Страницы незримых поединков - Логунов Виктор Александрович - Страница 10

Посланцы Сапожкова призывали присоединиться к мятежу. Уже было известно о многих таких делегатах. Количество их приближалось к пятидесяти.

Мятеж серьезно осложнил обстановку в губернии. Заметно активизировались контрреволюционные элементы. Прервалось железнодорожное сообщение. Нарушился подвоз населению хлеба. С каждым днем все больше распалялась антисоветская агитация.

21 июля 1920 года враждебные элементы спровоцировали антиреволюционные выступления рабочих Оренбурга. Тревожными гудками они собрали их на территории Главных железнодорожных мастерских. Демагоги и подстрекатели произносили речи против коммунистов и Советской власти, выдвигали требования, которые шли вразрез с установками партии.

Опасный мятеж нужно было срочно подавить. В. И. Ленин направил партийным и советским органам Самары, Саратова и Уральска телеграмму, в которой предложил принять ряд конкретных и безотлагательных мер с целью ликвидации восстания. Прямое отношение к чекистским органам имело требование в корне пресекать всякое сочувствие и содействие Сапожкову со стороны местного населения, принимать решительные меры против главарей и пособников. В. И. Ленин предлагал «вести самое тщательное наблюдение за движением отрядов Сапожкова, используя местных жителей, сообщая результаты наблюдения ближайшим войсковым начальникам».

Мятеж активизировал и выступления кулачества. Возникали они на почве недовольства продразверсткой. Поводом к этому служили и неумелые действия продотрядов. Так что сапожковщина сильно подогревала, разжигала пособников контрреволюции.

«Да, — думал Александр Михайлович, — правильно писал председатель Оренбургского губисполкома Корыстылев в газете «Коммунар», что сапожковщина — такое же разнузданное анархо-погромное явление, как и махновщина, уродливая смесь анархизма с хищной кулацкой идеологией. Куда как охоча сапожковская братия до грабежей и пьяного хулиганства. В общем, много всякого».

Уже не день, не вечер и не два обсуждались в губчека разные соображения, вырисовывались контуры общего плана ликвидации содействия мятежу. И вот уже заработала налаженная машина, объединила все действия видимыми и незримыми колесиками.

Таким связующим звеном и должна стать предстоящая операция по замене двух арестованных в Оренбурге сапожковских посланцев. Вместо них решено послать проверенных чекистов. Было отобрано несколько человек. Кое-кого пришлось отвергнуть — не всем по плечу такое задание. Тут одной идейной убежденности недостаточно.

И вот сейчас в кабинете начальника особого отдела обсуждались кандидатуры, уточнялись некоторые детали этой операции.

— Хорошо. Это надежный человек, опытный чекист, думаю, что подойдет. Кого еще предлагаешь направить?

— По документам Зобова Николая Ивановича, считаю, нужно отправить Рейна Норберта Филипповича, — высказал свои соображения сотрудник отдела. — С августа 1919-го он воевал в составе 2-го Кустанайского коммунистического полка, показал хорошие боевые и политические качества. Участвовал в выявлении эсеро-меньшевистского заговора в 1-м кавалерийском полку в Актюбинске. Тогда он блестяще выполнил роль белогвардейского офицера.

Образован, в совершенстве владеет шестью языками.

— Ну это-то в данном случае не суть важно, все шесть вряд ли пригодятся. А вот русский должен быть, как говорится, без сучка, без задоринки. Он кто по национальности?

— Немец. Но с русским у него все в порядке — говорит без акцента. Здесь все подробные данные о нем, — он положил папку на стол. — Думаю, эта кандидатура наиболее подходящая: умен, образован, знает нравы военных, этикет, есть способность к перевоплощению. А та операция, когда его «произвели» в белогвардейские офицеры, была экзаменом на самообладание и находчивость.

— Давно в органах губчека?

— Нет. С начала текущего года. Думаю, если бы судьба не привела его к нам, он обязательно бы воевал в легионе интернационалистов. Это преданный делу революции человек.

