окружающих пакгаузов…
- Предыдущая
- 14/138
- Следующая
