Ребята и зверята (илл.) - Перовская Ольга Васильевна - Страница 5
- Предыдущая
- 5/51
- Следующая
Через несколько лет мы опять вернулись в Алма-Ату. Я первым делом пошла в питомник. Служащий сказал мне, что Дианки и Вольфа уже нет в живых. Они состарились и умерли.
— А дети их? — спросила я.— Можно их посмотреть?
— Сейчас собаки все на ипподроме. Там нынче выставка и состязания служебных собак.
Я побежала на ипподром. Громадные павильоны его были забиты народом, как в дни больших скачек.
Было очень интересно. Сначала показывали молодых щенят, которые только недавно начали учиться. Они старательно исполняли свои номера: прыгали через барьеры, влезали по лестницам на вышки, доставляли через поле вьючки со снарядами. Их заставляли отыскивать спрятанные вещи и выполнять много других поручений.
Вдруг прибежал кассир, который продавал билеты у входа, и громко закричал, что у него украли все деньги из кассы.
Публика заволновалась, все стали хвататься за карманы, щупать, целы ли у них деньги.
За ворами сейчас же пустили собаку. Она обнюхала кассу и бросилась в ряды, где сидела публика^ Пробежала один, другой, третий ряд. В четвёртом, в самой середине, сидела богато одетая, расфранчённая женщина. На ней была большая, с огромное решето, шляпа — самая модная в то время.
Собака подбежала к этой даме, обнюхала её — и вдруг кинулась прямо к ней на плечи. Женщина загораживалась руками и тоненьким, каким-то смешным голосом возмущалась:
— Что такое? Что за безобразие? Я буду жаловаться...
— Конечно, безобразие,— зароптали в публике.— Разве такая дама может украсть?
— Она же давно тут сидит, с самого начала...
—1 Собака ошиблась... Где же служащие, что они смотрят?
— Этак собака может любого человека ни за что изуродовать!
Но собака не понимала этих возгласов и продолжала своё дело. Вот она добралась до модной шляпы, вцепилась в неё зубами, рванула — и стащила шляпу вместе с волосами.
— Ой, что же это? — крикнула какая-то женщина рядом со мною.
— Какой ужас! — поддержала её другая.
Но тут мы все увидели, что у дамы под большой шляпой и под длинными волосами — другие волосы, коротко остриженные, как у мужчины. Глянули вниз, а там собака уже растрепала шляпу, парик, вытащила аккуратно связанную стопку денег и, держа её в зубах, уставилась на даму.
Тогда дама тут же при всех сняла через голову платье. Под платьем оказалась форменная тужурка, сапоги, брюки.
— Да это же служащий! — догадался кто-то.
Все захохотали, захлопали в ладоши. Каждому хотелось погладить умную собаку, но служащий сказал, что посторонним не разрешается ласкать служебных собак.
ПосЛе этой сценки было показано ещё несколько представлений. Собаки проявили в них прекрасную выучку, сообразительность, смелость и замечательное чутьё.
А потом был парад.
Перед публикой одну за другой проводили лучших, отличившихся собак, называли их имена, перечисляли их подвиги и объявляли награды. Музыка играла туш.
— Джой и Спай! — с торжеством в голосе объявил распорядитель парада.— Дети Вольфа и настоящей волчицы Дианы. Они только что вернулись с московской выставки. Там они заслужили высшие награды — большие золотые медали. На этом состязании они идут вне конкурса, потому что здесь им нет равных.
Все шумно захлопали в ладоши и стали подниматься с мест, чтобы получше разглядеть знаменитостей. Музыка снова играла туш.
Перед зрителями стояли два огромных красавца волка.
Я любовалась ими и вспоминала Дианку и Тома.
МИШКА
В маленьком домике лесного кордона все спали. Под горой рокотала река, ворочала тяжёлые камни. Вдруг сквозь гул послышались голоса, понукавшие лошадей:
— Но-о! Но-о, Гнедой! Айда! Э-э-эй!
Тяжёлая подвода въехала на крутой подъём, дотащилась до кордона и стала.
Лошади опустили головы и шумно дышали.
Отец обошёл домик и кнутовищем постучал в окошко.
— Сейчас открою! — откликнулась из комнаты мама.
Пока она одевалась, отец и его товарищ, Федот Иванович, отвязали что-то лежавшее врастяжку на телеге, осторожно положили на землю и стали распутывать верёвки.
