Зайнаб (СИ) - Гасанов Гаджимурад Рамазанович - Страница 23
- Предыдущая
- 23/70
- Следующая
— Что, змея подколодная, до тебя не дошло? Сделать так, чтобы до тебя дошло? — размахнулась, чтобы ударить. — Пока я еще раз не сбросила тебя с лестницы, делай то, что тебе говорят! — он от злобной волны, накатившей на нее, крикнула так, что девочка вздрогнула и чуть не свалилась с ног.
От этого крика собака во дворе, Мериам назвала ее Тарзаном, подняла такой вой, такой визг, он, порываясь помочь Мериам, так прыгал на цепи, создавалось впечатление, она вот-вот оборвется, ворвется в дом и растерзаем мучительницу Мериам.
— Тарзан, мой любимый Тарзан! Как мне жаль тебя! — простонала она.
Тарзан заскулил, завилял хвостом, заглядывая в окна, чтобы увидеть Мериам, гремя цепью нервно задвигался по двору. То заходил в свою конуру, то выходил, жалобно скулил, звал Мериам, подпрыгивал вверх, чтобы заглянуть в окно, точно понимал, что с ней что-то случилось.
— Говоришь, не войдешь? — выходила из себя мачеха.
— Сказала же, не войду. Я шага не сделаю в комнату, где спишь ты со своим сыном-зверенышем! А если у тебя желание есть еще раз сбросить меня с лестницы, сбрось! Хоть на том свете избавлюсь от твоих мук! — высохшие будто глаза опять увлажнились, она головой укрылась шубой.
— Говоришь, не пойдешь? Пойдешь, еще как пойдешь, паршивая сучка! — вдруг набросилась на девочку, за шкирку вытащила из-под шубы, приподняла, ударом ноги приоткрыла дверь в комнату, закинула ее, как мячик и снаружи закрыла. — Нет, не войдешь ты!..
— Паршивая сучка это ты! — девочка, порываясь выбить дверь изнури, навалилась на нее и стала барабанить кулочками.
Мачеха услышала, как она захныкала, а потом заплакала взахлеб. Во дворе заскулил Тарзан, а потом завыл долго, душераздирающе. Мериям думала, как больно уколоть мачеху.
— У тебя растут усы, как у кошки и борода, как у паршивой козы! — взвизгнула девочка.
Действительно усы, которые у Ширинат не ожиданно выросли и поросль на подбородке ей доставляли мучительные неудобства.
— У, ты ублюдка! — взревела Ишрабика так, что она затряслась от злобы. — Убью сучку, убью! — под лестницей подобрала полено.
В это время Тарзан во дворе так злобно заревел и зарычал, что готова была порвать цепь, броситься в прихожку, напасть и растерзать врага.
Терпение Ишрабики лопнуло, она бросила полено, выскочила во двор и подобрала большой сучковатый жердь.
Тарзан присел на землю, ненавистными глазами заглянул ей в глаза, утробно зарычал, показывая желтые клыки, с которых на грудь стекала слюна, встал, низко опустил морду, презрительно поджал губы, повернулся к ней боком, готовясь к прыжку. Он злобно рычал, готовый к атаке.
Но не тут-тобыло! Ишрабика опустилась на четвереньки, бесстрашно из-подлобья взглянула в глаза Тарзану, искривила губы, показала клыки и злобно зарычала. С шестью в руке боком-боком вокруг Тарзана сделала полукруг, утробно рыча и роняя слюну. Тарзан не отступил, повернулся на другой бок, из-подлобья заглядывая ей в глаза, искривляя губы, сверкая клыками-кинжалами, злобно рыча на цепи сделал полукруг. В точке соприкосновения сделал бешеный скачок, но Надежный сук в руках Ишрабика сделал молниеносный оборот, взлетел и опустился на голову Тарзана. Собака взвизгнула, взлетела с цепью в воздух, цепь петлей сомкнулась на ее шее, упала на спину.
Тарзан вскочил на ноги, от злости и напряжения задрожал на ногах, дрожь молнией прошла по спине и холке, готовясь к прыжку и нацелившись на шею, задом начаа отступать назад. Но вдруг Ишрабика так уничижительно взглянула ему в глаза и так издевательски рассмеялась, что он от унижения заскулил, приподнял заднюю лапу и запустил в ее сторону оранжевую струю. Ишрабика, нервно трясясь от смеха, делая вид, что его даже не замечает, боком вошла в тамбур.
