Люблю твои воспоминания - Ахерн Сесилия - Страница 37
- Предыдущая
- 37/72
- Следующая
Его зрачки расширены, он мчится через раздвижные двери к таможне, не имея ничего, что он мог бы задекларировать, кроме временного помешательства, и уверенно поворачивает налево.
Я стою в зале прилета, и со всех сторон ко мне то и дело подходят мужчины в костюмах с табличками в руках. Я вздыхаю и жду. Папа на полной скорости появляется оттуда, куда он убежал, покачиваясь и таща за собой свой чемодан.
— Ты могла бы сказать, что нам не туда, — говорит он и направляется мимо меня в противоположную сторону.
Папа проносится по Трафальгарской площади, волоча за собой чемодан и поднимая в воздух стайки голубей. Ему больше неинтересно знакомиться с Лондоном, у него на уме только Майкл Эспел и сокровища седовласых чопорных старушек. Выйдя из метро, мы сделали несколько неправильных поворотов, но Банкетинг-хаус в конце концов все же появляется перед нами. Я уверена, что никогда раньше не была в этом дворце, однако отчего-то он кажется мне знакомым.
Встав в очередь, я рассматриваю ящик в руках пожилого мужчины, стоящего перед нами. За нами женщина, шелестя газетами, разворачивает чайную чашку, чтобы кому-то ее показать. Над очередью светит солнце и висит сдержанный шум разговоров — возбужденных, простодушных и вежливых. Рядом стоят телевизионные фургоны; люди, отвечающие за камеры и звук, постоянно входят и выходят из здания, и камеры снимают длинную очередь, в то время как женщина с микрофоном канала Би-би-си выбирает из толпы людей, чтобы взять у них интервью. Многие принесли с собой шезлонги, корзины с лепешками и маленькими бутербродами, как для пикника, а также термосы с кофе и чаем. Папа осторожно зыркает вокруг, в желудке у него урчит, и я чувствую себя преступной матерью, которая плохо позаботилась о своем ребенке. Кроме того, я беспокоюсь за папу, понимая, что нас не пустят дальше двери.
— Папа, не хочу тебя расстраивать, но мне кажется, что мы должны были что-то с собой принести.
— Что ты имеешь в виду?
— Какой-нибудь предмет. У всех вокруг есть вещи для оценки.
Папа оглядывается и только теперь это замечает. Его лицо вытягивается.
— Может быть, они сделают для нас исключение, — быстро добавляю я, хотя и сомневаюсь в этом.
— Как насчет этих чемоданов? — Он смотрит на наш багаж.
Я пытаюсь не рассмеяться:
— Я купила их в обыкновенном универмаге, не думаю, что кому-то будет интересно их оценивать.
Папа улыбается в ответ:
— Может быть, дать им оценить мое исподнее, Грейси, как ты думаешь? Такие трусы, как у меня, давно уже стали исторической реликвией.
Я корчу рожу, и он отмахивается от меня.
Мы медленно продвигаемся в очереди, и папа отлично проводит время, болтая с соседями о своей жизни и захватывающем путешествии с дочерью в Лондон. Около полутора часов спустя мы получаем два приглашения на послеполуденный чай, и папа внимательно слушает стоящего за нами господина, который рассказывает, как сделать так, чтобы садовая мята не мешала расти розмарину. Пожилую пару, стоявшую перед нами, прямо за дверями разворачивают назад, так как у них с собой ничего нет. Папа тоже это видит и смотрит на меня с тревогой. Сейчас подойдет наша очередь.
Я быстро оглядываюсь по сторонам. Что я рассчитываю найти? Сама не знаю.
Обе входные двери держат открытыми настежь для непрерывно движущейся толпы. Внутри, рядом со входом, за открытой дверью стоит что-то вроде деревянной корзины для мусора, в которой валяется несколько забытых и сломанных зонтов. Пока никто не смотрит, я поворачиваю ее вверх дном, вытряхивая вместе со сломанными зонтами несколько смятых бумажек. Ногой заталкиваю их за дверь и в тот же момент слышу: «Следующий!»
Я несу корзину к столу в приемной, и при виде меня папины глаза чуть не выпрыгивают из орбит.
— Добро пожаловать в Банкетинг-хаус, — приветствует нас молодая женщина.
— Спасибо, — невинно улыбаюсь я.
— Сколько предметов вы принесли с собой сегодня? — спрашивает она.
