Флаг-капитаны - Крапивин Владислав Петрович - Страница 18
- Предыдущая
- 18/28
- Следующая
Вытряхнул из конверта листки.
— Посмотри.
Это было странное письмо. На листках — одни фамилии. Разными почерками: «Кузнецов… Ленский… Павлов… Савчук… Пальчиков…» Много-много фамилий. Вразброс. Некоторые неразборчиво.
— Это что?
— Подписи, — сказал Олег и отвернулся к окну. — Ты посмотри первый лист.
Сережа отыскал начальную страницу.
«Здравствуйте, Олег Петрович! Я с Вами незнаком, но пишу Вам от имени тех, кто Вас знает и помнит. И в подтверждение этого — в конце письма их подписи. Я пошел на этот шаг, чтобы письмо прозвучало как можно убедительнее. Меня зовут Игорь Васильевич Сухов. Я новый директор интерната № 1 в Красном Береге. Работаю всего месяц. И каждый день в тех или иных обстоятельствах я сталкиваюсь с Вашим именем, с воспоминаниями о Вас.
Многие ребята ушли, много пришло новых. Но по меньшей мере триста человек — те, кого Вы знаете. Они говорят о Вас, как о человеке, который им очень нужен. Старшего вожатого у нас нет. И если у Вас есть хоть маленькая возможность…»
Сережа бросил листки. Тихо и отчаянно сказал в лицо Олегу:
— У тебя нет возможности. Понял? Ты не имеешь права.
Олег не отвел взгляда. Ответил:
— Я знал, что ты это скажешь. Я себе сам эти слова говорил тысячу раз, вашими голосами. Но там триста человек, а здесь отряда уже нет.
— Есть отряд. Ты сам говорил: пока есть флаг, есть отряд.
— Да… Но это уже не тот отряд. Это, скорее, память об отряде. А там… Если бы ты знал! Думаешь, им всегда хорошо? Многие в интернат не от радостной жизни попали. У кого-то родителей нет, или в семье неладно, или еще что. Беда какая-то…
— У нас тоже беда, — упрямо сказал Сережа.
— Если отряд кончает жизнь, это всегда беда, — негромко ответил Олег. — В конце концов почти год мы прожили, Сергей. И не зря. Все на свете когда-то кончается.
— Рано кончается. Мы ничего не успели. Даже «Мушкетеров» не досняли.
— Тут уж никто из нас не виноват, — сказал Олег.
— ‘Но… — хотел возразить Сережа и замолчал. Он вдруг почувствовал бесполезность слов. Олег все равно уедет. Для Сережки «Эспада» — единственная тревога и боль, а у Олега — еще триста человек, и они ждут.
— Когда уезжаешь? — спросил Сережа. Получилось хмуро, даже грубовато. Но не от злости, а потому что в горле заскребло.
— Пока не решил. А что?
— Ну… хотя бы проводить придем.
— Я позвоню, — сказал Олег. Тоже коротко и хмуро. Сережа понял. И у взрослых людей иногда скребет в горле.
Он не позвонил. Через два дня Сережа нашел в почтовом ящике письмо. Олег писал:
«Ребята, не сердитесь на меня. Мы целый год жили вместе, и это была хорошая жизнь. Многого мы не успели, но кое-чему научились. Плохо, что так все кончилось, но мы не виноваты. Только я виноват перед вами: в том, что не попрощался. Не мог. Я не раз прощался с отрядами, и всегда после этого болит сердце. Если бы я еще раз увидел вас, то не смог бы уехать… А ехать надо. Не забывайте «Эспаду». Не теряйте друг друга. И все-таки… Все-таки берегите флаг. Олег».
Вот и все. До сих пор Сережа надеялся на чудо. Вроде того, как на станции Роса, — неожиданного и справедливого. Но правильно сказал Алексей Борисович: чудеса бывают раз в жизни.
Сережа бросил письмо. И даже удивился: так все плохо, так тяжело, а надо жить, как обычно. Собирать портфель, идти в школу, отвечать на уроках.
Он открыл шкаф, где висел школьный пиджак и брюки. Рядом с костюмом висела стального цвета рубашка — форма «Эспады». Уголок суконного шеврона отпоролся. Словно подбивал Сережу на отчаянный шаг. Ну и правильно! Сережа взялся одной рукой за обшлаг, другой — за нашивку. Рвануть как следует — вот и все…
Он сделал не то, что хотел. Медленно, будто против желания, натянул рубашку с капитанским шевроном. В петли на брюках пропустил широкий пояс — на пряжке звезда и шпаги. Взял с крючка берет.
