Город моей любви - Янг Саманта - Страница 6

• Предыдущая
• 6/83
• Следующая

Я кивнула и одарила его улыбкой, прежде чем поспешно привести себя в порядок и уйти. Я еще ни разу не оставалась с Малкольмом на всю ночь – уезжала после секса, полагая, что он этого хочет, и думала, его это радует. А поскольку он ни разу не попросил меня остаться, считала, что угадала правильно.

К тому времени, как я была готова ехать, Малкольм уже заснул. Я смотрела на его крепкое обнаженное тело, разметавшееся по кровати, и молилась, чтобы эти отношения у меня удались, затем вызвала такси и, когда они дважды позвонили мне на мобильный, сообщая, что приехали, тихо ушла, стараясь не обращать внимания на охватившее меня беспокойство.

Почти год назад я перевезла свою семью из большой квартиры на Лейт-уок в меньшую, далеко от главных улиц, на Лондон-роуд – точнее, даже на Нижнюю Лондон-роуд. Это вдвое удлинило мне дорогу до работы: почти каждый день приходилось ехать в город на автобусе, а не идти пешком. И все же это того стоило, по крайней мере, мы выиграли в арендной плате. Мама сняла нашу квартиру на Лейт-уок, когда мне было четырнадцать, но вскоре все заботы об оплате перешли на меня и сейчас оставались там же. Когда мы только въехали в новую квартиру, она пребывала в довольно жалком состоянии, однако мне удалось выжать из хозяина разрешение отремонтировать ее за мой счет. Хоть что-то я на свои скромные деньги могла сделать.

Меньше чем через десять минут после моего ухода от Малкольма водитель такси высадил меня у дома, и я вошла в подъезд, уже на цыпочках, чтобы не стучали каблуки. На узкой винтовой лестнице было так темно, что я даже не могла разглядеть сырую, покрытую граффити бетонную стену. Я уже давно к этому привыкла: наша прежняя была такой же. В лестничном пространстве слышно все, и поскольку я знала, как неприятно просыпаться из-за пьяных соседей, их громыхающих каблуков и алкогольного веселья, то старалась не производить никакого шума, поднимаясь к себе на четвертый этаж.

Я тихонько прокралась в темную квартиру и осторожно сняла туфли, потом прошла на цыпочках по коридору – сначала к комнате Коула. Приоткрыв дверь, я разглядела в тусклом свете, льющемся из-за занавесок, что он почти до макушки укрыт одеялом. Всегдашняя моя тревога за брата немного ослабла, когда я своими глазами увидела, что он цел и невредим, но это чувство никогда, никогда не исчезало полностью – частично потому, что родители никогда, никогда не перестают тревожиться за своих детей, а частично из-за женщины, спавшей в комнате напротив.

Я проскользнула в спальню мамы и нашла ее растянувшейся поперек кровати. Простыни сбились вокруг ног, ночная рубашка задралась, так что виднелось розовое хлопковое белье. Я только порадовалась, что она хотя бы в белье. Несмотря ни на что, я не могла оставить маму замерзать и, укрыв ее одеялом, заметила пустую бутылку возле кровати. Тихонько забрав ее, я вышла из комнаты и направилась на нашу маленькую кухню, где поставила к остальным и отметила, что уже пора относить ящик вниз, к мусорному баку.

С минуту я смотрела на ящик, чувствуя себя невероятно уставшей, и усталость превращалась в ненависть к бутылке и проблемам, которые она порождала в нашей семье. Как только стало ясно, что маму больше не интересует ничто другое, в том числе власть в собственном доме, я перехватила бразды правления.

Теперь я вносила плату за нашу четырехкомнатную квартиру каждый месяц, вовремя. Я довольно прилично откладывала, работала много часов, и, самое главное, мама не могла добраться до моих денег. Впрочем, такой проблемы никогда не возникало. Одно время деньги были постоянной заботой, порой даже накормить и одеть Коула становилось нелегко. Я обещала себе, что мы никогда не вернемся к этому. Так что, хотя в банке и лежали деньги, я понимала, что надолго их не хватит.

