Непогребенный - Паллисер Чарльз - Страница 45
- Предыдущая
- 45/86
- Следующая
Остин не поднимал взгляда. Неужели я неправильно понял разговор, подслушанный в баре? Они ведь упоминали «супружницу» Слэттери?
– Понимаю, в чем дело.– Улыбка Слэттери напоминала лисий оскал.– Вы слышали, что обо мне болтают. Подхватили одну из злобных сплетен, без которых горожанам жизнь не в радость. Что они говорили?
Я не склонен к поспешным суждениям, но тут понял, что Слэттери мне решительно не нравится. Он походил на завсегдатая баров, а мне это было совсем не по душе. Он то бахвалился, то строил из себя жертву и, судя по всему, был убежден, что имеет право получать жизненные блага даром, не обременяя себя трудом. Мне встречалось немало студентов-старшекурсников, похожих на него: озлобленных младших сыновей или отпрысков обедневших семейств. Я огорчился тому, что Остин тесно сблизился с таким человеком.
– Хватит, Мартин, – вмешался Остин.
– Кто это наболтал? Похоже, старая кумушка Локард? Фиклинг говорил, что вы с ним накоротке.
Положительно, этот молодой человек был невыносим.
– Нет, уверяю вас, мистер Слэттери, я ни с кем не обсуждал ваши дела. Да и с чего бы? До сих пор я едва знал о вашем существовании.
– В этом городе полно ядовитых языков, и мне знакомы по крайней мере трое: Локард, его вкрадчивый лизоблюд Куитрегард и это трепло Систерсон.
– В каждом замкнутом сообществе люди любят сплетничать, и не всегда со зла, – мягко проговорил я.– Но можно не обращать на это внимания. Собственно, как и на другие вещи. Вам не кажется, что для счастья нужно очень немногое? Книги, музыка, несколько добрых друзей.
– Нет. Совершенно с вами не согласен. Жизнь должна быть драмой, щекотать нервы. Многие всю жизнь проводят в полусне, избегают страстей и риска. С тем же успехом они могли бы быть покойниками.
Сам не зная почему, я начал злиться:
– Чтобы пощекотать себе нервы, мне вполне достаточно литературы, истории, музыки.
Он смотрел на меня и, я бы сказал, молча смеялся.
– Тому, у кого есть воображение, интересны даже самые обычные вещи, – продолжал я.– Самое безопасное существование – иные с презрением назовут его заурядным – может таить в себе незаметный посторонним драматизм.
– А может ли существование быть безопасным? Ведь все мы идем стезей, окутанной туманом, и, когда порыв ветра открывает в нем просвет, видим под ногами узкую, как лезвие, тропу, а по сторонам – бездонные пропасти.
Я поднял на него удивленный взгляд. Но, прежде чем я нашелся с ответом, вмешался Остин:
– Вы оба говорите одно и то же.
Вздрогнув от неожиданности, мы обернулись к нему.
– Ты, Куртин, утверждаешь, что под поверхностью обыденной жизни скрываются приключения и драматизм. На то же указывает и Слэттери.
Я собирался возразить, но не успел. В бар влетел незнакомый мне мужчина и крикнул своим приятелям, сидевшим в противоположном углу:
– Там что-то стряслось – напротив, у дома старикана. Он и еще двое приникли к окну, соседнему с нашим. Мы тоже выглянули и обнаружили, что у дверей противоположного дома собралась дюжина зевак; они перегородили улицу, и появись здесь экипаж, проезд ему был бы закрыт. В толпе виднелись двое полицейских, один из них колотил в дверь костяшками пальцев.
– Что там творится, не пойму, – протянул Слэттери.
К двери подбежал еще один человек, с большой киянкой в руке.
– Всё страннее и страннее, – прокомментировал Слэттери. Затем он обратился к Остину: – А это не дом ли старого чудилы? Как, бишь, его?
Остин тряхнул головой, словно понятия не имел, о чем говорит его друг.
– Послушайте, – повысил голос Слэттери, поворачиваясь к мужчинам у соседнего окна.– Чей там дом напротив?
– Старого мистера Стоунекса, банкира, сэр, – отозвался один из троих, не отрываясь от окна.
– Вот-вот, – кивнул Слэттери.
Конечно! Это был уличный фасад дома, откуда мы не так давно вышли. Я не узнал его, поскольку видел до сих пор только заднюю часть дома. Я взглянул на Остина: он пил.