Соскучившийся по дому Гнедой нетерпеливо толкал носом запертые ворота.
Наконец ворота распахнулись. Телега въехала во двор и остановилась у сарая.
— Что вы так долго не возвращались? — спрашивала мама, помогая убирать поклажу.— Я думала, уж не случилось ли чего.
— Как же, случилось. Задержались на два дня. Зато смотри, кого привезли! Это ребятам в подарок.
И они показали на что-то, в темноте похожее на телёнка.
— Батюшки! Да где же вы его поймали? Довезли-то как, такого маленького? Ну, давайте его сюда, в сарайчик. А кормить его не надо? Может, он есть хочет?
— Нет, сейчас он не станет есть: слишком его растрясло. Пускай он лучше отдохнёт, а завтра дадим ему молока.
Отец уложил «подарок» на солому, укутал его попоной и припёр дверь сарайчика большим камнем.
— А ты куда? Пошёл отсюда, дурень! — прикрикнул он на лохматого дворового пса Майлика.
Майлик давно уже старался обратить на себя хозяйское внимание. Едва под горой послышались голоса, он помчался встречать. Он расцеловал в морды Гнедого и Машку, облизал хозяйские сапоги, облетел волчком, крепко поджав хвост и закинув голову, весь двор — словом, из кожи лез вон, чтобы получше выразить свою радость и любовь к приезжим. А когда отец привалил к сарайчику камень, Майлик обхватил его лапами и силился откатить на прежнее место.
— Одурел от радости,— засмеялся отец.— А может, он и вправду хочет забраться в сарайчик? Задушит ещё малыша...
— Нет, это он так, перед тобой выслуживается, помогает. Пошёл, Майлик! Не суйся, куда не спрашивают.
Все поднялись на крыльцо и вошли в дом. Разбудили Соню и меня.
Мы сбегали с ведёрком к реке.
На крыльце зашумел самовар. Мама стала жарить лепёшки. За чаем отец рассказал, как «подарок» остался один в лесу, возле убитой кем-то матери.
— Ведь вот какой народ подлый! Знают, что весной у них маленькие. Нельзя в это время охотиться. Нет, всё-таки стреляют. Убили у него мать, а он и толчётся вокруг неё. Да и правда, куда же ему, такому, деваться? А убивать тоже жалко. Ну вот мы и решили с Федотом Ивановичем взять его с собой. Пускай растёт с ребятами.
Мама очень это одобрила.
Ей с первого взгляда понравился маленький «подарок», и она сразу же стала его верной защитницей.
Юля и Наташа тоже проснулись. Услыхали, что отец с матерью говорят про какой-то «подарок», и повысовывали из-за двери свои заспанные рожицы.
— Мама,— басом справилась Наташа,— а есть его можно, этот подарок?
— Нет,— ответила Юля,— он живой.
— Мама, а кто он такой?
— Мама, это нам, что ли, привезли? А ну-ка, где он? Где он, мама?
— Спите, спите! — строго прикрикнула мать.— Завтра увидите.
Ничего не поделаешь, пришлось им дожидаться завтра.
Мама проснулась рано, чуть только забрезжил рассвет. Встала, разбудила Соню и меня, и мы все вышли во двор.
Лошади всю ночь стояли на выстойке без корма. Они успели уже обсохнуть от пота и были голодные. Увидев нас, они тихонько заржали.
Мы сняли с них сбрую и погнали вниз к реке. Они напились, прибежали обратно во двор и, став у плетёной кормушки, принялись громко жевать клевер.
Соня подоила корову и выпустила её за ворота. Корова отправилась в горы пастись.
А мама зашла в дом, отлила в ведёрко парного молока и позвала младших сестёр:
— Ну вы, сони! Вставайте, пойдёмте нашего гостя кормить.
Юля мигом вскочила, накинула платье и башмаки и побежала за мамой.
Она вся дрожала, но не столько от утреннего холода, сколько от возбуждения.
Дверь сарайчика была открыта настежь, и Соня ласково говорила кому-то:
— Ну, ну, дурачок, будет тебе...
Рядом с ней на соломе стоял маленький олень и сосал её пальцы.
Юля захлебнулась от восторга. Она подсела к оленёнку и стала поглаживать его мордочку и ножки, заглядывала ему в глаза и без конца задавала вопросы:
- Предыдущая
- 5/51
- Следующая