— Хорошо. На этом поставим точку. Дела я все-таки посмотрю. А пока надо тщательно разработать все детали, предусмотреть возможные варианты. Срыва не должно быть. И вот еще. Пусть Рейн расскажет, как проходила та актюбинская операция. Может быть… Впрочем, сам понимаешь.

— Понятно. Завтра они выедут в Актюбинск.

Двадцатый год. Конец июля. Горячее солнце жарит нещадно. Каменные дома полусонного городка, прикрывшись козырьками крыш, лениво дремлют, безразлично взирая окрест пустыми окнами-глазищами.

Прохожих мало. Изредка мелькнет одинокая женская фигура, пробежит по своим ребячьим делам босоногая детвора, неторопливо процокает подковами трудяга-лошаденка, и снова над домами повиснет глухая тишина.

В такой день по улице Актюбинска со стороны вокзала шел молодой ладный военный с желтым портфелем. Он шагал энергично, по-строевому взмахивая свободной рукой, и каждый мускул его напрягался, жил полной жизнью. Внешность приятная. Просторный лоб, темные волосы, уверенный взгляд карих глаз, в котором теснилась мысль, угадывалась душевная сила. Встретив его, можно сразу понять, что это интеллигентный человек, авторитетная личность. От его облика веяло деятельной силой; и она как бы являла собой полную противоположность ленивой сонливости, витавшей в этот час на улицах; и казалось, что вот-вот городок тоже стряхнет с себя постылую вялость и вокруг привычно забьется тревожная забота, неуемная суета. Но ничего вокруг не менялось.

А прохожий, казалось, не замечал этой убаюкивающей тишины. Он торопился.

Это был Норберт Филиппович Рейн, но те, с кем он будет общаться, узнают его как Николая Ивановича Зобова. Еще в Оренбурге он старался вжиться в образ сапожковского командира, каким он себе его представлял — живого, общительного, веселого человека, этакого носителя «новой правды».

Предстояла трудная работа.

Сначала он должен был найти адресата письма Сапожкова по фамилии Рындин, познакомиться с ним поближе, войти в доверие, отдать воззвание Сапожкова.

Дальше:

Выявить связи Рындина с другими военнослужащими.

Определить их настроение, отношение к мятежу, возможные роли каждого.

Связаться с чекистами, передать им фамилии активных пособников заговора.

Побудить к действию, подогреть ведущие силы, чтобы можно было одним махом зажать железными клещами ощетинившихся контрреволюционеров и провокаторов.

При необходимости помочь местным органам в организации арестов.

С таким же заданием в качестве посланца Сапожкова на другой день должен прибыть чекист под именем Василия Степановича Серова. В зону его внимания входил другой адресат — тоже офицер из Актюбинского полка.

Чтобы не вызвать подозрений, на связь с работниками уездной ЧК они должны были выходить через старика — фотографа Григория Кузьмича.

Думая обо всем этом, Рейн добрался до гостиницы, расположенной в двухэтажном каменном доме, и с удовольствием ощутил прохладу, едва переступив порог.

Ему предложили отдельный номер — не дождались кого-то «из властей». Комната была небольшая, со скромной мебелью. До вечера он мог здесь отдохнуть, привести себя в порядок.

Оставалось еще несколько часов. Занимаясь своими делами, он мысленно прокручивал возможные варианты разговора с Рындиным. Не знал он, что в ресторане, где рассчитывал с ним встретиться, ему придется провести три длинных вечера, прежде чем тот, наконец, появится.

Еще там, в Оренбурге, когда во время инструктажа он услышал фамилию Рындин, родилась ассоциация с чем-то свинцовым, раскатисто-громовым. Тогда он подумал, что, конечно, трудно себе представить обаятельным образ потенциального врага. И вот теперь, слушая его слова, прорывающиеся сквозь пьяные голоса и надрывную музыку, Рейн думал о том, что такого сразу не раскусишь, все ли он перед тобой выкладывает в этой вроде бы откровенной беседе или свое держит на уме. В серо-зеленоватых маленьких глазках все время мелькает усмешка. Крепкие широкие зубы, белеющие за лукавой улыбкой, не предвещают добра — кажется, вот-вот вопьются тебе в горло, если что не так.