Умру и буду жить (СИ) - "Старки" - Страница 24
- Предыдущая
- 24/31
- Следующая
— Нисколько!
— Ты — шлюха, тебя можно только купить… Только вот не понимаю… Почему не я? Ты продаёшься потенциальному убийце! Ты готов крутить задом перед всякими потными уродами! Ты отсасываешь богатым перхотным толстякам! Я же предлагал тебе нормальную жизнь, я тебе предлагал свою любовь, свои деньги… Я урод? Я хуже всех этих твоих клиентов? Я хуже Мазурова? Ну! Отвечай!
Я молчу. Говорить, что он хуже, бессмысленно. Уже говорил, тысячу раз.
— Уже восемь лет, не так ли? Восемь лет я таскаюсь за тобой повсюду, как попрошайка! Вымаливаю крошечку Стася…
— Это ты так вымаливаешь? Позорные фотографии в общаге, избиение на улице, спаивание какой-то отравой и похищение, штук пять симкарт, которые я вынужден был сменить… А как ты скупил все места в купе, и я вынужден был не ехать домой, чтобы не оказаться под тобой в этих комфортных железнодорожных условиях. А угрозы и избиение Мишки Соколова ради того, чтобы он пару недель провёл в больнице? И как апофигей — гори, гори, моя квартира, моё съёмное жильё! Плати, плати собой, парниша, сними противное бельё! Сколько ты Мураду денег заплатил, чтобы организовать моё бессрочное рабство? Но когда всё сорвалось, ты пошёл на крайние меры! Неужели ты думаешь, что я прощу тебе Олеся? Что я прощу тебе своих родителей?
— Я Олеся не подсаживал на иглу. Это его выбор. Просто так случилось, что он покупал в конторе. А я должен был лечить его и носиться с ним? И лечил, и носился бы, будь ты моим! Так что ты сам виноват в его смерти! Я даже не видел, как он сдох!
— Подсадил его ты! Не надо заливать сейчас! И ты это сделал не год назад, а восемь лет назад! Ненавижу тебя!
— Похуй, что ненавидишь! — Ой, Стоцкий начинает материться, это значит, он в бешенстве, он ведь дюже интеллигентный и выражается только по особому случаю. — Всех остальных ты тоже не любишь, но спишь с ними! Мне остоебенило носиться за тобой, умирать от ревности… Я правильно понимаю, что Мазур не продаст тебя мне?
— Правильно понимаешь!
— Но ведь ты у него не в рабстве? Раз он разрешил тебе работать? Раз ты приезжал на похороны один? Он не удерживает тебя силой?
— Он любит меня.
— Это ничего не значит. Я тоже люблю, но ты не остаёшься…
— Потому что я ненавижу тебя, а его… его люблю, — эк, как я объяснил! Но если не понимает этот ублюдок, что я никогда не прощу его, никогда не приду к нему! Пусть думает, что Мазур — моя судьба.
— Не пизди! Ты не умеешь любить! — делает презрительное лицо Стоцкий, он не верит…
— Мне параллельно, что ты там обо мне думаешь!
— Ну, вот и проверим, как ты любишь… Короче, так… У Мазурова самое ценное, что есть — это его бизнес. Фирма держится на его имени, он гениальный архитектор… Почему такое лицо? Ты не знал? Ха! Любит он Мазурова! Они строят оригинальные коттеджи, выполняют сложные заказы. Мазуров — генератор идей, он уникальный специалист, просчитывает архитектуру невероятных форм. Ты не знал? Видишь, как ты любишь… Я его лучше знаю, чем ты! Три года зоны — жуткий удар по его бизнесу, к нему приезжали в колонию, чтобы он проработал проекты. У него крепкая команда, и все они молятся на своего бога Мазура, а он молится на свои дома. Ты был у него в офисе? Нет? Отлично любишь… Так вот, на весах ты и его дело. Если ты через три дня не будешь у меня, то бизнес Мазура будет рушиться как карточный домик. Пшик! Пшик! Пшик! И ничего не останется.
— И как же ты сможешь разрушить его бизнес?
— В буквальном смысле! В буквальном! А напоследок он сядет, твой любимый зэк! Хм… и я уверен, тебя вызовут свидетелем на суд. История повторяется дважды: один раз в виде трагедии, другой в виде фарса. Сказал Наполеон. А я подберу тебя! А если нет, то хотя бы сделаю тебе больно!
— А если я скажу… Что мне пофиг на судьбу мазуровского бизнеса! Да и на него… тоже… — это я уже произношу нерешительно.
— Значит, не любишь его! Нашим легче! Андрей Вадимович будет устранён к обоюдному нам с тобой удовольствию. И ты всё равно будешь моим.
