Поединок. Выпуск 17 - Ромов Анатолий Сергеевич - Страница 32
- Предыдущая
- 32/107
- Следующая
«Волга» с Баскаковым и Певцовым шла по набережной Москвы-реки, когда прерывисто зажужжала рация.
— Я «Озон», прием, — ответил Баскаков.
И раздался искаженный, сопровождаемый шумами и потрескиваниями голос Гвасалия:
— «Озон», я «Радуга»: Афанасьев знает юношу по имени Гена, давно не встречал, координат не имеет… Познакомила Космынина Зинаида Федоровна, — Певцов уже достал блокнот, ручку, записывал, — установлен адрес: Ташкентская улица, дом десять, корпус два, квартира тридцать пять…
— У-у, это другой край, — сразу среагировал Гриша и взглянул в боковое зеркальце.
«Волга» с ходу заложила крутой вираж, развернулась через осевую и пошла в обратном направлении.
— …работает дежурной стройуправления сутки через двое, сегодня на работе отсутствует. Как слышите? Прием.
— «Радуга», я «Озон», слышу вас хорошо. Космынина Зинаида Федоровна, Ташкентская, десять, корпус два, квартира тридцать пять. Выезжаю на место… Вам следовать космодром, находиться на связи. Как поняли? Прием.
— «Озон», я «Радуга». Следовать космодром, находиться на связи. Вас понял. Отбой.
Баскаков положил рацию и повернулся к Певцову:
— А?
— Сработала твоя версия! — радостно оценил Певцов. — Сработала… Теперь бы Зинулю повидать.
— И Гену, — напомнил Баскаков. — И тогда возникнет некая ясность.
— Некая?
— Некая. Если Зина и Гена его скрутили и вынесли багаж, то, считай, завтра утром можно победно рапортовать. Очень удачно складывается… Слишком!
— Слушай, а этот паучок сказал что-нибудь? — поинтересовался Певцов. — Ювелир этот.
— Сафин? Сказал и не сказал… Ребусом! Про мальчиков-игрунчиков, пупсиков-бубусиков. Все время в голове держу и ничего не сплетается пока.
В помещении, где обычно работали четверо, сейчас были двое; на полках вдоль стены стояли яркие модели сельскохозяйственных машин: поворачиваясь влево-вправо, тихо жужжал вентилятор на соседнем столе.
Елена отложила линейку, сняла телефонную трубку, набрала номер.
— Долгушин слушает! — раздался ответ. — Алло! Слушаю вас.
— Будьте любезны Андрея Сергеевича.
— Он вышел. Кто говорит, что передать, я записываю.
Она молчала в нерешительности.
— Алло! Не молчите, прошу вас… Я все передам.
— Скажите, что звонила Ванина Елена Григорьевна… Я на работе, телефон двести тридцать девять — шестнадцать — двадцать четыре.
— Двести тридцать девять — шестнадцать — двадцать четыре. Ванина Елена Григорьевна. Вас понял, обязательно передам.
— Спасибо.
Крупная блондинка, разбиравшая папки у стеллажа, подошла сзади, положила ей руки на плечи, нагнулась к уху.
— У-у, Ленок, сама звонишь и голосок жалобный… Действует год дракона, не иначе! Я думала, ты навеки законсервировалась.
— Я сама думала… А оказывается, очень хочется жить. Очень!
Дверь тридцать пятой квартиры отворила сухонькая женщина с усталым лицом, рукава закатаны по локоть.
— Здравствуйте. Зина дома?
— Дома, проходите… Вон там ее комната.
В кухне варится что-то с капустой, открытая дверь в ванную демонстрирует стирку, стены коридорчика увешаны всяким. За дверью прямо играет тихая музыка.
И за этой дверью — уголок рая. Кожаный диван, кожаные кресла, стереосистема «Акаи», низкий столик с хрусталем, фарфоровые чашки, бутылка ликера «Парадиз». И в креслах полулежат две дивы.
— Зина?
— Ну-у… — начала лениво распрямляться одна из них, неся чашку на стол.
Два шага вперед, и Баскаков подсел на широкий кожаный подлокотник.
— Так где же ты была, хорошая моя, позавчера, в воскресенье, часов в восемь утра?
— А-а-а-а!! — Чашка с кофе опрокинулась на колени, Зина закричала так страшно, что подруга вскочила и бросилась к двери, но проход загораживал Певцов.
А в коридоре за ним, па пороге ванной застыла маленькая женщина, с мокрого белья в ее руке капало на пол.
