Выбери любимый жанр

Калле Блюмквист и Расмус (др. перевод) - Линдгрен Астрид - Страница 14


Изменить размер шрифта:

14

– Сначала позавтракаем, а потом видно будет.

Расмус составил представление о Никке как об очень добром человеке уже в первые часы своего пребывания на острове. С самого начала Расмус считал, что это путешествие – замечательная затея его папы. Ехать на машине было весело и весело было плыть на моторной лодке. На этом острове очень хорошая пристань, много разных лодок, и он собирался просить у папы разрешения искупаться. Но потом появился этот глупый дядька и всё испортил. Он так чуднo разговаривал с папой, и папа рассердился и даже накричал на Расмуса, а потом и вовсе пропал, Расмус его больше не видал…

Вот тогда Расмус начал всерьёз сомневаться, так ли уж всё весело и забавно. Он пытался побороть обиду и не плакать, но с трудом подавленные всхлипы быстро переросли в поток слёз. Инженер Петерс грубо прогнал его к Никке, сказав тому: «Займись мальчишкой!»

Для Никке это задание было нелёгким. Он озабоченно почесал затылок. Никке понятия не имел, как надо обращаться с плачущими детьми, но готов был сделать всё что угодно, лишь бы успокоить малыша.

– Давай я тебе сделаю лук со стрелами, а? – предложил он в отчаянии.

Это подействовало как волшебное заклинание. Расмусовы рыдания прекратились так же быстро, как и начались, и его вера в человечество была восстановлена.

Потом они стреляли из лука в цель два часа кряду, и Расмус твёрдо уверовал, что Никке добрый. А раз Никке – похититель (так сказала Ева-Лотта), значит, похитители добрые.

Как и следовало ожидать, солнце поднималось всё выше, продолжая освещать и плохое и хорошее. Оно согрело прибрежную скалу, на которой Калле и Андерс коротали день. Оно светило на Никке, устроившегося на крыльце у Евы-Лотты и вырезавшего лодочки из коры, и на Расмуса, который испытывал их в бочке с дождевой водой возле дома. Солнце играло в белокурых волосах Евы-Лотты, сидевшей на своей раскладушке и ненавидевшей Никке за то, что он не выпускал её из дома. А инженера Петерса солнце раздражало, поскольку в этот чудесный день его раздражало решительно всё, в том числе и солнечные лучи. Но солнце, не обращая внимания на инженера Петерса, продолжало свой путь и наконец, как и следовало ожидать, закатилось на западе и исчезло за лесами на материке. Так закончился второй день пребывания на острове.

Впрочем, не закончился, нет, только сейчас начался. Потому что именно сейчас инженер Петерс пришёл в домик Евы-Лотты. На неё он внимания не обращал, с ней и так всё было ясно. Правда, она была свидетелем: умудрилась увидеть, как уносили Расмуса, и забраться в машину, потому что этот дурень Сванберг всё проворонил. Держать её здесь было, конечно, хлопотно, но что ж, придётся потерпеть. Она, возможно, поможет им укротить мальчишку, пока его упрямый, как осёл, папаша не образумится. Это всё, что можно сказать о Еве-Лотте. Больше она его не интересовала. А вот с Расмусом он хотел бы побеседовать.

Расмус уже лежал в постели, разложив перед собой на одеяле пять лодочек. На стене висел его лук. Расмус был богат и счастлив. Остров хороший, а похитители добрые.

– Послушай-ка, дружок, – начал издалека инженер Петерс, располагаясь возле Расмуса. – Что скажешь, если тебе придётся остаться здесь на всё лето?

Расмус заулыбался во весь рот.

– На всё лето! Какой ты добрый! Значит, мы с папой можем жить у тебя на даче!

«Один – ноль в пользу Расмуса», – подумала Ева-Лотта, ухмыльнувшись, но благоразумно промолчала: инженер Петерс не из тех, с кем можно пошутить.

Никке сидел у окна на стуле и, судя по всему, был очень доволен: наконец-то этой несносной девчонке заткнули рот!

А вот инженер Петерс доволен не был.

– Расмус, послушай, – начал он опять, но Расмус, сияя от радости, прервал его:

– И купаться будем каждый день, да? Я могу проплыть пять гребков. Хочешь посмотреть, как я проплыву пять гребков?

