До тебя (ЛП) - Дуглас Пенелопа - Страница 2
- Предыдущая
- 2/70
- Следующая
– Ты что, умоляешь, мелкий сопляк? – рычит отец. Ремень снова хлещет по спине.
Зажмуриваю глаза, когда кожу между лопатками словно обдает огнем. Закрыв рот, пытаюсь не издать ни звука, вдыхая через нос до тех пор, пока боль не стихнет. Мои губы опухли, вязкий металлический привкус крови ощущается на языке.
Тэйт.
Ее лицо всплывает в памяти, и я скрываюсь в собственных мыслях, где есть только она. Где мы вместе. Ее солнечные волосы развивает ветер, пока мы взбираемся на валуны возле рыбного пруда. Я всегда поднимаюсь позади нее, на случай, если она оступится. Ее глаза цвета грозового неба улыбаются мне.
Но голос отца все равно пробивается через барьер.
– Никогда не умоляй! Никогда не извиняйся! Вот, что я получил, позволив этой шалаве растить тебя столько лет – труса. Ты стал трусом.
Моя голова запрокидывается назад, а кожу саднит, когда он хватает меня за волосы, чтобы я смотрел ему в глаза. Живот сводит, когда чую его дыхание, провонявшее пивом и сигаретами.
– По крайней мере, Джекс слушается, – шипит отец сквозь зубы; у меня внутри все переворачивается от тошноты. – Разве не так, Джекс? – выкрикивает он через плечо.
Отец отпускает меня, затем подходит к морозильнику в углу кухни и стучит дважды по дверце.
– Ты там еще живой?
Каждый нерв на моем лице вспыхивает от боли, когда я пытаюсь сдержать слезы. Не хочу плакать или кричать, но Джекс, второй ребенок отца, провел в морозильной камере почти десять минут. Целых десять минут, совершенно беззвучно!
Почему отец так делает? Зачем наказывает Джекса, если злится на меня?
Только я сижу молча, потому что этого он ждет от своих детей. Если получит то, что ему нужно, может, выпустит моего брата. Джекс там, наверно, замерзает. Я даже не знаю, хватает ли ему воздуха. Как долго человек может выжить в морозильнике? Возможно, он уже мертв.
Боже, он же просто ребенок! Я моргаю, чтобы не расплакаться. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…
– Ну… – Отец отходит к своим дружкам, Шерилинн – идиотке с растрепанными волосами, и Гордону – убогому подонку, который странно смотрит на меня.
Оба сидят за кухонным столом, довольствуясь какой-то наркотой, оказавшейся в меню на сегодня, не обращая внимания на то, что происходит с двумя беспомощными детьми в комнате.
– Какие идеи? – Мой отец кладет руки им на плечи. – Как мы научим моего пацана быть мужиком?
Я резко проснулся. Пульс бешено колотился, отдаваясь в шею и голову. Капля пота стекла по моему плечу; я моргнул, вглядываясь в стены своей комнаты.
Все в порядке. Я тяжело вздохнул. Их тут нет. Это всего лишь сон.
Я у себя дома. Отца тут не было. Гордона и Шерилинн нет и в помине.
Все хорошо.
Только мне всегда надо удостовериться.
Веки словно свинцом налились, но я сел на кровати, быстро оглядывая спальню. Рассвет, просачивающийся через окно, бил по глазам хуже прожектора, поэтому я прикрыл их рукой, защищаясь от болезненных лучей.
Мелочевка с комода была сброшена на пол. Однако мне не впервой устраивать бардак, когда напьюсь. Без учета незначительного беспорядка, в комнате было тихо и безопасно.
Я медленно выдохнул, потом вновь сделал глубокий вдох, пытаясь успокоить сердце, и продолжил оглядываться по сторонам. Только сделав полный круг, заметил рядом с собой ком под одеялом. Игнорируя пронизывающую боль позади глаз после вчерашней попойки, откинул одеяло, чтобы посмотреть, кому по глупости… или спьяну… позволил провести всю ночь в своем доме.
Замечательно.
Очередная долбанная блондинка.
О чем я, черт побери, думал?
Блондинки не в моем вкусе. Они всегда кажутся хорошими девочками. Никакой экзотики, ничего интересного. Слишком непорочные.
Эдакий тип девочки-соседки. И кому такие нужны?
