Остров Русь (сборник) - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 33

• Предыдущая
• 33/125
• Следующая

Через минуту я убедился, что в этом отношении мы с братом солидарны.

Когда Стас всхлипнул особенно громко, Шидла мягко сказал:

— Перестаньте, котята, во всяком случае…

Но закончить он не успел, потому что Стас заорал:

— Молчи, урод! Что б ты понимал?!

Самым поразительным было то, что Шидла действительно замолчал и ничем не выказал обиды. Заговорил же снова лишь минут через двадцать, когда мы со Стасом уже болтались в невесомости, а сам он настраивал временной блок. Заговорил так, словно его и не прерывали:

— …Во всяком случае, ее жизни ничего не угрожает.

— Почему это? — не поверил я.

— Потому что я — преступник, — туманно ответил он, а потом сразу сменил тему, как будто жалел о сказанном: — Кстати, учтите, хроноскаф невозможно настроить с точностью до минуты, и не исключено, что вы появитесь в своем времени часа на два-три раньше или позже своего исчезновения.

— Если раньше — не беда, — заметил уже успокоившийся Стас, — переждем. А вот если позже, когда нас папа с мамой уже хватятся, тогда что-то сочинять придется.

— Можем и сейчас — заранее — сочинить, — предложил я.

— Предпочитаю экспромт, — заявил Стас как всегда самонадеянно.

Я заметил, что брат мой жалеет, что обругал сфинкса; все-таки мы привязались друг к другу, многое вместе пережили. Да что говорить, у Неменхотепа-то он нас по-настоящему спас. Но извиняться… Нет, это не в Стасовой натуре. Он, заглаживая свою вину, все-таки попытался затеять дружескую беседу. И это ему удалось.

— Шидла, а что ты будешь делать, когда нас вернешь домой? — спросил он. — Отправишься в Древний Египет и умрешь там с голоду?

— Раньше я хотел поступить именно так, — ответил сфинкс, — но сейчас, думаю, я могу сделать больше. Я могу максимально увеличить вероятность того, что петля замкнется. Не надеясь на слепой случай.

— Как?

— Я лично позабочусь о том, чтобы статуя сфинкса была построена. И чтобы хроноскаф со мной внутри, замаскировав, поместили именно в фундамент этой статуи, где его потом и должны найти.

— Но как ты сможешь быть уверенным в этом? — не унимался Стас. — Ну статую ты еще можешь заставить построить. Тебя боятся. О твоем бластере, наверное, легенды сложили. — При этих словах Шидла почему-то отвел глаза. — Но как ты заставишь египтян делать все по-твоему, когда тебя уже не будет?

Логика в словах Стаса была железная, но Шидла ответил такое, что мы с братом ошалело выпучили глаза:

— Они не посмеют нарушить волю фараона. А я буду фараоном.

Мы молчали, просто не зная, что сказать, а сфинкс пояснил, распаляясь:

— Я воспользуюсь гибелью Неменхотепа. Я буду хорошим фараоном. Я их многому научу. Как добывать железо, как делать бумагу, как растить новые сорта злаков… А главное, я научу их справедливости. Уж кто-кто, а я-то знаю, что такое справедливость. Я буду очень справедливым фараоном, мои подданные будут любить меня. И никаких жертвоприношений! Это же дикость несусветная! — Он помолчал, а потом закончил проникновенно: — А еще не понравилось мне, как они там с кошками обращаются… я их научу.

— Шидла! — не выдержал я. — Но истории ничего не известно о фараоне-сфинксе! И вообще, сфинкс — существо мифологическое!

— Сам ты — существо мифологическое, — совсем по-стасовски обиделся сфинкс. — А что истории неизвестно, так я и об этом позабочусь.

…Все-таки хроноскаф — действительно удивительное достижение инженерной мысли. Во второй раз мы совершали на нем посадку по-человечески, то есть зная куда, когда и при полной его исправности. Шидла снова включил голографический глобус. Тот повис за нашими спинами, занимая все свободное пространство рубки. Раньше эта миниатюрная модель Земли как-то не слишком поразила меня, не до того было. Сейчас же… У меня защемило сердце, когда Шидла выключил свет и маленький, с метр диаметром, земной шар, искрясь полярными шапками и переливаясь ручейками великих рек, медленно вращаясь, завис на расстоянии вытянутой руки от нас.

