По следам дикого зубра - Пальман Вячеслав Иванович - Страница 4
- Предыдущая
- 4/143
- Следующая
Вечером мы с папой ахнули, когда увидели гору приготовленных вещей.
— Ну, Софьюшка Павловна, нашему сыну недостает только кареты под этакую поклажу.
— А что ты хочешь? — в свою очередь удивилась она. — В этакую даль — да налегке? И не думай, Андрюша, с одним ружьем и нараспашку я тебя не отпущу!
После некоторых пререканий и споров мы раза в четыре поуменьшили груду вещей, потом уложили все необходимое в две седельные сумы и небольшой сверток. Но на теплой одежде настояли уже оба родителя. Знакомый черкес принес легкие опорки из кабаньей шкуры шерстью наружу; при подъеме в такой обуви короткая шерстка не дает скользить вниз, нога в них чутко фиксирует все неровности дороги. И уютно и тепло.
Поздно к нам постучали. Вошел довольно молодой есаул с тонким, подвижным лицом и жгучими глазами, которые указывали на кавказскую кровь. Он коротко представился отцу:
— Улагай, казенный лесничий. — А дальше заговорил так, будто, кроме отца и его самого, в комнате никого не было: — Мне приказано передать поручение от управляющего Охотой, господина Ютнера. Он извещает вашего сына, что выступаем завтра, ровно в девять утра. Егерь Зарецкий причислен к команде охотников при особе великого князя и подчинен адъютанту его высочества полковнику Владимиру Алексеевичу Шильдеру.
— Шильдеру? Владимиру Алексеевичу? — Отец оживился, приятно пораженный известием. — Уж не тот ли самый, что служил на Балканах в последнюю кампанию?
Есаул без улыбки сказал:
— Да, Шильдер воевал на Балканах.
— Господи, да мы встречались с ним, знакомы! Как же я не угадал его в свите! Непременно надо увидеться с однополчанином, ведь два года в окопах просидели…
— Если позволите, — все так же сухо и вежливо сказал гость, — я передам полковнику ваше желание.
— Да, да, буду очень благодарен.
Улагай четко повернулся и ушел. Мне он не понравился. Уж больно самоуверен. Видно, характер имеет дерзкий и эгоистичный. Приятная, даже интеллигентная внешность ничего не меняла. Зато папа был прямо-таки растроган. Имя Шильдера пробудило в нем столько воспоминаний! Забегая немного вперед, скажу, что адъютант великого князя так и не соизволил встретиться со штабс-капитаном Зарецким, стареющим в глуши отставником.
В тот вечер отец еще раз вспомнил про суховатого гостя.
— Как мне известно, — со значением сказал он, — в ведомстве Улагая находятся все леса Лабинского отдела Войска Кубанского. Как раз по окончании курса угодишь в подчинение к господину есаулу. Не забывай такой возможности. Наверное, Улагай не всем нравится, но что делать, жизнь так сложна. Мне сказывали, что у него старший братец приближен ко двору.
Я только кивнул. Отец уже не впервой заводит разговор о протекциях и чинопочитании. Делает он это из самых добрых побуждений, но, право же, мне от его слов не по себе…
Еще до свету, когда я вышел за ворота, старый лезгин Пачо прогнал к перевалам небольшое стадо — четырех коров с телятами и десятка три баранов. Впереди стада шел сердитый бородатый козел.
— Шашлык пошел, — скупо бросил Пачо, выразительно ткнув палкой в сторону гор. — Много народ кормить будем!
Экспедиция получилась большая, сотня человек. Все охотники ехали верхами. Великий князь сидел на тонконогом вороном коне, одет был просто и как-то небрежно: серый мундир с низко нашитыми карманами, короткие сапоги, полупапаха, через плечо охотничий рог в богатой оправе. Он ни на кого не смотрел и никого не видел. Замкнулся. Мой начальник Шильдер, тучный и крепкий мужчина с широким, спокойно-задумчивым лицом, указал мне место позади себя и всю дорогу либо молчал, либо односложно отвечал Ютнеру, который ехал рядом и тоже не страдал красноречием. Возможно, они просто не выспались? Казаки охраны тихонько поговаривали о затянувшемся ужине в охотничьем доме князя. Словом, гости пребывали в дурном настроении.
Долина Лабёнка все больше сужалась. Вскоре поперек нее вылез длинный каменный увал, густо покрытый лесом. Лабёнок грохотал здесь в полную силу, с трудом прорываясь через узкую щель под каменной громадой.
