Забытая империя - Абнетт Дэн - Страница 24
- Предыдущая
- 24/68
- Следующая
— Ты стремишься дистанцироваться от братьев-предателей, — ответил Полукс и указал на Железного Воина тёмно-красной пересаженной рукой. — Эта маска не поможет.
Стилистика железной маски Дантиоха напоминала эмблему IV легиона.
— Она ничего не скрывает и её невозможно снять. Она служит напоминанием о моих связях и происхождении, и также указывает на то, как насколько далеко зайдут некоторые, чтобы остаться лояльными. Она говорит о характере, сэр. О том, что некоторые люди будут вечно носить символ позора, дабы никто и никогда не забыл о связях, которые они разорвали, чтобы остаться верными.
Барабас медленно встал.
— Железные Воины и Имперские Кулаки, Полукс, — печально произнёс он. — Давай не будем спорить, а просто согласимся, что из всех Легионес Астартес — они величайшие в военном искусстве, лучшие в фортификации, строительстве или уничтожении укреплений. Объединив наши таланты и огромный опыт, мы сможем сделать Макрагг неприступным.
Он снова закашлялся, повернулся и взял инфопланшет с тяжёлого подлокотника трона. Рука в перчатке слегка дрожала от усилия.
— После того, как Маяк заработал, я потратил время на изучение защиты Макраггской системы. Предположения конечно. Советы. Несколько комплексных планов, которые могут хорошо себя показать, — он посмотрел на Имперского Кулака. — Так я смогу доказать тебе свою лояльность, капитан.
— Каким образом?
— Будем разговаривать. Каждый день, если потребуется. Я поделюсь с тобой всеми планами и идеями. Поведаю тебе все тайны моего военного искусства, включая принципы Железных Воинов, которые считаются личными знаниями легиона со времени основания. Я предам своих братьев-предателей, капитан. Я расскажу тебе все секреты, пока ты не сможешь видеть дальше маски и поймёшь, что только истинно верный воин мог поступить так.
Жиллиман прочитал отчёт и посмотрел на Ойтен.
— Почему ты не разбудила меня? — спросил примарх.
— Вам следовало отдохнуть. Помимо ран вы ночью выпили слишком много отвратительной браги с варварами.
— Мьёд… интересное варево, — согласился Робаут. — Что касается Волков — мне понравилась их честность. Мне гораздо меньше нравятся боевые братья, которые скрывают свои намерения и превращают хитрость в оружие.
— Боевые братья вообще? Или один в особенности?
— Один в особенности, — ответил Жиллиман и встал с кушетки.
— Это и в самом деле Лев? — спросил он.
— С ним такие силы, которые могут стать угрозой, если у него немирные намерения.
— Из всех них… Почему именно он нашёл путь сквозь Шторм? — прошептал примарх.
Ойтен сделала вид, что не расслышала и терпеливо ждала.
— Я восхищаюсь им, — продолжил Робаут уже более внятно, посмотрев на воплощавшую стоическое спокойствие управляющую. — Трон, а кто не восхищается? По-другому просто невозможно. Но рядом с ним тень. Он живёт в тайнах, он держит карты слишком близко и действует так, как ему заблагорассудится. В нём… слишком много от дикого леса. Он должен быть столь же благороден, как любой из моих любимых братьев, но мы никогда не были особенно дружны. И в нём уж слишком много хитрости. Нам предстоит интересная встреча. И любопытно, что же привело его на Ультрамар.
— Вполне может оказаться, что здесь нет никакого злого умысла — просто желание укрыться от варпа, — ответила Ойтен — Вы узнаете. Лев прибыл. Предположу, что вы облачитесь в полные доспехи и приветствуете брата с церемониями, подобающими его высокому положению. Вы сказали — любой лояльный сын. Ну, вот один и явился к вам из Шторма.
На взгляд большинства рациональных наблюдателей примарх Первого легиона Тёмных Ангелов был самой сильной и потенциально опасной личностью, которая прилетела на Макрагг после активации Фароса.
Но был и ещё один сильный кандидат на это звание, хотя он и старался не афишировать свой появление.
Иногда он называл себя Джон.
