В глубине Великого Кристалла. Том 2 - Крапивин Владислав Петрович - Страница 22

• Предыдущая
• 22/194
• Следующая

— Почему ты не возьмешь патент на эту штуку? — теребил Валентин Сашку. — Это же переворот в мире мультипликации!

— Подождем. Неизвестно еще, что получится на большом экране… Да и вообще надо посмотреть…

— Что еще смотреть?

— Как наша голубушка поведет себя дальше…

Фильм был готов примерно на треть, когда случилось необъяснимое. Запланированный эпизод (очередной разговор Маленького Рыбака и рыбки Золотинки) не остановился, где полагалось. Уже без всякой заложенной программы Рыбак и Золотинка продолжали на берегу беседу, причем была она “не по делу”…

— Ты не бойся, — говорила рыбка. — Я ведь не боюсь. Это неправду говорят, что умирают один раз… Это не так…

— А что хорошего, если много раз? — печально и настороженно спрашивал мальчик.

— А это не хорошо и не плохо, это просто один из законов Великого Кристалла, который вечен… Но про такие законы я расскажу в другой раз, Князь. А пока делай, как я говорю. Носи меня всегда с собой. И помни: золотая рыбка может выполнить лишь одно-единственное желание…

Что за чушь?..

Валентин торопливо отмотал назад пленку, чтобы повторить эпизод. И опять пошел странный разговор между мальчишкой и рыбкой. Но уже не совсем такой, как в первый раз. Порой — с иными словами, иными жестами… А потом вдруг Маленький Рыбак оглянулся — прямо на Валентина. И вздрогнул — будто испугался, что подслушивают. И все погасло, полетел предохранитель. И больше увидеть эту сцену не удалось. Она оказалась начисто стерта вместе с окончанием предыдущего эпизода.

Валентин рассказал о случившемся Сашке.

— Мудрит красавица, — заметил тот. — Этого я и опасался.

— Ну… а что плохого, если мудрит? Даже интересно.

— Интересно, конечно, да только… непонятно. Принципы непонятны. Не люблю я, когда мои детища лезут за разрешенные параметры… Слушай, а может, это сам твой Рыбак такой непослушный? Или обстоятельства его жизни нам не подвластны? А наша голубушка эти обстоятельства только отражает?

— Ну тебя… — Валентину даже зябко сделалось. — Я впечатлительный и с детства не люблю сказки про привидения…

— Тут не привидения. На них компьютеры, даже весьма одушевленные, не реагируют… Ладно, поглядим…

А через несколько дней, поздно вечером, покопавшись в потрохах машины, Сашка позвал Валентина:

— Погляди, что она выдает…

“Выдавала” машина то, что и намека не было в сценарии. Под сизыми облаками зеленела бугристая степь. Маленький Рыбак в красном плаще и княжеской шапке шел через траву. Остановился, посмотрел на две стороны. Слева мчалась на него конная лава. Справа тоже катился вал всадников со склоненными копьями. Мальчик сжал губы и сдернул шапку. Поднял ее во вскинутой руке — таким сигналом пытаются остановить мчащийся поезд. Но две конные армии в нарастающих криках и громе копыт мчались друг на друга, готовые смять и себя, и — между делом — вставшего на пути мальчика… Валентин увидел крупно мальчишкино лицо — не нарисованное, живое — со сжатым ртом, со страхом и, главное, с нестерпимой, жгучей обидой в глазах…

Так это было страшно и горько, что Валентин даванул клавишу “стоп”. Фильм замигал, мелькнула чья-то крупная, словно останавливающая движение ладонь, и… лента побежала назад. Может быть, Валентин спутал клавиши и пустил обратную перемотку?.. Он отупело просмотрел до конца (вернее, до начала), как бегут задом наперед уже знакомые кадры. Мелькнуло наконец название, ровно и пусто засветился, стал плоским экран. Валентин оторвался от окуляра. Машинально глянул на счетчик пленки, ожидая увидеть на шкале ноль. Но пленка была смотана вперед. Словно машина, испугавшись своего, ею самой придуманного сценария, решила продолжить фильм обратным бегом времени. Все вернулось к исходному моменту, когда мальчик ловит в бочке солнечную рыбку…