Кавалькада втянулась в ущелье. Влажно и терпко в нос ударило лесом, прелым листом. Сразу похолодало от близости воды, потемнело от тесно сдвинутых, заросших буйной зеленью крутых склонов. Зеленая вода, местами тронутая белой пеной, мощно и неудержимо катилась по каменному ложу, заваленному обломками скал. Пахнуло дикостью, суровым воздухом первобытности.
Я увидел, как передернул плечами великий князь. Тотчас к нему подскакал камердинер и, спросив разрешения, накинул на плечи меховой полукафтан. Желая поднять настроение замолчавших гостей, в колонне казаков позади затянули походную песню.
Как на венгерской лесопильне у входа в ущелье, так и в Бурном, другом поселке у порогов, охоту встречали приубранные жители. Стояли толпой с хлебом-солью, с кувшинами кваса, яблоками, сливами. Обо всем этом заботился наш Павлов. Он выехал еще вчера, чтобы проверить безопасность дороги. При виде встречающих князь не сходил с коня, лишь приподнимал папаху и заученно улыбался.
Спешил. Желанная охота была близка.
Даже на последнем кордоне, где в Лабёнок бешено врывался седой от пены Уруштен, не сделали дневки, лишь накоротке сошли с коней, осмотрели подковы, поправили вьюки. Вперед! Вперед!
Тропа стала круто забирать в гору.
Солнце склонилось к западу, ущелье наполнилось голубизной, потом таинственно потемнело. Но вереница всадников уже успела подняться высоко над рекой, и скоро охотники очутились на площадке среди громадных останцов. Отсюда открывался далекий вид на все стороны.
Лес, лес и лес. Черный, где пихта, прозрачный, налитый светом в буковой заросли, подернутый дымкой в низинах и перепадах, расступившийся только там, где голые скалы надменно уходят вверх, брезгливо очищаясь от всего живого, или где чернеют провалы. Ни одного ровного места. Горы вверх-вниз, круто, покато, одна вершина за другой, сплетение хребтов, увалов, разрезанных широкими трещинами. Мерцание заснеженного зубчатого Главного хребта вдалеке. А над этим вздыбленным миром — тихое вечернее небо, подкрашенное закатным солнцем.
Когда охотники поднялись на площадку, там уже стоял шалаш из свежих досок, горели костры. Пахло жарким. Повар его высочества, уехавший вперед, успел приготовить шашлыки для уставших путников.
Мы пустили лошадей, посидели, отдыхая. Я подошел к самому краю розовой скалы и засмотрелся. В голову пришла мысль, что нет на свете места краше, чем Кавказ. Сюда приезжать за счастьем и покоем. Величие гор заставляет человека лучше познать себя, избавиться от всего дурного и наносного, стать таковым, каков ты на самом деле. И на наш лагерь вдруг взглянулось по-новому: ведь мы приехали сюда убивать.
— Чего задумался? — Чья-то рука легла мне на плечо.
Я обернулся. В тонкие крученые усы посмеивался Семен Чебурнов, егерь великокняжеской Охоты, большой мастер по всякому зверю. Он был года на четыре старше меня. В Псебае его знали как отчаянного охотника.
— Красиво, — сказал я, еще раз окидывая взглядом быстро темнеющие горы.
Он прищурился.
— Не о том надо думать, вьюноша. Ты, можно сказать, отличился прекрасно. Ну, так не зевай, рассуди, как действовать. Ежели сумеешь показать себя на охоте, далеко пойдешь, попомни меня! Он такой, императорское высочество, бровью шевельнет — и вознесешься к небесам. Пальцем поведет — и будь здоров, только тебя видали, студент. Косякин уже шептал нам: расстарайтесь, братушки, наведите хозяина на зубру, он же так одарит всех, век помнить будете.
От большого костра коротко свистнули. Чебурнов оглянулся.
— Нас кличут. Похоже, чарка перед ужином. Идем.
За самодельным низким столом сидели гости. Они уже отужинали. Тут же стояли три или четыре полупустые бутылки с красивыми наклейками. Вокруг собрались и подтягивались казаки, егеря. Пламя длинного костра плясало на бородатых лицах. Все смотрели на великого князя. А он с ожиданием глядел на Ютнера. Опомнившись, вскинул голову и быстро сказал:
- Предыдущая
- 4/143
- Следующая
