Умру и буду жить (СИ) - "Старки" - Страница 16
- Предыдущая
- 16/31
- Следующая
— Это я…
— А это я! Вы опять где? Когда вы вчера уехали из ресторана?
— Так сразу за тобой! Мы уже едем на работу…
— Мазур! Ты должен уже тут быть! Всё стоит без тебя!
— Дамир, щас буду…
— Уже пора в норму-то приходить! Всё же нормально — Новак у тебя! Факт, под боком лежит! Любовь людей окрыляет, а тебя наоборот…
— Так! — Мазуров дёрнулся и отлепился от меня. — Я сказал, что едем! Скоро будем!
Андрей бросил телефон на тумбочку. Пауза. Его рука проводит по моей голове, по плечу.
— Я не обидел тебя вчера?
— Шибанул башкой об пол!
— Прости, — он разворачивает меня на спину, наваливается сверху и присасывается к губам, вернее, опять их жуёт. Я отталкиваю, он недовольно и зло смотрит на меня.
— Ты целоваться, что ли, не умеешь? — так же недовольно спрашиваю я.
— Умею…
— Извини, но это не поцелуй, а укус.
— А так?
И он целует заново. Ух ты, как умеет! Без клыков и без выедания мозга! Нежен. Мягок. Чуток. Ловок. Неутомим. Заставил меня отвечать, выпросил таки мой язык, я даже глаза закрыл, чего со мной не случалось ранее. Рукой шарит по мне, гад! Лезет в пах, и там застукало и заколебалось нечто.
— Нет! — категорично я отталкиваю. — Не надо, я понял, ты умеешь… Тебе на работу!
Он быстро сдаётся. Скрывается в ванной комнате, предварительно проорав в коридор:
— Ива-а-ан! Подъём!
Они не позавтракали. Бегали по дому, лихорадочно одеваясь. Я стоял, завёрнутый в одеяло, на первом этаже и наблюдал за этим бешенством. Уже спине Мазура я крикнул:
— Андрей! Не пей хоть сегодня!
Он остановился, повернулся, сглотнул и ничего не сказал.
У меня же опять праздник! Один! Весь день мой: я и моя беседка! Быстро закинул в себя пару бутеров, переоделся во вчерашнее одеяние и, потирая ручки, вышел во двор. Сегодня работаю быстрее, так как строительной части практически нет. Выбираю доску пошире, размечаю и болгаркой закругляю оба края так, чтобы доска стала скобой с небольшим уклоном, подыскиваю ещё доску, совершенно прямую, режу, чтобы она была равной по длине с дугообразной. Теперь «на пленэр». Режу, вгрызаясь в дерево, пазы на двух четырёхугольных столбах входа в беседку и привинчиваю доски дрелью на большие дюбеля: одну – широкую к самой крыше, сверху — рогами вверх дугообразную, ниже — через двадцать сантиметров — ещё одну, которая уже. Поверх нижней планки прибиваю «рейки-уши» от столбов. Что получается? Тории – имитация японских синтоистских ворот, «птичий насест». Приделать доски на такой высоте было тяжко. Особенно дугообразную. Она дважды брякнулась, и я содрал кожу на ладони. Но теперь я добился того, чего хотел!
Перед покрасочными работами выкушал банку сгущёнки. Вырезал болгаркой заднюю решётчатую стенку восьмигранной беседки: теперь на входе — тории, а напротив входа — дыра, решётчатые экраны остались на трёх боковых гранях слева и справа. Начнём красить! Все балки входа с упоением мажу петушиным красным. Остальные балки и перекрытия золотисто-коричневым. Уффф! Красотень!
Напоследок – мой каприз. Из снятых верхних решётчатых панелей делаю сиденье и спинку. Вымеряю балансировку и прикрепляю канат на крепежи. Получились ка-че-ли! Пришпандорить крепёж к балке крыши оказалось тоже трудным делом, но я бог! Тра-та-та-та-та-та! Осталось только покрасить сидение. Качели будут красными! Аккуратно подметаю щёткой пол, понимаю, что надышался эмалью «по самое не хочу», до рези в глазах. Да и смеркаться начало. Для близоруких время, когда начинают гаснуть краски дня, самое неприятное. Но мне нужно закончить. Грязный, обляпанный красной и золотистой краской, в пыльной одежде, потный и растрёпанный, решаю добить натруженное тело работой камненосильщика (есть ли такая?). Но не получилось. Как только отправился за камнями к ограде, сразу заметил на лоджии Андрея. Он переодет в домашнее, курит. Облокотившись на перила, внимательно наблюдает за мной. Окна спальни как раз выходят на беседку. И долго он там стоял?
Как только я уцепился за самый большой камень, не обращая внимания на зрителя в ложе, Мазур крикнул:
— Охренел, что ли? Не смей! — и скрылся с лоджии. Охренел-не охренел, но камень поменьше взял и понёс к беседке. Навстречу из дома вырулили Мазуров и Иван. Последний катил тачку.
