В глубине Великого Кристалла. Том 1 - Крапивин Владислав Петрович - Страница 9
- Предыдущая
- 9/196
- Следующая
— Можно я возьму это для Вьюшки? — попросил Галька. Он держал за палочку прозрачного малинового клоуна.
— Заверни в бумажную салфетку…"
— А кто эта Вьюшка? — спросил мальчик у Пассажира.
— Сестра. Помнишь, я говорил?
— Помню. А сколько ей лет… было?
— Около семи… Звали ее вообще-то довольно громоздко, по обычаю того времени: Анна-Мария-Лотта. Но Галька прозвал Вьюшкой. Она была черная, как заслонка в печной трубе. И вертлявая, как рыбка-вьюн… Ну что, читать дальше?
— Ага… — тихо сказал мальчик.
"На улице Кофельнагель веско проговорил:
— Все-таки мадам Валентина — ведьма.
— Деревяшка ты, Нагель, — возразил Вафля. — С ней дружит сам пастор Брюкк. Стал бы он знаться с нечистой силой?
— Дружит!.. Он небось не видел, как песок вверх течет.
— А это просто фокус, — не сдался рассудительный Вафля. — Ты колбочку в руке держал, там воздух нагрелся и стал выталкивать песок вверх. Физическое явление.
— Сам ты явление. Возьми в аптеке у папаши такие часы и попробуй этот фокус повторить! Физик…
— Да ладно вам, — поежился Хансен. — Я вот вспоминаю, как у рыцаря рука грохнула. Жуть.
— Там просто крючок сорвался, — сказал Жук. — Я видел…
Лотик облизал губы и спросил:
— А скелет в рыцаре по правде настоящий, вы как думаете?
— Иди проверь, — сказал Кофельнагель. — Небось тогда уже не леденцами штаны перепачкаешь.
— А давайте в рыцарей поиграем! — подскочил Жук. — Давайте в турнир на поляне у Круглой башни!
— Давайте! — обрадовался Лотик.
— А головастиков не берут в рыцари, — сказал Кофельнагель.
— Ну что ты к нему вяжешься, — заступился Галька. — Он будет судья.
— Да, я буду епископ Реттерхальмский! Буду награждать победителей медалями!
— А где медали-то? — заметил Вафля. — Надо сделать…
Медали делались из медных монеток. Монетки клали на рельсы и ждали, когда протарахтит трамвай. Вагоны были не такие тяжелые, как в наше время, — вместо стен и крыши витые столбики и парусиновый навес с бахромой, рост пониже, колеса поменьше, — но все-таки они раскатывали денежки в тонкие лепешки. Потом в медных «блинчиках» пробивались отверстия, делались петельки для булавок. Если завоевал победу — прицепляй медаль на голландку и гордись. Правда, гордиться можно было только подальше от родительских и учительских глаз. Взрослые считали, что грешно портить для игры даже самые мелкие деньги. Да и соваться на рельсы считалось опасным делом. Вагоновожатый Брукман не раз грозил оторвать уши тем, кто раскладывал на трамвайном полотне монетки…
— Ну что, накатаем медалек? — Неугомонный Жук подкинул на ладони два медных гроша.
Все зашарили по карманам. У каждого нашлись одна-две медяшки. Кроме Лотика.
— А Брукман сейчас не ездит, обедает, — сказал Лотик. — Видите, ровно два часа.
Они шли мимо фонтана с солнечными часами. Тонкая тень пересекала мозаичный циферблат как раз на римской двойке. Галька присвистнул:
— Вот это да! Мы в половине второго только лодку взяли. Купались, у мадам Валентины сидели — и все за полчаса!
— Это фокусы мадам Валентины, — хмыкнул Кофельнагель.
Было известно, что Брукман раньше трех часов из депо не выедет. Поэтому решили пока сыграть в перевертыши…"
— Знаешь, что такое «перевертыши»? — Пассажир глянул из-за очков.
— Не-а…
— Сейчас ребята не играют на деньги?
— Ну… бывает. В Лисьих Норах большие парни в карты дулись…
— «Перевертыши» — это не в карты. Монетки кладут столбиком и бьют круглым камушком. Кто какую перевернет — забирает…
— А! Это как в чику!
— Вот именно… Такую они и затеяли игру. У замковой стены, за кустами, чтобы не видели посторонние…
"Обычно Гальке везло, рука у него была меткая. Но в этот раз все медяки выиграл Кофельнагель. Потом он великодушно вернул каждому по денежке. На медаль. Только Лотику не дал. И Гальке. Сказал:
— У тебя же есть «десять колосков».
— Так что же, на рельсы ее? Ты спятил?