Просторные иммиграционные залы орбитальной платформы “Гелион” были переполнены беженцами и начинали плохо пахнуть. “Гелион” был самой дальней станцией на гравитационном якоре, которая вращалась вокруг Макрагга, и самой большой и старой орбитальной платформой столичного мира. Пристыкованные к нему линкоры, грузовые транспорты, баржи и вспомогательные суда напоминали прильнувших к свиноматке поросят.
Ниже плавучего острова медленно проплывал подёрнутый облаками слабо мерцающий серо-мраморный Макрагг.
Джон прилетел на “Гелион” шесть дней назад и с тех пор пытался выбраться отсюда.
— Это жестоко! Жестоко, говорю я вам! — причитала Мейдерен, прижав к шее голодного ребёнка. По терранскому исчислению ей был двадцать один год. Её малыш — Джон забыл имя бедняжки, но знал, что сумеет вспомнить, когда потребуется — появился на свет на борту грязного корабля беженцев с Калта. Отец новорождённого, рядовой одного из Нуминских полков погиб на Калте, так никогда и не увидев сына. Он даже не знал, что у него будет сын.
Мейдерен была отмечена солнечным ожогом на правой половине симпатичного лица. Джон видел отметку и у ребёнка. Второй ноготь на втором пальце левой ноги. Печать Калта, наследие биоценоза, испорченного токсинами, пылью боеприпасов, тяжёлыми металлами и солнечной радиацией.
— Жестоко, — прошептала она умолкая.
— Я знаю, — успокаивал её Джон. Он чувствовал запах своего немытого тела и сильную вонь в зале вокруг. Благодаря неумолимой акустике орбитальной платформы крики и плач доносились отовсюду.
— О чём думает Жиллиман? — спросил старый Хаббард, кашляя и качая головой. — Я думал, что он добрый король и благородный человек. Но он держит нас в загоне, словно животных.
— Я считал его воином, — проворчал угрюмый юноша по имени Тулик. — Тоже мне воин. Позволил Калту превратиться в пепел.
— Тише, все вы, — сказал Джон. — Нам всем пришлось нелегко. Наш любимый примарх… и давай поуважительнее, старик?
Джон посмотрел на Хаббарда, который примирительно кивнул и пожал плечами.
— Наш благородный примарх, — продолжил Джон, успокаивающе положив руку на плечо старика, — тоже пережил трудные времена. Ему не дают покоя даже здесь. Враг — у дверей. Не сомневаюсь, что он прилагает все усилия, чтобы позаботиться о нас.
— Это — все усилия? — спросила Мейдерен.
— Я разговаривал со стражниками из последней смены.
— Теперь и стража? Стража, так? Почему они охраняют нас — несчастных проклятых жертв всего этого? — произнёс Хаббард.
— Шшшшшш, помолчи пока, старина.
Он стал говорить тише заговорщицким шёпотом и усилил убеждение психическими способностями.
— Враг — у дверей, — обратился он к окружавшим его в углу мрачного зала наивным беженцам. Стража тут в первую очередь для нашей же безопасности. Настали трудные времена, мы все знаем это. Тяжёлые трудные времена. Видит бог — наступила эпоха тьмы. Предприняты повышенные меры безопасности. Так и должно быть. Они хотят переправить нас в лагеря-приюты для беженцев в городе, но продержат здесь до окончания проверки. Проверят удостоверения. Подтвердят статус метэков.
— Метэков? — спросил Тулик.
— Иностранцев-резидентов. Это наша временная классификация до тех пор, пока мы не станем полноправными гражданами. В любом случае, они используют орбитальные платформы как перевалочные станции, работая с прибывающими. Вот о чём мне рассказали стражники из последней смены, о’кей?
Некоторые беженцы улыбнулись, поверив его словам. Некоторые, улыбнулись подбодрённые старомодным словом “о’кей”. Некоторые улыбнулись, потому что он тонко манипулировал их эмоциональными центрами головного мозга.
— Пожалуйста, — попросила Мейдерен, — не могли бы вы поговорить с ними ещё раз, Олл?
— Хорошо.
Он брёл по рифлёной лестнице к главной посадочной палубе и услышал стоны и жалобы снизу. Это включили стерилизационные лампы, залившие всё призрачно-синим ультрафиолетовым светом. Через каждые несколько часов лампы омывали залы ожидания сиянием, которое вызывало тошноту. Ультрафиолетовая очистка не позволяла завестись вшам и бактериям.
- Предыдущая
- 24/68
- Следующая
