Ловец человеков - Старицкий Дмитрий - Страница 11
- Предыдущая
- 11/74
- Следующая
— А то я один без свиты ездил, — возразил я.
— Это не свита была. Это охрана. — Инфант стоял на своем до конца. — Свита состоит из благородных идальго.
— Вот жизнь настала… — пожаловался я в пространство, — скоро и в сортир не сходить без сопровождения придворных с родословной длиннее, чем у моего коня. Может, мне теперь и подтираться самому нельзя? Особого придворного для этого приставить. Статусом не ниже барона, а то и виконта. Будет главный подтиратель высочайшей задницы и дон-хранитель монаршего горшка. Не подскажешь кандидатуру?
Пожалуй, зря я повысил на него голос, хотя дон Саншо после этого все же немного сократился в педагогическом порыве. Видать, от неожиданности.
— Не пыли, Феб, — сказал он вполне примирительным тоном, — жизнь монарха — не мед сладкий. И главная ее трудность в том, что ты всегда на виду. Всегда в центре толпы. Все от тебя хотят благ земных. И при этом ты всегда одинок. То, что я имею твою дружбу — это просто счастье. Божий подарок. И я не хочу ее лишаться по твоей легкомысленности.
Я огляделся. Мы стояли с доном Саншо у колодца нос к носу, как два петуха на бойцовской площадке, во все стороны растопорщив перья. Вся моя свита попряталась по конюшням от греха подальше. И караульных наших тоже видно не было — схоронились, чтобы не огрести под горячую руку. Двор опустел, и только из сарайчика вышла жена литейщика и прямо на пороге принялась вдумчиво стряхивать какие-то тряпки. Глядя на нее, дон Саншо сменил тему:
— И вообще, пойдем поговорим в мою комнату. Мы же не жонглёры, чтобы устраивать представление для плебса посередине двора.
На крыльце я тормознул подвернувшуюся под руку служанку и заказал нам две кружки сидра.
— Большой кувшин сидра и две кружки, — поправил меня дон Саншо.
Когда мы вошли в комнату Саншо, которая была зеркальным отражением моей, только без той захламленности, которую моя спальня приняла в последние дни при моем активном участии, инфант спросил меня:
— Что ты думаешь наконец делать с этими дойчами в винном погребе? Хозяину они уже надоели, да и мне тоже.
— А что с ними делать? — удивился я.
Откровенно говоря, со всеми проблемами, которые на меня навалились, я о них как-то позабыл. Незачет!
— Твой человек ими обижен. Твой суд, — напомнил мне дон Саншо.
Тут в дверь постучали, и та служанка с крыльца — кажется, дочь хозяина постоялого двора, — внесла, прижимая руками к животу, большой тяжелый кувшин — литра на три, с кружками на пальцах. Пропищала от двери:
— Ваш заказ, господа принцы.
— Поставь на стол, — приказал ей дон Саншо.
И когда она все это выполнила, он звонко хлопнул ее по заднице, придав ускорение в сторону выхода.
В дверях служанка обернулась и одарила инфанта таким зовуще-обещающим взглядом, с таким обожанием, что мне даже завидно сделалось. И это несмотря на ее внешность серой мышки.
— Ты ее трахнул? — спросил я Саншо, когда за прислугой закрылась дверь.
— Вот еще… — буркнул кантабрийский инфант. — Хотя это мысль, Феб. А то местных баб для развлечений мы уже рассчитали.
То-то я смотрю, в харчевне как-то пустовато стало. И тихо.
— Так все же, что ты будешь делать с этими… шеффенами, — повторил свой вопрос дон Саншо, разливая сидр по большим глиняным кружкам.
— Я бы их повесил, но мастер Уве упросил меня оставить им жизнь, — ответил я ему, предварительно отхлебнув слабо пенящегося напитка. — Вот и ломаю голову. Так, чтобы они живыми остались и чтобы наказание понесли соответствующее. Ноги, что ли, им отрубить… по самую шею.
Саншо сначала недоуменно посмотрел на меня, а потом заразительно засмеялся.
— Что смеешься? — обиделся я и поставил кружку на стол. — Тебе смешно, а я всю голову сломал. Не нахожу ничего лучшего, как продать их в рабство на галеру сарацину, чтобы им жизнь показалась страшнее смерти.