Сашка сказал, что все это ему ох как не нравится. И распотрошил свое изобретение. Что-то переделал. Увеличил, кстати, экран и вернул Валентину стекло от трубы… С той поры машина сделалась послушной. Но “Сказку о рыбаке” Валентин ей почти не доверял. Начав фильм почти заново, он теперь весь его делал вручную… А на машину поглядывал с опаской и виноватостью, словно они вдвоем потревожили что-то неведомое и чуть не погубили маленького Князя… Впрочем, скоро стало не до машины, не до фильма…

Конечно, сейчас, у костра, Валентин рассказывал эту историю не так. Без копаний в своих страхах и сомнениях. Просто поведал, как придумывал про встреченного в Ручейковом проезде мальчика сказку, и эту сказку изложил ребятам, приделав к ней благополучный конец, а потом рассказал случай с капризной машиной. Как она вдруг решила перестроить сценарий по-своему, чуть не натворила в сказке беды, испугалась и пустила фильм обратно, от греха подальше…

— О чем это говорит? — закончил он. — О том, что нельзя позволять компьютерам соваться в искусство. А то в последнее время слишком уж много разговоров пошло: “Компьютер рисует, музыку пишет, стихи сочиняет получше некоторых поэтов…” Они, пожалуй, насочиняют, дай им только волю…

На самом деле все было, конечно, не так просто. И Валентин, и Сашка подозревали тогда, что настоящим концом сказки был не счастливый, а тот, что хотела показать машина. Не успела. Или передумала. Пустила время вспять…

В те дни, когда размышляли об этом, Валентин с горьким юмором (а может, и без юмора) спросил у Сашки: не может ли машина и человека перемотать на несколько лет назад? Если человек сделал в жизни глупость и теперь это грызет его, а изменить сделанное нельзя…

Уж во второй-то раз Валентин в злополучный день вербовки разговаривал бы с Артуром и Данилычем совсем иначе…

— Человек — не кино, — понимающе сказал Сашка. — Да и к тому же где гарантия, что при повторении ситуации человек не наделал бы еще больших глупостей?

На том и кончился разговор…

Да, не расскажешь никому о своих терзаниях. Это не сказка у костра…

Ребята потихоньку зевали. Сучья в костер подбрасывали не так часто, и он делался меньше, словно тоже поддавался сонливости. Зато поднялась над черными деревьями луна и набирала теперь силу. Это был большой белый шар с пятнами. Он казался тяжелым, словно был налит светящейся ртутью. Странная была луна, нездешняя какая-то. И при таком ее свете вполне могли появиться звездные пришельцы. Или случиться еще что-то загадочное.

Наверно, об этом подумал не один Валентин. Потому что все разом уловили в отдалении легкие шаги. Все одинаково вздрогнули, придвинулись к Валентину (даже Ласьен с компанией) и перестали дышать. А через секунду Гошка Понарошку спросил шепотом:

— Это они, да?

Это были не они. Вышел к огню незнакомый мальчик.

Судя по внешности, это был городской мальчишка — наверно, житель одной из ближних дач. Лет двенадцати или тринадцати. В белой майке с синим парусным кораблем и надписью “Fregatte” на груди, в помятых шортах со множеством блестящих заклепок на поясе и карманах (они сверкнули при огне), в сандалиях-плетенках на босу ногу. Будто ненадолго вышел из дома погулять. Ноги были в порезах от осоки, светлые, стриженные “по ушам” волосы растрепаны, в них запутались травинки и листики. Но смотрел мальчик спокойно, словно зашел на двор к знакомым.

Оказавшись на свету, мальчик неторопливо проговорил:

— Здравствуйте… — У него был заметный (похожий на прибалтийский, но помягче) акцент.

Ребята зашевелились, кто-то бормотнул “привет”, и все почему-то вопросительно уставились на Валентина.

Валентин сказал:

— Здравствуй. Как ты здесь оказался?

Мальчик слегка сдвинул брови: или что-то вспомнил, или обдумывал. И ответил наконец:

— Признаться, я и сам пока отчетливо не представляю…

Кто-то хихикнул. Сенчик передразнил вполголоса мальчишкин акцент. Шамиль потянулся, чтобы дать насмешнику по шее.

Гошка спросил:

• Предыдущая
• 22/194
• Следующая