Воздушная битва за город на Неве. Защитники Ленинграда против асов люфтваффе. 1941–1944 гг. - Зубов Дмитрий Владимирович - Страница 2

24 июня была опубликована первая сводка командования Красной армии за прошлый день: «В течение дня противник стремился развить наступление по всему фронту от Балтийского до Черного моря, направляя главные свои усилия на Шауляйском, Каунасском, Гродненском, Ковненском, Владимир-Волынском, Рава-Русском и Бродском направлениях. Но успеха не имел. Все атаки противника на Владимир-Волынском и Бродском направлениях были отбиты с большими для него потерями. На Шауляйском и Рава-Русском направлениях противник, вклинившийся с утра на нашу территорию, во второй половине дня контратаками наших войск был разбит и отброшен за госграницу, при этом на Шауляйском направлении нашим артогнем уничтожено до 300 танков противника…»

«А иначе же и быть не могло!» «А чего они хотели, мерзавцы!» Примерно такими были типичные высказывания в трамваях, скверах, на скамейках у подъездов домов. Ведь и в песнях пелось: «И линкоры пойдут! И пехота пойдет!» Казалось, еще пара дней – и в сводках появятся сообщения о том, что войска Красной армии перешли границу и начали громить врага на его территории.

Особенно потрясает короткий материал под названием «На погранзаставах». «Как только была прослушана по радио речь тов. Молотова, на погранзаставах состоялись короткие митинги, – говорилось в сообщении. – Бойцы и командиры с чувством глубокого возмущения говорили о гнусном бандитском нападении германских войск на мирные советские города…» Вот чем, оказывается, занимались советские пограничники в то время, когда немецкие танки местами уже углубились на десятки километров на нашу территорию. Проводили митинги!

Любопытно, что 24-го числа обычно вравшая «Ленинградская правда» впервые напечатала более-менее правдивое сообщение: «23 июня 6 германских самолетов, вылетевших с финской территории, пытались бомбардировать район Кронштадта. Самолеты были отогнаны (как мухи. – Авт.). Один самолет был сбит, и взяты в плен четыре немецких офицера». В действительности речь шла о 1-й эскадрилье специализированной авиагруппы KGr.806, которая в ночь на 23 июня совершала уже второй вылет для минирования фарватеров в районе Кронштадта. «Юнкерсы» вылетели с финского аэродрома Утти, и один бомбардировщик и правда был подбит зенитками и совершил вынужденную посадку на брюхо на советской территории. При этом экипаж во главе с лейтенантом Тюрмаером попал в плен.

Впрочем, какое это имело значение! «С моря наш город защищает Краснознаменный Балтийский флот, – рассказывал очередной пафосный материал «Боевые традиции балтийцев». – Балтийцы свято хранят боевые и революционные традиции русских моряков». Далее предсказывалось, как уже скоро крейсера и линкоры ринутся во вражеские воды: к Кёнигсбергу, Данцигу, Штеттину и под пение «Интернационала» начнут топить фашистский флот. То, что флоту придется защищать город в прямом смысле слова, то есть стрелять прямо с Невы по немецкой пехоте, никому не снилось даже в страшных снах.

Попутно с первых же дней была открыта постоянная рубрика в духе «Под пятой германского фашизма», в которой публиковались материалы о том, как страдают под гитлеровским гнетом оккупированные страны Европы. Долг советских солдат в такой ситуации был очевиден – освободить, всех освободить!

Тогда никто не мог даже подумать, что в ходе войны, которая конечно же будет вестись на территории врага, тот самый враг может дойти до Ленинграда. Но вот к налетам авиации готовились, готовились заранее. В прошлые годы жители читали в газетах про налеты на Варшаву, Роттердам и Лондон, поэтому к воздушной угрозе относились серьезно. В жилых кварталах и на заводах регулярно проводились учения, объявлялись условные воздушные тревоги. Когда началась война, все мобилизационные планы тотчас привели в действие.

«Это обычный ленинградский дом, – писала «Ленинградская правда». – Он выходит своим светлым фасадом на улицу Желябова. И живут в этом доме простые люди – врачи и медики, инженеры и бухгалтеры, семьи командиров и красноармейцев. Сегодня в этом доме, как в тысячах других, внешне все обстоит так же, как вчера. Во дворе играют ребята, в открытые окна доносятся звуки радио, мирно беседуют у крыльца домохозяйки. Только одна разница между сегодняшним и вчерашним. Спокойнее, серьезнее, строже стало в этом доме, где живет тысяча советских граждан.