Я старалась стереть большую часть нашей прошлой жизни. Когда я росла, дядя Мик – маляр и декоратор – часто брал меня с собой на работу, которую делал для друзей и семьи. Я работала вместе с ним до самого его отъезда в Америку. Дядя Мик учил меня всему, что знал, и я обожала каждую минуту этой учебы. Было что-то умиротворяющее в преображении пространства, что-то целительное. С тех пор я то и дело искала, где бы что купить подешевле, и делала косметический ремонт в квартире – именно так я поступила, когда мы переехали на новую. Всего пару месяцев назад я оклеила главную стену в гостиной этакими дерзкими шоколадными обоями с большими бирюзовыми цветами. Остальные три стены выкрасила в кремовый и купила шоколадно-бирюзовые диванные подушки для старого дивана, обтянутого кремовой кожей. И пусть даже в конечном итоге финансового выигрыша не получилось, но первым делом, когда мы въехали, я отциклевала паркет и восстановила его во всем былом великолепии. Это стало самой большой тратой, и все же ощущение гордости за свой дом, каким бы временным он ни был, того стоило. Несмотря на недостаток средств на ремонт остальной части, квартира выглядела современной и ухоженной. В такую Коулу не стыдно было бы привести друзей… Если бы не наша мама.

Бо?льшую часть времени мне удавалось справляться с ситуацией, в которой нам с Коулом приходилось жить.

Сегодня же я разнервничалась, чувствуя себя как никогда далекой от мира и безопасности, которые жаждала найти. Возможно, именно усталость заставила мою кровь кипеть от негодования.

Решив, что пора бы и поспать, я тихонько прошла в конец коридора, игнорируя пьяный храп из маминой спальни, и молча закрыла за собой дверь, оставив мир снаружи. У меня была самая маленькая комната в квартире. Внутри помещалась односпальная кровать, шкаф – большая часть моей одежды, включая кучу для e-Bay, делила место с одеждой Коула в шкафу его комнаты – и пара забитых под завязку книжных стеллажей.

В моей коллекции встречались и романы о сверхъестественном, и научно-популярные исторические книги. Я читала все, абсолютно все, любила переноситься куда-нибудь, пусть даже назад во времени.

Выбравшись из платья от «Дольче и Габбана», я положила его в сумку для химчистки. Только время покажет, останется оно со мной или нет. В квартире было холодно, так что я поспешно натянула теплую пижаму и нырнула под одеяло.

Думала, что после такого долгого дня засну мгновенно. Но не тут-то было.

Я обнаружила, что таращусь в потолок, снова и снова прокручивая в голове слова Кэма. Мне-то казалось, я уже привыкла к людям, считающим меня никчемной, но его отношение почему-то ранило не хуже ножа. Однако винить, кроме себя, было некого.

Я сама выбрала этот путь.

Повернувшись на бок, я натянула одеяло до подбородка.

Я не считала себя несчастной. Но также не знала, счастлива ли.

Я решила, что это неважно, если в результате будет счастлив Коул. Наша мама оказалась никудышной матерью – и четырнадцать лет назад я дала себе слово присмотреть за своим маленьким братиком. Если он вырастет уверенным в себе, с чувством собственного достоинства и у меня будет возможность дать ему все то, с чем хорошо начинать жизнь, – больше мне ничего не надо.

Посмотрев на счет за электричество и расстроившись, я решила взглянуть на него еще разок попозже, когда буду не такой усталой. Пару часов сна я все-таки урвала перед тем, как встать утром к Коулу. Я всегда делала так, потому что любила провожать его в школу. Вернувшись домой, я провела день за уборкой квартиры, потом довольно долго будила маму, чтобы помочь ей умыться и одеться, и, оставив ее смотреть какое-то идиотское ток-шоу, пошла за продуктами.

Я снова украдкой взглянула на счет. Вряд ли я смогу в нем разобраться. Никогда ничего не понимала в тарифах. Но как бы они ни рассчитывались, я теперь выбьюсь из бюджета.

– Гребаные кровососы, – прошипела я, бросая счет на кофейный столик и старательно игнорируя ошарашенный взгляд Коула, все еще одетого в школьную форму.

Как только он вырос достаточно, чтобы повторять за мной, при нем я не распускала язык. Ненавижу так прокалываться.

• Предыдущая
• 6/83
• Следующая