Отсмеявшись, дон Саншо сделал большой глоток сидра, а потом снизошел до меня, неразумного. Взгляд его стал настолько серьезен, что я предпочел смотреть на черную повязку его левой глазницы.
— Феб, тебя точно по голове как-то странно ударили, что ты простые вещи перестал понимать. В лицо тебе, конечно, никто ничего не скажет, но лучше бы ты этим дойчам живьем живот разрезал и заставил самостоятельно намотать свои кишки на столб, пока ноги ходят, а потом, пока еще не померли, сжег на костре и пепел их развеял над рекой. Ты представляешь, что потом о тебе говорить будут? Сколько потенциальных сторонников ты мигом утратишь. Сколько врагов приобретешь на пустом месте. Тебе это надо? Подумай своей ударенной головкой хоть немного. У тебя коронация впереди. Да и наваррские кортесы тебя еще не провозгласили своим монархом. Я уже не говорю про церковь. Орден тринитариев тебя точно анафеме предаст. Скандал выйдет знатный, до папы в Риме дойдет, это точно. А к тринитариям прислушаются, особенно после того, как в прошлом году в Тунисе, когда у них не хватило денег на выкуп, десять монахов добровольно пошли в мусульманское рабство в обмен на десять кастильских пленников, их вообще святыми почитают. Понял?
Ой, мама дорогая, роди меня обратно! Как все здорово и лихо получается в книжках про попаданцев. И вумные они как вуточки, и вотруби не едят. Интриги предков как орешки щелкают и глупых местных походя учат прогрессу и гуманизму. И Рембы они все, как один, пополам с Конаном-варваром, помноженным на Макиавелли. И все у них гладко как по рельсам. А у меня все какие-то скачки с препятствиями на ровном месте. До дому и то нормально доехать не могу.
— Так что мне с ними делать прикажешь? — Меня мнение кантабрийского инфанта действительно интересовало, потому как своего у меня не было.
— Отдай их тому, кто тебе денег ссудил, — посоветовал дон Саншо. — Он все сам устроит. А ты как бы и ни при чем в таком случае.
— Он рабами не торгует, — ответил я, а сам подумал, что это вовсе не факт, просто я всего не знаю.
— Зато евреи тут ими вовсю торгуют. После каждого сражения они как из земли вырастают: пленников скупать. Тех, за которых родня выкупа не даст. Найдет твой купец, кому и через кого их продать.
Тут за воротами коротко прозвучал сигнальный рожок. Прибыл очередной скороход из замка по мою душу.
Выдвигаясь в герцогский замок назло Саншо без бла-а-ародного окружения, только с копьем из Беарна и оруженосцем, я на все корки корил себя за то, что поспешил и к себе в комнату не зашел. Так и скачу с разряженным пистолетом.
На береговых пострелушках с сарацином мы весь порох наперегонки сожгли. И его и мой. Зато с гордостью скажу, что стрелял я лучше капудана. Особенно под заклад: моего пистолета на его пару. Хотя где-то под спудом победных эмоций вяло ворочалась подлая мыслишка, что таким вот макаром мне просто взятку сунули. Хорошую взятку, дорогую: пара пистолетов с ударными замками и полный обвес со снарягой. Даже шесть чеканных патронных газырей для готовых патронов на поясе есть, а я считал, что они — более позднее изобретение. Все очень богато и шикарно украшено: золото, чеканка, разве что бирюзы нет. Сам про себя смеюсь: музейщику — музейные вещи. Это как деньги к деньгам. Причем мне достались не рабочие пистолеты Хоттабыча, а пара, специально привезенная, вместе с писчебумажными принадлежностями с галеры. Новенькие — муха не сидела.
Бумаги, точнее — пергамента, мы там, на берегу, быстро выправили, и теперь я официально владелец шести сотен мешков со специями. Хитрых таких мешков, как яйцо Кощея, но весьма удобных для мелкооптовой распродажи. Провощенные пергаментные мешочки, зашитые по отдельности в просмоленную парусину и опечатанные свинцовыми пломбами как текстильная постава. С гарантией веса нетто в три аптекарские либры. В свою очередь скомплектованные по дюжине и снова обшитые в просмоленную парусину, заново опечатанные. Морская упаковка: даже если где и попадет на нее вода, то не подмочит. И посторонних запахов содержимое не наберет.
- Предыдущая
- 11/74
- Следующая