— Руслан! — взвыл я, понимая, что любой вариант устранения Мазура мне не подходит. — Что изменится, если я к тебе приду? Я не перестану тебя ненавидеть. Наоборот!
— Изменится то, что ты не будешь больше ни с кем трахаться. Только со мной, пусть даже насилием, пусть редко. Но я буду знать, что ты только мой! У меня мозг в труху превратился от бесконечной ревности. А твоей любви мне не надо! Мои надежды на неё уже давно выжжены. Теперь главное! Ты понял мои условия? Три дня, и ты у меня!
— Я расскажу всё Андрею, и он…
— И он потеряет бизнес, учти, я сразу это узнаю… И он сядет. Будет за что.
— У него отличная служба безопасности, они смогут…
— Они не успеют, как только ты рассказываешь или не приходишь через три дня, я начинаю действовать… А лучше так, через два дня!
— Ты бздишь! Что ты можешь сделать?
И он шёпотом говорит:
— Взорвать домики!
— Ты сошёл с ума!
— Я это сделаю не своими руками… Дело уже «на мази». А ты потом ничего не сможешь доказать: слово проститутки против слов уважаемого человека. Осталось твоё решение. Мой телефон у тебя есть.
— Он не сможет без меня, — теперь шёпотом говорю я.
— А я? — орёт он мне, опасно приближаясь и наваливаясь на меня. И тут в стекло машины постучали. Это человек Стоцкого:
— Руслан, за ним едут…
Ублюдок проводит своей рукой по моему лицу, по шее, груди к животу, к паху и напоследок шипит в меня:
— Это всё моё!
Меня выперли из машины. Три шестёрки и как всегда стильно одетый, мерзко элегантный, опасно красивый Руслан Стоцкий сели в вольво, дружно хлопнув дверками, мотор взвыл — и машина исчезла.
Так, мне нужно собраться с мыслями. Есть три дня… Или два? Или лучше сразу сказать? Дамиру? Или самому Мазуру? А может, Стоцкий врёт? А если не врёт? Похоже на какие-то крайние меры. Хотя с поджогом квартиры тоже было ништяк. Блядь! Стоцкий сошёл с ума, он псих!
С другой стороны к парикмахерской подъезжает «мерс». Бегу туда. Из машины выглядывает Мазуров, опять растрёпанный, круги под глазами, галстук снял и часы циферблатом «вверх ногами». Этот не умеет быть элегантным. Кричу ему:
— Я сейчас!
— А ты откуда это? — недоверчиво спрашивает Андрей, но я уже убегаю, в салон за сумкой. «Пока-пока» всем встревоженным работницам ножниц, чмок Гале, и я плюхаюсь в «мерс».
— Андрей, у меня каприз.
— Что-то новенькое. На карусельки?
— Поехали к тебе в офис! Я хочу посмотреть!
— Зачем? Давай завтра, а сейчас домой.
— Нет. Мне хочется сейчас! Тем более от вашего офиса до дома ближе, чем с Ломоносовского, там на выезде пробка по-любому. Пли-и-из!
— Вообще-то я устал. И твоя причуда кажется мне странной.
Но я уговорил.
***
Офис был уже пуст. В зеркально-стеклянном здании внутри — консервативный дуб, классический паркет, хрустальные люстры, кожаные пуфы для посетителей. Мазур ведёт меня в свой кабинет. Когда там включается свет, я оказываюсь в каком-то удивительном помещении. По одну сторону сверху вниз полки книг. Они разнокалиберные и разностилевые, сбиты друг с другом, в них много папок, регистраторов, ящичков, книг, альбомов и даже свитков. У французского окна полукруглый стол с двумя мониторами, рядом стоит магнитная доска с палитрой цветов. С другой стороны чертёжная доска с пружинной рейсшиной, над ней нависает огромный куполообразный плафон, который направляет поток света на лист, на нём скат крыши с проставленными замерами. В комнате несколько деревянных стульев с вычурными спинками – все стулья разноцветные: красный, жёлтый, изумрудный, белый. На ближней стене, рядом с дверью, в багете большая фотография — Мазур и Кротов счастливые улыбаются в камеру, держат в руках высокий кубок в виде Эйфелевой башни, диплом, красные цветы. Здесь Мазур такой, с каким я познакомился тогда — пять лет назад. В комнате удивительный пол: белый, со стеклянным блеском, по центру в круглом «проёме» циферблат часов. Но самое удивительное по всей стене слева: здесь много стеллажей, на которых макеты домов, усадеб, коттеджей. Я стал рассматривать, а Мазур ходит за мной, дышит мне в затылок, поясняет:
- Предыдущая
- 24/31
- Следующая