Из всех мучений, которые проделывала Ишрабика над Тарзаном, самое унизительное и нетерпимое был ее этот смех, металлический, хлесткий, уничтожающий. Как только она ехидно показывала зубы, он весь взъерошился, шерстка на спине становилась дыбом, противный холодок пробегал по телу, он, толчками пуская оранжевую струю, отступал назад, скулил, прятал глаза и задом заползал к себе в конуру.
Так случилось и сегодня. Это было самое страшное оружие, которое применяла Ишрабика против своего врага. Так поступала она осознанно или неосознанно, но он результат давал сокрушительный. Против такого лома Тарзан пока не находил никакого приема…
Мачеха, противно хихикая и через окна бросая уничижительный взгляд во двор, вошла в семейную комнату. Даже не взглянув на Мериям, съежившись сидящей у печки, с себя стащила мешковатое платье непонятной расцветки, рядом с сыном приподняла край одеяла и скользнула в постель. Зевая, выгнувшись вперед, потянулась наверх, всем телом растянулась в постели.
Мериям, злобно поддакнув губы, стрельнула в ее сторону ненавистными глазами:
— Жду такого дня, когда мой папа этот твой змеиный зев запечатает расплавленным свинцом, любезная мачеха!
Мачеха, засыпая, издевательски рассмеялась, повернулась на другой бок, глубоко задышала. Сначала она, всасывая нижнюю губу в рот противно сопела, потом захрапела, как мужик.
— Медведица, противная хрюкающая медведица! — маленькими кулочками затыкала себе уши. — Какое же ты противное животное! Как я ненавижу твое усатое, с растительной порослью лицо, мачеха! Знала бы ты, как ненавижу! — противный комок подступил к горлу, глаза засверкали, на шее выступили сонные вены, кадык нервно задвигался.
Она мыслями ушла во вчерашний вечер, перед ее глазами стала разъяренная мачеха.
Мериям училась в четвертом классе, после обеда. Она пришла со школы, даже не успела переодеться, перекусить, мачеха наказала в кладовке рассортировать картошку. К тому времени, когда сельское стадо пастух пригнал с пастбища, она завершила работу. В хлеву привязала коров, накормила, подоила корову, накормила кур, овец. Когда голодная, замерзшая в одном платье, заходила домой, на улице полностью потемнело. Мериям не успела подойти к печке, отогреться, как мачеха подтолкнула ее к каталке, наказала отбить масло. А сама с сыном развернули скатерть, сели, перед ее глазами стали смачно откусывать и обсасывать только что пожаренное на печке мясо.
От голода и запахов мяса, которое она давно не ела, у нее во рту потекли слюнки, в глазах помутнело. Стараясь не замечать мать и сводного брата, она привычными движениями рук стала подвязывать за веревку, висящую на кольце под потолком, глиняную каталку с простоквашей. Но обессиленные пальцы рук не выдержали ее тяжести, каталка выпала из рук, упала на пол и разбилась.
Мариям на мгновение не поняла, что случилось. У нее екнуло сердце, оно упало в пятки. Она растерянно взглянула в глаза мачехи и ужаснулась. Только теперь до нее дошло, что случилось страшное и сейчас с ней что-то будет.
Она заплакала, прося прошение, упала в ноги мачехи. А та, как кашалот, пока большими глотками набирала в легкие воздух, а в поджелудочное железо желчь.
— Милая мама, прости меня, прости!.. — умоляла Мериям. — Я не нарочно, не нарочно… Каталка сама выскользнула из рук!.. Я не нарочно! — умоляла девочка.
Глаза мачехи округлялись, в них засверкали молнии, вдруг изо рта загрохотал гром:
— Чтоб ты сдохла, чтоб конец твой обернулся черным саваном! — напала на падчерицу, стала больно щипать ее к руки, ноги, живот. — Чтобы отсохли твои руки и ноги, вражье отродье! Чтобы разорвались они на куски! Ты что, бестия, вместо рук носишь безжизненные плети! — схватила ее за руки, по разлитой на полу простокваше потащил наверх лестницы и сбросил ее оттуда…
Девочка при падении инстинктивно съежилась мячиком, покатила вниз. Первая ступенька лестницы была из цельного камня, и девочка, как на зло, ударилась о нее головой. Из глаз полетели искры, перед глазами закружили черные круги, может, на мгновение, она потеряла ориентир. Приподнялось, упала. Села у лестницы, зарыдала. Нет, не от боли, боль она не почувствовала, а от обиды, от горькой и подавляющей ее волю обиды. Она долго сидела в тамбуре и плакала. Во дворе стонал, скулил, плакал Тарзан. Он ползал по двору, заглядывал в тамбур и плакал как человек, горько, безостановочно.
- Предыдущая
- 23/70
- Следующая
