Закалка клинка - Паркер К. Дж. - Страница 3
- Предыдущая
- 3/113
- Следующая
– Ты справишься, – заключил Лордан. – У тебя сегодня неплохой день, плюс деньги, положенные за этот меч.
Эйтли пожала плечами. Десять процентов, которые ей причитались, составляли кругленькую сумму, но девушка никогда не показывала, что довольна.
– Каждый пенни заработан тяжелым трудом, – ответила она. – Допивай, через час у тебя встреча с угольщиками.
– Это так необходимо? – простонал Бардас. – Скажи им, что я еще не оправился от раны или еще что-нибудь.
– Прекрасно. Значит, теперь мне нужно убедить их, что ты еще не превратился в старую развалину, которая без посторонней помощи не может дойти до уборной. Ты выглядишь как столетний дед, да к тому же еще и хромаешь.
Из чувства противоречия Лордан снова наполнил кубок.
– Где я возьму новый Гюэлэн? – угрюмо спросил он. Ублюдок.
– Ты становишься суеверным, – нахмурилась девушка. Опасное хобби для человека твоей профессии.
– Для нормальной работы нужны нормальные средства, – с досадой воскликнул фехтовальщик. – Никаких суеверий. И вообще оружие и экипировка не включаются в сумму выручки. Другие помощники не возражают, – добавил он, прежде чем Эйтли смогла открыть рот. – Издержки бизнеса.
– Даже не надейся.
– Эйтли, это моя жизнь! – Бардас себя на полуслове, с ужасом осознав, что нарушил правила. Между адвокатом и помощником тема смерти не обсуждается. Пристыженный, он подался немного вперед и спросил: – Во сколько, ты говоришь, мы встречаемся с угольщиками?
Эйтли задумчиво посмотрела на фехтовальщика. Последнее время она делала это довольно часто. Второе нерушимое правило заключается в том, что помощники никогда не заботятся об адвокатах. Помощники находят работу, лучшую из всех возможных. То что сложное дело может убить защитника быстрее, чем удар молнии, находится за пределами их компетенции.
– Не беспокойся. Я скажу, что ты отправился на вечеринку по случаю победы на процессе.
– С братьями Дромосил? Не смеши!
Лордан одним глотком допил вино и перевернул кубок.
– Я лучше пойду с тобой. По правде сказать, я опасаюсь доверить тебе таких сложных клиентов. – Адвокат тяжело вздохнул. – А после мы пойдем пить, – угрюмо добавил он. – Согласна?
– После часа, проведенного в компании угольщиков? – хмуро ответила девушка. – Согласна.
– Закон, – сурово говорил Патриарх, – имя которого мы, естественно, не называем, заключает в себе силу, позволяющую использовать эти знания. Но не забывайте, что его возможности ограничены и он мало применим в действительности.
Старец замолчал и обвел взглядом переполненную аудиторию. Пять сотен сгорающих от любопытства юнцов, каждый из которых, вне всякого сомнения, пришел исполнить детскую клятву стать магом. Алексий был циником, остатки идеализма, присущие его натуре, исчезли с получением сана. И тем не менее он трепетно относился к извечной обязанности Патриарха каждый год принимать в послушание новичков. Алексий выполнял свой священный долг: каждый год объяснял неофитам, что здесь их не сделают волшебниками.
– В целом, – продолжал старец, – Закон используется как щит и в значительно меньшей степени как меч. Защита и нападение, ничего другого. Он не может излечить больного или воскресить мертвого, превратить свинец в золото, сделать человека невидимым или заставить женщину полюбить мужчину. Закон не может создать что-либо или изменить что-то уже сотворенное. Он может перенаправить проклятие и может наложить его, но все это лишь побочные явления, не имеющие прямого отношения к цели, ради которой существует Закон.
Как и предполагал Алексий, его слова вызвали недовольный ропот в рядах высокообразованной аудитории: Патриарх не имел права говорить с ними в таком тоне. Они пришли сюда, чтобы познать величайшую тайну, присоединиться к самой лучшей и самой богатой гильдии мира.
