Королева мертвых (ЛП) - Кейд Стэйси - Страница 10
- Предыдущая
- 10/46
- Следующая
— Да не пойду я к нему, — сказала она, раздраженно вздохнув.
— Если пойдешь, я отправлю тебя в самый конец списка, за теми, кто даже еще не успел помереть. — Я хмуро уставилась на нее. — Как вы нашли меня здесь?
Мы были очень осторожны в плане того, чтобы духи не узнали, где находится дом Уилла. Это было единственное место, где ему можно было гарантировать некую тишину и покой. И так как после смерти мы не становились более всезнающими, чем при жизни, и не имели доступа к телефонной книге или интернету, то большая часть духов понятия не имела, где он живет.
— Я пошла за тобой пару дней назад, и ты привела меня сюда, — призналась Лизель.
Черт. Нужно быть еще более осторожной. Еще одна вещь, о которой стоит побеспокоиться.
— Больше не делай этого, и если скажешь кому-нибудь, где он живет, то будешь навсегда исключена из списка, — предупредила я ее, хотя не была уверена, что у меня есть полномочия принимать такие решения. — А теперь идите отсюда, пока я не передумала.
Но Лизель не ушла, как я ожидала. Она махнула рукой по переду своего платья, словно стряхивая с него что-то, хотя на нем не было ни грязи, ни пятен от травы.
— Я имела в виду то, что я сказала… ранее, — произнесла она, не отводя взгляда от платья.
Я вскипела.
— В какой-то момент тебе придется выбирать чью-то сторону, его или нашу. — Она с вызовом вскинула на меня глаза.
— Я нахожусь на своей собственной стороне, — ответила я.
Она кивнула, но я видела, что мои слова не убедили ее.
Пофиг. Я повернулась и пошла прочь. Меня совершенно не интересовало, что там думает Лизель Маркс. Я не ради нее работала.
У нас с Уиллом было взаимопонимание. Он помогал мне. Я помогала ему. Это единственное, что имело значение.
Пререкания с Лизель подпортили мне и без того не радужное настроение. Кем эта девица возомнила себя? В общем, я пошла домой пешком вместо того, чтобы доехать до него на машине… ну, или на десятке машин. Поверьте, нет ничего более ужасного, чем проскользнуть в автомобиль и обнаружить, что на следующем же повороте он сворачивает с нужного вам пути.
К тому времени, как я легко прошла сквозь входную дверь своего старого дома — в буквальном смысле (что было прикольно делать, если поблизости нет Уилла), мое настроение уже улучшилось.
Дом, казавшийся мне воплощением кошмарного хаоса, когда я была живой, теперь успокаивал. Школа осталась позади. Мои друзья (и враги) окончили школу. Я была мертва. Но дом так и остался моим домом, понимаете? Он — это единственное, что не изменилось.
Внизу было пусто. На кухне горел свет, но мамы, как ни странно, в ней не было. Теперь, когда она больше не пила, я обычно находила ее на кухне, поедающей готовые обеды от "Лин Кузин" прямо из черного подноса для микроволновки. При этом она смотрела очередную комедию или болтала в Фейсбуке с университетскими подругами. (Старшее поколение захватывало Фейсбук. Жутковато, правда? Это стремно во многих отношениях). Все остальное время, она проводила либо на собрании АА, либо на работе. Она стала работать в аптеке в торговом центре "Вон Маур" и теперь носила один из тех белых классных лабораторных халатиков.
— Привет? — позвала я, больше для своего душевного спокойствия. Иногда меня все еще напрягало понимание, что я и существую в этом мире и одновременно не существую.
Следование укоренившимся привычкам несколько успокаивало.
Ответа, конечно же, не последовало. Но, кажется, я услышала шаги мамы наверху.
Наш дом был большим и кирпичным, в два этажа, с огромным фойе и широкой дугообразной лестницей в холле, которая бы потрясающе смотрелась на выпускных фотографиях, если бы я могла привести кого-нибудь в свой дом.
Я начала подниматься по ступенькам, отметив, что груды журналов, белья и школьных принадлежностей, разложенные мной на ступеньках в последние дни перед смертью, исчезли. Очень странно.