Баскаков вошел в кабинет, и Железняков поднял голову от бумаг.
— Вы меня вызывали? Здравствуйте.
— А-а, пропащий! Говорят — вышел, работает, а я его не вижу, не слышу и не в курсе всего. С возвращением… И рисуй обстановку. Это дело на контроле.
Баскаков, склонив голову набок, посмотрел на начальство.
— Это дело на контроле с воскресенья семнадцатого числа. Сегодня у нас вторник девятнадцатого… Я вышел на работу с утра и сейчас пятнадцать двадцать девять. Даже переодеться не успел, видите костюм? А он у меня единственный. Только-только доставлен первый объект, с ним занимаются… Так мне что — вполне туманную обстановку рисовать или можно работать дальше?
Во взгляде Железнякова были и интерес, и даже некоторое удовольствие.
— Не хватало мне тебя, Баскаков, ой как не хватало! Все как положено: докладывают, делятся, так, мол, и так, даже совета просят, помощи… А тебя вызвал поинтересоваться и сразу — р-раз! — с размаху в ухо получил. И опять интересно жить и трудиться.
— Павел Харитонович, просто я считаю бессмысленным делиться предположениями и домыслами. Будут факты — предъявлю.
— Вы мне поскорее преступников предъявите, Баскаков. И будет славно… Идите, работайте.
Стремительно пройдя к себе, Баскаков вошел в первую комнату, и поднявшийся с места Долгушин доложил:
— Товарищ майор, только что был на связи Баранов. В квартире на Масловке никого не обнаружено… Одни следы пребывания. Они произвели осмотр, возвращаются сюда.
— Хорошо. То есть следовало ожидать, я имею в виду… И — отставить официальность!
— Слушаюсь! Еще вот, Андрей Сергеевич, — протянул листок Долгушин, — звонили в четырнадцать десять.
— Угу… — Он прочел, снял пиджак, повесил на стул и сел к телефону. — Знаешь, Саша, не сочти за подлость, расстарайся чайку погорячей. И покрепче.
— Сей секунд… У машинисток индийский со слониками видел. Они вас любят.
— Давай!
Баскаков набрал номер.
— Здравствуйте. Можно попросить… Лена, ты? Конечно, узнал. Слу-ушай… Я в замотке, собственного носа не вижу, и по протяженности она непредсказуема. Будет окно хоть на час — сразу позвоню или заеду… Как куда? Позвоню на работу, а заеду домой. Что? Ах, оставь, правильно сделала, что позвонила… Да. Да. И я очень хочу увидеть тебя… Очень!
Посидел, крепко зажмурившись, встряхнул головой и вышел в соседнюю комнату.
Зинаида Космынина с распухшим от слез лицом стонала перед столом Певцова. Позади нее расположился Гвасалия.
— …они что хотите могут, им все нипочем… Гена его боится, жалеет, что связался… и я говорила-а-а, говорила ему-у…
— Тише, спокойнее, слезы горю не в помощь. — Певцов подвинул по столу бланк с записями, и Баскаков, нагнувшись, читал. — Значит, как он ушел, вы его больше не видели?
— Да-а… А они со мной… Они мне такое устроили… Трое… Домой не пускали… О-о-ой!
— Спокойно, Космынина, спокойно! Если было покушение на вашу честь, значит, в общих интересах, чтобы мы как можно скорее задержали и наказали насильников. Правда?
— Да-а-а… Что?
— Гена по этому адресу постоянно проживает? — потряс бланком Баскаков.
— Та-ам, да… На Лесной…
— И пупсики-бубусики его навещают?
Заплаканные глаза расширились.
— Вы его тоже… Тоже взяли?
— Кого? Ну, кого — быстро! — Баскаков сел перед ней на корточки, его лицо стало очень неприятным.
— Вы же сказали… Бубуся.
— Это ты сказала! Говори дальше, себе на пользу. Фамилия? Имя? Где найти? Он — кто? Деловой? Фарца? Ну!
— О-ой, не знаю… Да везде он… Дима… У «Космоса»… «Дружба»… Кафе в Доме туриста… Там всегда тусуется… Голубо-ой…
Баскаков выпрямился и кивнул Гвасалия:
— Нодар, ты со мной… Работай, Певцов, «мы поехали. На Лесную я Долгушина отправлю… И кого бы с ним?
— Пусть Баранов поедет. Он шустрый, и ребята у него ничего.
Баскаков и Гвасалия вышли в комнату рядом, где Долгушин из термоса разливал чай по стаканам.
- Предыдущая
- 32/107
- Следующая