– Да-да, – сказал Петерс, – но…

– До чего здорово будет! – не унимался Расмус. – А знаешь, один раз прошлым летом, когда мы купались, Марианна чуть не ушла под воду. Прям слышно было: буль-буль-буль! Но она потом обратно выплыла. Она только четыре гребка умеет.

Калле Блюмквист и Расмус (др. перевод) - i_017.jpg

Инженер Петерс нервно повысил голос до крика:

– Да отвяжись ты со своими гребками! Я хочу знать, где твой папа спрятал бумаги с красными цифрами?

Расмус нахмурился и посмотрел на него неодобрительно.

– Уй-юй, какой же ты глупый! – сказал он. – Не слышал, что ли, как папа просил никому не говорить об этом?

– Твой папа меня сейчас не волнует. И ещё: сопливый щенок, вроде тебя, не должен говорить взрослым «ты». Говори мне «вы» и называй «инженер Петерс».

– Ладно, буду, – согласился Расмус и нежно погладил самую красивую из своих лодочек.

Петерс понял, что если он хочет добиться успеха, он должен взять себя в руки.

– Если ты расскажешь мне, где эти бумаги, Расмус, я подарю тебе что-то очень хорошее. Ты получишь паровую машину.

– А у меня уже есть паровая машина. Лодочки лучше.

Он держал самую лучшую лодку под носом у Петерса.

– Видел ты когда-нибудь такую замечательную лодку, инженер Петерс? – Расмус возил лодочку взад-вперёд по одеялу. Лодка плыла через океан в Америку, где жили индейцы. – Когда я вырасту большой, я стану вождём индейцев, – заверил он. – И буду убивать людей, но женщин и детей трогать не буду.

Петерс ничего не ответил на это сенсационное заявление. Ему потребовались неимоверные усилия, чтобы совладать с собой. Теперь оставалось найти способ направить Расмуса в нужное русло.

Лодочка скользила по одеялу, а глаза Расмуса так же, как и его мысли, следовали за лодкой, пересекающей океан.

– Ты похититель, – сказал он рассеянно. – Значит, никаких секретов ты не узнаешь. Если бы ты не был похитителем, я рассказал бы тебе, что папа прикрепил их кнопками за книжной полкой, а так – не расскажу… Ой, я же рассказал! – спохватился он с весёлым удивлением.

– Ох, Расмус… – выдохнула Ева-Лотта, чуть не плача.

Петерс так и подпрыгнул.

– Слышал, Никке? – сказал он, громко смеясь. – Ты слышал? Я ушам своим не поверил. Он сказал «за книжной полкой». Забираем их сегодня же. Будь готов через час.

– О’кей, шеф! – ответил Никке.

Петерс поспешил к двери, оставив без внимания сердитые крики Расмуса:

– Н-е-е-т, вернись! Я ведь забыл, а если забудешь, что нельзя рассказывать, то не считается! Верни мои слова обратно, я сказал, давай всё сначала!

11

Урыцарей Белой розы существует множество тайных сигналов и предупредительных знаков. Не менее трёх разных сигналов означают «Опасность!». Например, если и союзник и противник находятся в поле зрения, и нужно незаметно сообщить союзнику, что он должен быть поосторожнее, применяется быстрое касание мочки левого уха. «Крик совы» призывал всех крадущихся по местности Белых роз поспешить на помощь. Вопль «Великая катастрофа» разрешается применять лишь в исключительных случаях, когда кому-то грозит смертельная опасность или он находится в крайне бедственном положении.

Именно в такое крайне бедственное положение и попала сейчас Ева-Лотта. Она во что бы то ни стало должна как можно скорее связаться с Андерсом и Калле. Она чувствовала, что они где-то поблизости. Рыщут, словно голодные волки, и ждут, когда же зажжётся свечка в её окне, означающая, что путь свободен. Но путь всё ещё не свободен. Никке и не думает уходить. Сидит и рассказывает Расмусу, как он, будучи молодым моряком, бороздил голубые просторы океанов, а Расмус, дурачок, не отпускает его, всё просит рассказывать ещё да ещё.

Ждать больше нельзя, надо спешить, спешить, спешить! Через час Петерс и Никке под покровом ночной тьмы отправятся за секретными документами.

У Евы-Лотты оставался один-единственный выход: она издала вопль «Великая катастрофа». И прозвучал он весьма устрашающе, как и подобает. У Никке и Расмуса аж кровь застыла в жилах. Придя в себя, Никке покачал головой и сказал:

14
Перейти на страницу:
Мир литературы