– Мы были там меньше часа назад, – произнес я.
– Да что вы? Будь я проклят. Что там могло случиться, вам не приходит в голову?
– Ни малейшего понятия.
Внезапно послышался громкий стук, и я увидел, что один из полицейских пытается с помощью киянки вскрыть парадную дверь, а другой (сержант, как я заметил) им руководит.
– Не думаешь ли, что нам нужно обратиться к полицейским? – спросил я Остина.– Им может понадобиться наша помощь.
Он покачал головой, то ли сомневаясь, то ли не зная, что ответить. Но тут вмешался Слэттери:
– Думаю, вам следует пойти туда. А то позднее ваше поведение будет выглядеть чертовски подозрительно.
Оставив недопитые стаканы, мы вышли на улицу и направились к двери напротив. Я проложил себе путь через толпу зевак и приблизился к сержанту, который наблюдал за попытками констебля взломать дверь. Я объяснил сержанту, что мы с Остином покинули этот дом меньше часа назад, и он очень этим заинтересовался. Я махнул своим спутникам и представил их. Сержант кивнул и произнес:
– Мистера Фиклинга я, конечно, знаю. А с мистером Слэттери, если не ошибаюсь, я имел честь познакомиться вечером во вторник, не так ли?
Слэттери отвесил глубокий поклон и одарил полицейского обаятельной улыбкой:
– Это было честью скорее для меня, сержант, хотя повод для знакомства выдался не совсем радостный.
– Мы виделись у каноника Шелдрика, – пояснил мне полицейский.– Печальная история с кражей миниатюр.
– Я слышал об этом, – заметил я Остину, но тот смотрел в сторону.
– И удалось ли вам, в результате ваших высокопрофессиональных стараний, обнаружить пропажу? – спросил Слэттери.
Полицейский, смерив его холодным взглядом, проговорил:
– Собственно, не удалось, мистер Слэттери. Однако я догадываюсь, что с ними случилось.
– Догадливость как раз и должна быть вашей сильной стороной.– Эти слова Слэттери сопроводил самой неотразимой из своих улыбок.
Пока длилась беседа, регулярно повторялся стук молотка.
– Где мистер Стоунекс? – спросил я.
– В том-то и вопрос, сэр, – отозвался сержант.
Тут заговорила старая женщина, которая все время стояла рядом с ним:
– На моей памяти ничего подобного не случалось. Хозяин живет по часам.
– Это миссис Баббош, – пояснил сержант.– Она приходит каждый день готовить и убирать.
– Я как раз пришла приготовить ужин, но старый джентльмен не отозвался на стук, хотя я колотила в дверь, пока не отбила себе кулак. Такого прежде не бывало.
– В котором часу вы пришли? – спросил сержант.
– Без нескольких минут шесть, как всегда. Я подумала, что-то неладно в банке и старого джентльмена позвали, и пошла туда, но мистер Уоттам, – она кивком указала на аккуратно одетого мужчину, стоявшего рядом, – ответил – нет, мол, все в порядке.
– Не припомню такого случая, чтобы мистер Стоунекс не вернулся в банк в начале седьмого, – вступил в разговор ее сосед.– И так продолжается без малого три десятка лет. Я мистер Уоттам, джентльмены, имею честь состоять секретарем-управляющим банка Турчестера и графства.
Сержант и мы трое обменялись с мистером Уоттамом рукопожатиями, и он продолжил:
– Я был так встревожен вестями, которые принесла эта добрая женщина, что отправился сюда. Мы с нею постучались с парадного входа, потом обошли дом и проверили заднюю дверь, но она тоже оказалась заперта. Тогда мы отправили посыльного в полицейский участок.
Толпа тем временем росла; вскоре нас разглядывало не меньше двух десятков зевак.
– Теперь вам известно то же, что и мне, сэр, – проговорил сержант.
Тут констеблю, орудовавшему киянкой, удалось пробить одну из дверных панелей. Он ногой расширил отверстие, чтобы в него можно было пролезть. Сержант согнулся в три погибели и проник в дом, дав второму полицейскому указание никого туда не впускать, пока он не вернется.
– Странное дело, – заметил я своим спутникам.– Когда мы уходили, хозяин дома был совершенно здоров. Правда, Остин?
- Предыдущая
- 45/86
- Следующая