На улице был солнечный апрельский день. Сережа пошел в школу в одной рубашке. На него оглядывались. Пусть!
Зачем надел он форму? Сережа и сам точно не знал. Может быть, так надевают моряки-капитаны свои выгоревшие куртки в память о погибшем судне?
В школьном коридоре его остановила завуч Елизавета Максимовна.
— Каховский, что за дикий вид?
— Дикий? — негромко переспросил Сережа.
— Ты сейчас не у себя в клубе, где можешь позволять все что угодно. Ты в школе! Существует общепринятая школьная форма!
Тихо и устало Сережа попросил:
— Пожалуйста, хоть сегодня оставьте меня в покое…
Елизавета Максимовна несколько секунд молчала. Затем сообщила:
— Я вызываю твоего отца в школу. Сегодня же! Будь любезен передать ему это.
— Передам, — сказал Сережа. — Но сегодня не получится. Он в командировке до пятнадцатого числа.
Саша отложил гитару и сказал:
— Он все равно уехал бы. Только позже. Закончил бы с вами «Мушкетеров», нашел бы себе замену… Ну, сходил бы с вами летом в поход. А к сентябрю все равно уехал бы в Красный Берег.
— Интересно, где бы он замену отыскал? — спросила Наташа. — Будто такие вожатые, как Олег, в магазинах продаются…
— А такого и не надо, — возразил Саша. — Годился бы и другой. Умный, конечно. Лишь бы не ломал ваших законов и привычек. А командовать, держать отряд вы могли бы и сами. Олег вас, по-моему, научил.
— Недоучил немного, — хмуро сказал Сережа.
— Зря ты так, Сергей… Он сделал, что успел. Интернат в Красном Береге для него — как родина… И не надо считать Олега дезертиром.
— А кто считает его дезертиром? — неожиданно вскинулся Митя. Тихий такой, спокойный всегда, он сейчас как взорвался. — У Олега выхода не было! А эти… Смирняков и Гуревич — они точно уж дезертиры! Скорей побежали в «Спартак», возьмите в фехтовальную школу! Будто мы уж совсем погибли.
— Никакие они не дезертиры, — сказал Сережа. — Они же не изменяли отряду. Просто им всерьез хочется заниматься фехтованием.
— А нам не хочется? — не уступал Митя.
Сережа не ответил. Не знал, как ответить.
Конечно, очень хочется взять рапиру, выйти на дорожку. В бой! Но… все это будет не так, если без отряда. Надо, чтобы рядом были свои ребята, надо, чтобы на рукаве блестел знак «Эспады».
Нет, нельзя считать изменниками тех, кто после «Эспады» разошелся по разным секциям и кружкам, это Сережа знал точно. Это же с ума сойти — назвать Сеньку Гуревича или Алешку Смирнякова дезертирами! Да и других тоже… Ведь если что случится — позови любого, сразу кинутся на помощь.
Но в чем-то Митька прав. Самую чуточку, а прав.
И, не зная, что ответить, Сережа сказал:
— Все равно их в «Спартак» не взяли.
— Почему не взяли? — спросил Саша.
— Говорят, что техника не та. Один тренер даже сказал, что Олег нас, как фехтовальщиков, испортил совсем, и переучивать поздно. А чего же он испортил? Просто система другая. Он учил, как его на флоте учили. Нижние защиты, например, у нас гораздо лучше, чем у спартаковцев.
— Они испугались, — негромко, но твердо сказал Митя. — Наши в бою сильнее.
— Ну уж… — с сомнением проговорил Саша.
— Нет, правда, — поддержал Митю Генка. — Может, они и не испугались, но наши сильнее. Алешка с тремя подряд сражался и всех загонял. А они: «Техника…» У многих мастеров, например, техника совсем своя, ни на что не похожая. Значит, их гнать из фехтовальщиков?
Другой взрослый наверняка усмехнулся бы или сказал наставительно: «Вам еще рано себя мастерами считать». И получилось бы, что они хвастаются. Но Саша понимал. Он поскреб небритый подбородок и грустно заметил:
— Ваша техника, может, и не хуже, да необычная. Где найдешь для вас тренера? Вот и остались вы сами по себе…
Он опять потянулся за гитарой и покосился на Данилку. Тот молча приткнулся в углу громадного старинного кресла. Все поняли: сейчас будут «Барабанщики».
Как бы крепко ни спали мы,
Нам подниматься первыми…
- Предыдущая
- 18/28
- Следующая