— О, только один. — Я ставлю корзину на стол.
— О, вот это да! Потрясающе! — Она проводит по стенке корзины пальцами, и папа смотрит на меня грозным родительским взглядом, как бы желая немедленно указать наглому молодому поколению (в моем лице), где его законное место. — Вы раньше уже принимали участие в дне оценки?
— Нет, — вступает в разговор папа, неистово тряся головой. — Но я каждый раз смотрю шоу по телику. Я горячий поклонник «Антиквариата», был им, еще когда его вел Хью Скалли.
— Чудесно, — улыбается женщина. — Войдя в зал, вы увидите множество очередей. Пожалуйста, встаньте в очередь, ведущую к столу, где оцениваются соответствующие предметы.
— И в какую очередь нам нужно встать с этой штукой? — Папа смотрит на корзину так, словно от нее плохо пахнет.
— Зависит от того, что этот предмет собой представляет, — объясняет она.
Папа озадаченно смотрит на меня.
— Мы надеялись, что это вы нам скажете, — вежливо говорю я.
— Тогда я предлагаю очередь к столу «разнообразные предметы». Хотя это самый загруженный стол, мы стараемся, чтобы очередь продвигалась как можно быстрее, и используем четырех экспертов. Как только вы дойдете до эксперта, просто покажите ваш предмет, и он или она все вам о нем расскажет.
— А за каким столом стоит Майкл Эспел?
— К сожалению, Майкл Эспел не является настоящим экспертом, он ведущий шоу, так что у него нет своего собственного стола. Однако остальные двадцать экспертов обязательно ответят на ваши вопросы.
Папа грустнеет на глазах.
— Но есть шанс, что ваш предмет будет выбран для шоу, — быстро добавляет женщина, чувствуя папино разочарование. — Эксперт показывает объект телевизионной команде, и они принимают решение, снимать его или нет, в зависимости от его редкости, качества, того, что о нем может сказать эксперт, и, конечно, в зависимости от его ценности.
Если ваш объект будет выбран, вас проводят в зал ожидания, где с вами поработают гримеры, после чего вам предстоит в течение примерно пяти минут говорить с экспертом о вашем предмете перед камерами. В этом случае вы встретитесь с Майклом Эспелом. И еще потрясающая новость: мы впервые показываем передачу в прямом эфире. Она начнется через… о, сейчас посмотрим, — изучает женщина наручные часики, — через час.
Папа широко раскрывает глаза.
— Всего пять минут? Чтобы поговорить об этой вещи? — взрывается он, и женщина смеется.
— Пожалуйста, не забывайте, что перед передачей нам нужно посмотреть две тысячи принесенных людьми предметов, — говорит она, с сочувствием глядя на меня.
— Мы понимаем, мы здесь только для того, чтобы приятно провести день, правда, папа?
Он не слышит меня, оглядываясь по сторонам в поисках Майкла Эспела.
— Надеюсь, что так и будет, всего хорошего, — заканчивает разговор женщина, вызывая следующего человека из очереди.
Как только мы входим в переполненный главный зал — просторное помещение с галереей, я немедленно поднимаю глаза вверх, уже зная, чего ожидать: надо мной плафон из девяти огромных полотен, заказанных Карлом I, чтобы украсить обшитый панелями потолок.
— Вот, папа, держи. — Я протягиваю ему корзину для мусора. — Хочу осмотреть это прекрасное здание, пока ты будешь осматривать хлам, который приносят в него люди.
— Это не хлам, Грейси. Я как-то видел передачу, в которой коллекция тростей одного человека ушла за шестьдесят тысяч фунтов стерлингов.
— Ничего себе, в таком случае ты должен показать им свой ботинок.
Он пытается сдержать смех:
— Давай иди, осматривайся, встретимся здесь… — И отступает, ища глазами нужную очередь, даже не закончив фразы.
Ему ужасно хочется от меня избавиться.
— Повеселись, — подмигиваю я.
Он широко улыбается и оглядывает зал с таким счастливым выражением лица, что в моем сознании запечатлевается еще один снимок.
Пока я брожу по комнатам единственной сохранившейся после пожара части дворца Уайтхолл, ощущение, что я уже бывала здесь, накрывает меня как гигантская волна, так что я нахожу укромный уголок и незаметно достаю мобильник.
- Предыдущая
- 37/72
- Следующая