Наверху я обнаружила, что свет горит в моей комнате, и мое сердце забилось, как сумасшедшее. (Да, я умерла, да, я присутствовала на своих похоронах и видела, как мое тело опустили в землю, но я все еще ощущаю свое сердцебиение и дыхание и могу смеяться и плакать. Не знаю, как объяснить это и даже не хочу пытаться. Давайте, просто назовем это, фантомным синдромом тела или чем-то типа того).
Последние два месяца я была и мертва и жива, если можно так сказать. Я была духом. Все это время дверь в мою комнату в мамином доме была закрыта, так как я оставила ее закрытой, уходя в школу в то последнее утро перед своей смертью. Ну да, мама, вероятно, заглядывала туда время от времени. Я-то уж точно это делала. При этом мне было немного тревожно и грустно, и я не совсем понимала почему. Ведь я — это я, и я все еще здесь. И все же, когда я видела брошенные мной на кровати пижамные шорты, откинутое одеяло, как будто я только-только встала с постели, и комплект запасной одежды на день — очень милый жилет с соответствующим галстуком, белой рубашкой с рукавом в три четверти и чёрной плиссированной мини юбкой, — висящий на передней дверце шкафа, мое сердце сжималось.
Все это было похоже на какую-то памятно-музейную экспозицию в честь девушки, которой уже нет. Это было жутковато, но в то же время каким-то образом обнадеживало, словно служа доказательством того, что я когда-то жила здесь и, может быть, еще вернусь в это будто застывшее во времени мгновение.
Но открытая в мою комнату дверь, шаги в ней и зажженный свет смели любой намек на покой и надежность, заменив их паникой. Что мама делает в моей комнате? Это недопустимо. Я годы приучала своих родителей, что входить в мою комнату можно только с моего разрешения.
Я протопала последние несколько шагов к своей комнате, уже открыв рот для протестов, которые никто не сможет услышать, но, остановившись в дверях, замерла с отвисшей челюстью.
Мама не перебирала мои вещи, поднимая случайные предметы и плача, как можно было бы ожидать, и не искала мой тайный дневник (у меня такого и не было — слишком рискованно: на черта давать врагу разом все то, чем он может тебя разгромить?)
Нет, мама стояла в середине комнаты с огромным черным мешком для мусора в руке и швыряла в него мои вещи! Мою жизнь выбрасывали на помойку! На моих глазах она кинула в мешок превратившийся за последние несколько недель в бумажную массу и растекшуюся лужу бумажный стаканчик с диетической колой. Этот стаканчик может казаться ей или кому-то другому чем-то незначительным, но он был моей последней едой, или ее частью.
— Что ты делаешь? — раздраженно воскликнула я, когда снова смогла дышать.
— Это всего лишь мусор.
Я на протяжении долгой секунды таращилась на нее. Она же не слышала меня? Нет.
Присмотревшись, я заметила странный наклон ее головы и зажатый между ухом и плечом мобильный. Значит, избавление от накоплений всей моей жизни даже не требовало ее полного внимания? Я не на шутку разозлилась.
— Хватит! — Я пересекла комнату и ударила по мешку. Моя рука прошла через большую его часть — ничего удивительного, — но мешок в руках мамы слегка качнулся. Она хмуро взглянула на него. Затем ее снова отвлек телефонный разговор.
— Нет, Расс, я обещаю. Я бы не сделала этого.
Расс. Папа. Мама говорит по телефону с ним? Ноги внезапно подогнулись, как будто я вот-вот упаду в обморок. Не знаю, возможно ли это в моем состоянии, но я не горела желанием узнать.
Мои родители давно уже говорят друг с другом неохотно и только в присутствии третьей стороны. И я как- то серьезно сомневаюсь в том, что это был трехсторонний звонок "папа-адвокат-мама".
Какого черта? Я медленно опустилась на пол рядом с ногами мамы и мешком мусора. Мне был виден торчащий из него верх дурацкого коллажа, который я была вынуждена сделать на урок психологии миссис Джонсон на тему "Как в рекламе подается секс".
- Предыдущая
- 10/46
- Следующая