Казалось, дунь на него, и где-то далеко внизу сорвутся крыши с маленьких домов маленьких людей и маленькие, вырванные с корнем деревья помчатся по черному небу, увлекаемые грозной ураганной силой…

— Где-то здесь, по-моему, — бесцеремонно ударил Шидла лапой по северному полушарию. Шар послушно прекратил вращение, а на его поверхности засияла бирюзовая звездочка. Я заметил, как вздрогнул Стас. Видно, и он представил, как огромная звериная лапа опускается на наш город, превращая в щебень наш дом, нашу школу, мамин музей… Но я быстро отогнал видение. В конце концов, глобус — он глобус и есть.

— Да, здесь, — подтвердил я, — чуть повыше. Как тогда, по ходу сориентируемся?

— Сориентируемся, — согласился Шидла.

И действительно, совершив временной скачок, хроноскаф с помощью парашюта приземлился, но, немного не долетев до поверхности, подобно антиграву завис над землей. А затем по нашим подсказкам двинулся туда, где в вечернем полумраке светились огни города. Глядя в иллюминатор, мы со Стасом без труда нашли свою улицу, и Шидла посадил капсулу на пустыре невдалеке от нашего дома.

Мы выбрались наружу. Знакомая смесь запахов выхлопного газа и костра из осенних листьев ударила в ноздри и наполнила меня радостным ожиданием. Откуда-то из глубин памяти выскочило еще недавно такое абстрактное для меня слово: «ностальгия». Оказывается, ностальгия может быть не только по месту, но и по времени.

А мой порывистый братец рухнул на колени и забормотал:

— Земля! Земля-матушка. Наша, сегодняшняя…

Говоря это, он собирал пыльную землю в ладони, поднимал к глазам и сыпал между пальцев, как в мультфильмах жадные богачи пересыпают золотые монеты.

— Блин! — вдруг воскликнул он и замахал рукой.

— Ты чего? — удивился я.

— Укололся, — объяснил он. — Гвоздей тут накидали… — Но сразу вновь умилился: — Гвоздик! Наш гвоздик! — С этими словами он, продолжая стоять на коленях, торжественно, как великую драгоценность, опустил ржавую железку в нагрудный карман.

Все это время Шидла тактично молчал, только с подозрением принюхивался, расширив ноздри, с неописуемым отвращением на лице.

— Ну что, — спросил я его, — будем прощаться?

— Будем, — кивнул он. — Хотя… Давайте-ка в последний раз прикинем, все ли мы учли.

Я задумался. И сразу обнаружил в наших построениях тонкое место.

— Слушай, — сказал я, — сейчас-то мы знаем, как запустить хроноскаф. А тогда… Чисто случайно. Мы ведь даже и не хотели его запускать, мы хотели только выйти. Вдруг в этот раз мы его не включим?

— В какой «этот раз», — передразнил оправившийся от патриотического экстаза Стас. — Это все уже произошло.

— Если мы прибыли раньше, а по-моему, это так, тогда вроде потемнее было, то это еще не произошло, только произойдет, — возразил я. — А вдруг не произойдет?

— Если один раз произошло, то и сейчас повторится, — уверенно заявил Стас, но я-то видел, что он, как и я, слегка запутался.

— Фатализм сфинксов, — установил я диагноз. — Но даже они, между прочим, на судьбу не полагаются, а все обеспечивают сами.

— Старший прав, — поддержал меня Шидла. Но тут же добавил: — Хотя в этом случае мы, по-моему, ничего сделать не можем.

— Можем! — заявил Стас. На лице его мелькнула тень вдохновения. Не сказав больше ни слова, он кинулся к хроноскафу и забрался в него. Любопытство заставило меня последовать за ним.

Стас, высунув от напряжения кончик языка, что-то творил с приборным щитком. Я заглянул ему через плечо. Только что найденным гвоздем он вкривь и вкось выцарапывал над пусковой кнопкой слово «выход».

Меня словно током ударило. Я и забыл про эту надпись.

Закончив свой труд, Стас обернулся ко мне и пояснил:

— Нехорошо, конечно, обманывать. Но я же для дела. К тому же мы ведь себя обманываем, а не кого-то другого.

— Стас, — шепотом сказал я. От волнения у меня пропал голос. — Стас, я уже видел тут эту надпись.

• Предыдущая
• 33/125
• Следующая