Опыт показывал, что в любом случае останется человек двадцать, которые и завтра будут смотреть на Учителя с обожанием и восторгом. Остальные – младшие отпрыски, жаждущие узнать, как превратить старших братьев в жаб, сыновья торговцев, отправленные научиться поднимать попутный ветер и призывать джиннов для перемещения тяжелых грузов, могли собирать вещички и убираться вон. Патриарх знал, что делает: не пройдет и полугода, как он избавится от половины из этих юных идиотов.
– Завтра я расскажу вам о четырех принципах, положенных в основу Закона. Освоив их уверен, что это будет несложно, – вы выберете один из шести аспектов, который вам наиболее интересен. Затем вас распределят по классам и назначат наставников. Позволю себе напомнить, что студенты, которые не внесли плату за обучение, до занятий не допускаются.
Сколько энергии приходится тратить на обучение молодежи. Вернувшись в келью – квадратный каменный мешок с грубыми нарами и дубовым книжным шкафом, – Алексий сбросил торжественное облачение и нелепые пурпурные туфли, опустился на ложе и начал возиться с трутом и кремнием. Через некоторое время фитиль нехотя загорелся, осветив изумительный, совершенно не сочетающийся с аскетической обстановкой мозаичный потолок.
Внизу в трапезной накрывали ужин. Пройдет немного времени, и послушник постучит в дверь, чтобы получить разрешение опустить люстру и зажечь свечи. Патриарх ощущал как внутри поднимается раздражение, хотя этот обычай являлся частью дневного уклада жизни.
Шум, доносившийся снизу, раздражал его слух, мешал сосредоточиться. Не прошло, наверно, и дня, чтобы Алексий не споткнулся о проклятый рычаг этой люстры, бесцельно бродя во мраке своей кельи. Он специально настоял на том, чтобы в комнате не было окон. Света лампы, отраженного от мириадов золотых чешуек, составлявших легендарную мозаику, вполне хватало для чтения, если держать книгу на расстоянии нескольких дюймов от глаз. Такая причуда на самом деле объяснялась просто: Алексий страдал катастрофической рассеянностью. Будь в келье окно, он бы часами смотрел наружу вместо того, чтобы предаться чтению. То же относилось к другим предметам обихода: Патриарх отказался от гобеленов и фресок чтобы изучить изречения Отцов. Он никогда не выходил к трапезе, обходись кружкой воды, краюхой черствого хлеба и яблоком, поскольку знал, что на этом работа, которую еще можно было бы сделать, закончится.
Такой образ жизни создал Алексию славу великого аскета. Он был, возможно, самым уважаемым Патриархом за последнее столетие – совсем неплохо для человека, который шевелил губами при чтении и даже не пытался это скрыть. Ему требовалось в два раза больше времени, чем его более одаренным коллегам, чтобы постичь очередное открытие или теорию в области вероучения, но в конце концов упорство брало верх. Многие из его окружения Патриарха любили, и Алексий никак не мог понять почему.
Сегодня ему предстояло одолеть новый трактат о природе веры – очередной шедевр юного Архимандрита, судя по виду, написанный за один вечер. В отличие от Патриарха, которому каждая пядь знания давалась потом и кровью, этот человек от природы обладал интуитивным пониманием Закона, но все свободное – и рабочее – время проводил на скачках, оставляя там большую часть своего состояния. На сей раз блестящий спортсмен высказывал мысль, что вера имеет в Законе то же значение, как луч света, играющий на гранях кристалла. Закон универсален: это свет, который может стать лучом, а может рассеяться. Лишь проходя сквозь призму пытливого ума, он приобретает силу, чтобы осветить подземную тьму, выжечь отверстие.
Старец нахмурился. Легко и лаконично мальчишка облек в слова то, что Патриарх подсознательно чувствовал, но никогда не мог выразить. Архимандрит обладает настоящим даром, а ведь это только первая глава трактата, часть, в которой автор излагает самоочевидные истины своей теории. Изумительная гипотеза излагалась в последующих семидесяти восьми главах. Похоже, ночь будет долгой.
В голове постепенно нарастала боль: не помогло и то, что трактат был написан на старом, уже не единожды мытом пергаменте. Легкий стук в дверь, которого он ожидал уже более получаса, все-таки раздался. Патриарх шумно вздохнул, и в двери показалась полоска света.
- Предыдущая
- 3/113
- Следующая