— А давай я разменяю ее на десять грошиков! И еще сыграем! Может, отыграешься…
Он хитрый был, Кофельнагель. Знал, как разжигает человека обидный проигрыш. Но Галька сперва ответил:
— Иди-ка ты… — И покосился на Лотика. А тот губы надул и в сторону глядит: поступай, мол, как знаешь, твоя монетка.
Кофельнагель сказал:
— Боишься.
— Я?! Да если хочешь знать, я мог бы тебя в два счета обставить! Просто у меня сперва рука подвернулась, а после…
— Ты не хвастайся, а разменяй да играй! И десять грошиков твои будут, и «колоски» отыграешь! С портретом «Хранителя». Ха-ха…
Галька опять посмотрел на Лотика. Виновато. И пообещал:
— Не бойся, я точно отыграю. Пусть Нагель не задается.
— Мне-то что, — отозвался Лотик. И отвернулся.
И конечно, Галька проиграл. Все десять медяков за пять минут. И так ему тошно стало! И монетку жаль, и перед Лотиком стыдно. Хоть и головастик, а все равно… Галька пробормотал:
— Да ладно, завтра обязательно отыграю, ты не беспокойся.
— Мне-то что… — прошептал Лотик.
Кофельнагель, улыбаясь, дал Гальке грошик:
— Не горюй. Возьми на медаль.
Галька взял. Просто чтобы не подумали, будто он очень переживает.
И все пошли на Трамвайную площадку. Так назывался перекресток, где рельсы отворачивали от основной колеи и уходили в туннель, вырытый в крутом уступе (там, за чугунными воротами, было трамвайное депо). Место, чтобы катать медали, самое удобное. Трамвай из ворот выезжает без пассажиров, и никто не заметит мальчишек, притаившихся в зарослях дрока. Брукман смотрит только вперед. Он, если и разглядит на пути денежки, тормозить не станет: линия от депо идет под уклон.
Мальчишки разложили на теплых рельсах монетки. И тут Галька увидел… ну, вы догадались! Коварный Кофельнагель положил серебристую денежку. С портретом мальчика-трубача!
— Ты что делаешь, Нагель! — крикнул Галька. И кулаки сжал.
— А что? Моя денежка, что хочу, то и делаю.
— Ты не имеешь права! Я ее еще отыграю! Завтра!
— Ха! Я разве обязан ждать?
— Но она же редкая! Она из Свободного города!
— Ну и хорошо! Значит, медаль будет редкая! Ха! Рыцарская медаль «Свободного города»! Может, ты ее и заслужишь.
Галька хотел ногой сбросить монетку с рельса.
— Э, нечестно, — сказал круглый Хансен.
И Галька сник. Мальчишечьи законы были незыблемые: проиграл — не хнычь, а кто выиграл — хозяин.
— Конечно, Нагель поступает как скотина, — заметил Вафля. — Но ты, Галька, сам виноват.
— За «скотину» мы еще посчитаемся, — начал Кофельнагель.
И в этот миг все услышали дребезжание трамвая.
Трамвай шел не из депо, а снизу! С главной улицы! Чудеса!
Мальчишки, царапаясь и сопя, полезли в заросли.
— И правда со временем что-то не то, — выдохнул рядом с Галькой Хансен. — Брукман сроду на обед не опаздывал.
Галька не ответил. Сквозь листья он видел монетку на рельсе.
Из-за двухэтажного дома с часовым магазином Румерса показался трамвайный поезд. Три желто-красных вагона. Усатый Брукман стоял на передней площадке у рычагов.
Может, Брукман заметит монетки, остановится? Нет, он смотрел прямо на ворота депо. Сейчас чугунное колесо расплющит монетку, пройдет по лицу мальчишки-трубача!
Галька заплакал и отчаянным взглядом уперся в трамвай — словно остановить хотел! И трамвай вдруг завизжал колесами, затормозил в метре от монетки. Брукман задергал рычаги, заругался, замахал руками. Галька — будь что будет! — бросился к рельсам! Спасти монетку, пока трамвай не поехал!
А трамвай вдруг дернулся, пошел назад. Быстрее, быстрее… Брукман все дергал рычаги. Потом схватился за голову, прыгнул с площадки, упал на колени, вскочил. Он что-то кричал, но у Гальки уши будто забило ватой.
Трамвай без тормозов докатил до поворота, и задний вагон сорвался с рельсового изгиба. Он опрокинулся набок, на него наскочили другие. Они вздыбили колеса, нехотя кувыркнулись и покатились по склону, ломая кусты и фонтаны Южного городского сквера.
- Предыдущая
- 9/196
- Следующая