Однако последние несколько дней – когда кошмары снова начались – я хотел только блондинок. Будто меня одолел какой-то нездоровый порыв вытравить из себя ту единственную блондинку, которую любил ненавидеть.
Но… должен признать, девчонка оказалась сексуальной. Ее кожа выглядела гладко. Неплохие буфера. По-моему, она вчера говорила, что приехала домой на летние каникулы из универа Пердью. Думаю, я не упомянул, что мне шестнадцать, и я все еще учусь в школе. Может, сообщу ей об этом, когда она проснется. Развлечения ради.
Я откинулся назад. Было больно даже улыбнуться, представляя ее шокированную реакцию.
– Джаред? – Моя мать постучала в дверь. Я вздернул голову вверх, поморщившись. В висках пульсировало так, как будто кто-то всю ночь долбил в них вилами. Сейчас мне совсем не хотелось иметь с ней дело. Только я все равно соскочил с кровати и направился к двери, пока девушка, лежавшая рядом со мной, не пошевелилась. Приоткрыв щелку, посмотрел на мать со всем спокойствием, на какое меня хватило.
На ней были розовые спортивные брюки и обтягивающая футболка с длинными рукавами… неплохо для субботы, вообще-то… но выше шеи – как обычно, полная катастрофа. Волосы она заплела в пучок, а вчерашний макияж весь смазался.
Ее похмелье, вероятно, посоперничает с моим. Она смогла подняться на ноги лишь потому, что ее телу к подобному состоянию не привыкать.
Хотя, когда мама приводила себя в порядок, становилось заметно, насколько она молода. Большинство моих друзей, впервые с ней встретившись, принимали ее за мою сестру.
– Чего тебе надо? – спросил я.
Наверняка она ждала, чтобы я впустил ее, но этому не бывать.
– Тэйт уезжает, – ответила мама тихо.
Сердце заколотилось в груди.
Уже сегодня?
Внезапно сложилось такое впечатление, будто невидимая рука вспорола мне живот, и я вздрогнул от боли. Не знаю, в похмелье ли дело или в напоминании о ее отъезде, но я сжал зубы, сглатывая подступившую к горлу желчь.
– Ну и? – пробормотал, чересчур усердствуя с гонором.
Мать закатила глаза.
– И я подумала, ты мог бы поднять свою задницу, чтобы с ней попрощаться. Она уезжает на год, Джаред. Вы когда-то дружили.
Да, пока два года назад я не уехал к папаше, а вернувшись, понял, что остался один. Моя мать была слабой, отец – монстром, а Тэйт оказалась не другом, в итоге.
Я просто покачал головой, прежде чем захлопнул дверь перед ее лицом.
Ага, сейчас прям побегу на улицу, обнимать Тэйт на прощание. Мне параллельно, я был рад от нее отделаться.
Только в горле встал ком, не дававший сглотнуть.
Откинувшись спиной на дверь, ощутил вес тысячи кирпичей, свалившийся на плечи. Я забыл, что она уезжает сегодня. Вот уже два дня, после вечеринки Бэкманов, я практически не просыхал.
Черт.
Снаружи донесся хлопок закрываемой автомобильной дверцы, после чего я приказал себе оставаться на месте. Мне не нужно ее видеть.
Пусть уезжает учиться во Францию. Ее отъезд – лучшее, что могло случиться.
– Джаред!
Я напрягся, услышав оклик матери.
– Собака выбежала на улицу. Тебе лучше его догнать.
Отлично.
Готов поспорить, она сама выпустила чертова пса. И готов поспорить, что выпустила через парадный вход. Я сдвинул брови практически до боли.
Натянув вчерашние джинсы, распахнул дверь своей спальни, не заботясь о том, проснулась ли девчонка из Пердью, и спустился вниз по лестнице.
Мама ждала у открытой входной двери, держа наготове поводок, и улыбалась так, будто считала себя великим гением. Выхватив поводок у нее из рук, вышел на улицу, прямиком направившись к Тэйт во двор.
Когда-то Мэдмэн был и ее собакой, поэтому он бы никуда больше не побежал.
– Ты пришел со мной попрощаться?
Тэйт сидела на корточках возле Бронко. Я встал как вкопанный, услышав ее радостное, безудержное хихиканье. Она улыбалась, словно на календаре уже Рождество, и зажмурила глаза, пока Мэдмэн облизывал ей шею.
- Предыдущая
- 2/70
- Следующая