Дом готов к обороне. Еще с улицы видны надписи:

«Бомбоубежище»,

«Штаб»,

«Пункт медицинской помощи»,

«Пост охраны общественного порядка».

Накануне эти надписи считались бы условными. В доме давно оборудовано вместительное бомбоубежище. Сотни людей уже побывали в нем во время учебных тревог. И на медицинском пункте давно уже все подготовлено на случай воздушного нападения врага».

Однако, несмотря на воинственность и «серьезность», почти никто, естественно, не верил, что бомбоубежище придется использовать по назначению. Сталинские соколы и зенитчики, без сомнения, не допустят коварного врага в небо Ленинграда!

27 июня был опубликован репортаж из Тихвина.

«В день отправки мобилизованных в Красную армию на митинге в колхозе «Красный путь» выступил стахановец овощевод, участник боев с белофиннами, орденоносец тов. Кузьмин, – сообщал корреспондент по телефону. – От имени уходящих на фронт он заявил:

– Мы идем защищать Родину от нашествия врагов. Будем самоотверженно биться за отчизну.

Тов. Кузьмин призвал всех колхозников работать по-стахановски, крепить военное могущество страны».

Товарищ Кузьмин, как и его слушатели – жители лесного и болотистого края, раскинувшегося к юго-востоку от Ладожского озера, конечно же не могли и подумать, что враги всего через четыре месяца придут и сюда, а защищать от нашествия придется сам Тихвин…

Ну а открыв 28 июня свежую газету, ленинградцы лишний раз убедились в своей правоте. «Враг не вынес всесокрушающего удара» – такой заголовок красовался на второй полосе.

«Свыше двух часов немцы атаковали позиции, но рота спокойно отражала их штурм, – сообщало ТАСС. – Ряды врага редели, силы стали ослабевать.

– Вперед! За Сталина, за Родину! – крикнул командир роты и первым с винтовкой наперевес кинулся на врага. Вслед за командиром всесокрушающей лавиной поднялись бойцы. Сверкнули молнии штыков. Десятки гранат рвались среди врагов. Немцы дрогнули, не вынесли красноармейского штыкового удара.

Исход боя был решен смелым и решительным маневром взвода тов. Гордиенко. Зайдя в тыл врага, бойцы отрезали ему путь к отступлению. Немцы бросали оружие, сдавались в плен. Государственная граница снова была в руках советских бойцов».

В следующие дни тон воинственных публикаций не изменился.

«Советский Союз долго терпел неслыханные провокации реакционного, фашистского правительства Финляндии и той военщины, на которую оно опирается, – сообщала 29 июня статья под заголовком «Финские холопы Гитлера получат по заслугам». – Но долгому терпению советского народа приходит конец. Настала пора проучить зарвавшихся палачей финского народа.

Финская военщина – наемная агентура Гитлера уже из опыта знает, какая жестокая и горькая участь постигнет тех, кто посягает на советские рубежи, на город Ленина. Новый урок, который получат зарвавшиеся гитлеровские холопы, будет и стократ убедительней. От этого урока гитлеровские вассалы Финляндии не оправятся. Красная армия навсегда обеспечит безопасность Ленинграда всей силой своего оружия».

Как говорится, без комментариев…

Победный и шапкозакидательский тон в новостях, как известно, прекратился только 3 июля, когда вся страна услышала из радиоприемников полумертвый и трагический голос товарища Сталина: «Братья и сестры…»

Тем временем уже 4 июля, то есть всего через 12 дней после начала вторжения, Военный совет Северного фронта получил директиву Ставки главного командования о подготовке обороны на подступах к Ленинграду: «В связи с явной угрозой прорыва противника в районе Остров, Псков немедленно занять рубеж обороны на фронте Нарва, Луга, Старая Русса, Боровичи…» А на следующий день нарком ВМФ адмирал Кузнецов издал приказ о мероприятиях по созданию обороны города Ленинграда со стороны Озерного района. Согласно ему на Ладожском и Онежском озерах следовало немедленно приступить к развертыванию Ладожской военной флотилии и созданию флотилии на Онежском озер[2]. Собственно, с этого момента и можно говорить о начале обороны Ленинграда.