— Упрямый гадёныш! — возмутился Мазур. — Позвать-то не судьба? Куда ты камни хотел?
— При входе у столбов и чуть дальше по периметру, примерно на метр…
Больше я не перенёс ни одного камня. Мужики перетаскали на тачке самые крупные и сложили так, как я велел. Иван притаранил ещё две неслабых каменюки из-за ворот, с улицы. Всё!
Стоим втроём, пялимся на мой шедевр. Иван меня пихает локтем:
— Качельку-то себе сделал?
— Дам покачаться! – парирую я.
— Когда шашлыки-то разведём там?
— Как только краской перестанет вонять…
— Может, обмоем? Пару напёрстков саке? Японская же фигня получилась!
— Иван! — вмешивается Мазуров. — Свали в дом!
Водила, по-моему, обиделся, но бурча что-то под нос удалился.
— У меня вопрос, — тихо говорит Андрей, — зачем тебе это было надо?
— Ты не поймёшь…
— Постараюсь.
— Мне нужно было… просто необходимо… иначе не выдержал бы… Хотел почувствовать себя не… — и я замолчал, на черта я начал ему объяснять.
— Хотел почувствовать себя не шлюхой? — заканчивает за меня Мазур. Значит, он правильно понял. Я молчу и не смотрю на него. — У тебя получилось здорово, мне нравится. И так быстро. Почему ты не работаешь по профессии?
Я пожимаю плечами. Он действительно хочет услышать, как меня из-за их дела чуть из вуза не выперли. Как мне пришлось перейти на заочку, как съехал из общаги, как искал квартиру и работу. А некий милый препод, узнавший, что мальчик, отказавший ему в интиме, оказался продажной шлюхой, организовал информационную атаку по всем подходящим фирмам. И дизайнер-шлюха, пусть даже с отличным дипломом и рекомендательным письмом с практики, везде получал от ворот поворот. И только случайная знакомая — Гала — сжалилась и устроила стричь дам и дамочек. Мазур не дождался ответа.
— Ты ел сегодня?
Я киваю.
— Интересно, когда? Ты весь грязный и в краске… Пойдём, дизайнер, накормлю и вытру.
Есть не хотелось: нанюхался растворителя, олифы, эмали. Поэтому пира по поводу моего гения не получилось. Склевал что-то безвкусное. Зато обещание «вытереть» оказалось выполнено на полную катушку. Мазуров намочил тряпочку подсолнечным маслом и растирал ей сначала руки, не пропуская ни одного пятнышка, потом обнаружил, что штанина на коленке пропитана красной краской. Снял штаны и, сев на пол, оттирал коленку. И, наконец, россыпь золотистых брызг на лице. Для них новая тряпица, для них ещё закусанная нижняя губа, для них ни одного комментария, для них вся серьёзность взгляда. Я вижу, он сдерживается.
Когда пятна на лице смешались с пахучим маслом и были ликвидированы, он решил смыть масло. Губами своими. Он не сдерживался. Целовал, впитывал меня, трудолюбивую подсолнечную семечку. А потом прижал к себе крепко. Я знаю, он сдерживается, он терпит. И я даже думаю, что могу позволить себе сказать:
— Андрей, могу ли я сказать тебе «нет» сегодня?
Он чуть крепче сжал. И очень спокойно ответил:
— Нет так нет…
Сегодня мои мышцы, моя спина и мои ушибы совсем не болят. Я, наверное, просто не чувствую боли. Сир, я, наверное, победил.
========== 9. ==========
В этот раз я первый! Я первый проснулся! Есть возможность рассмотреть моего убийцу, моего влюблённого убийцу. Рассмотреть без профессионального прицела парикмахера и брадобрея. Он в этот раз не на мне, даже, можно сказать, в стороне от меня. Лежит на боку, сложился, скруглил плечи, руки зажал между коленями. Как будто заковал себя. Лицо грустное, брови домиком сложились. Под ресницами живая, мокрая полоска глаза — следит за мной даже во сне? Ямочка на подбородке спит — не выпендривается, не так ярко выпирает. А коричневая аккуратная родинка по-шекспировски драматично взирает на эту расслабленную ямочку. Рот чуть приоткрыт, и губы… какие-то фигурные, что ли… и безвольные. И не подумаешь, как они могут издеваться и нежничать на моей коже. Что мне делать с этими губами? Думаю, что смогу делать всё что угодно. Да, он мой, я это уже проходил. Тогда, конечно, было несколько иначе: тогда я ненавидел всей своей израненной мальчишеской душой, а теперь раны зарубцевались, душа огрубела, я даже возненавидеть Мазура не могу так же сильно. Но и полюбить тоже. Уволь! Вместо любви только инстинкт выживания. И тот дал трещину. Я буду хитрее, я не буду с тобой сражаться, Мазур. Ты растопчешь, преследуя, и добьёшь и меня, и себя. Но ведь есть другой способ…
- Предыдущая
- 16/31
- Следующая
