Счастливая карусель детства - Гайдышев Александр Григорьевич - Страница 12
- Предыдущая
- 12/35
- Следующая
— Ну вот, если не ошибаюсь, перед нами искомый персонаж, который не выходит из наших голов в последние часы.
Я был разочарован. Иванов, конечно же, не мог вступить в бой не только с конокрадами, но даже и с небольшой собакой дворняжкой, которая с неуемной агрессией и лаем то атаковала его, то отступала. Иванов шел по дороге навстречу нам, слегка пошатываясь, и не обращал ни малейшего внимания на назойливую шавку. Выражение лица у него было еще более печальное и уставшее, чем даже на его фотографии. Грязная майка-тельняшка под не более чистым пиджаком, оттянутые колени на спортивных брюках — как точна в своем хлестком определении оказалась вахтерша «Энергетика». Нам навстречу шел чистокровный недотепа.
— Товарищ Иванов, если не ошибаюсь? — дедушка с улыбкой громко и подчеркнуто вежливо адресовал вопрос поравнявшемуся с нами человеку.
Отвлекшись от своих раздумий, Иванов встрепенулся, посмотрел на нас и, остановив свой взгляд на дедушке, вытянулся, протянув руки по швам.
— Так точно, он самый и есть! Только вас, извините, не припомню.
— Не трудитесь вспоминать, мы с вами действительно не знакомы, но на последние несколько часов вы прочно завладели нашими мыслями, — дедушка остановился и с легкой иронией начал наблюдать за сложной внутренней борьбой, идущей в мозгу Иванова. Тот, казалось, напрягался изо всех сил и пытался осознать причины нашего появления, но ничего у него не получалось. Дед продолжил:
— Лучше скажите, пожалуйста, не попадали ли вы за последнее время в какие-нибудь странные истории и все ли из вашего имущества находится в целости и сохранности?
— Ну, разве всего упомнишь, может, чего и было, а так, вроде все при мне, — Иванов лихо стукнул себя по пиджачным карманам и широко улыбнулся, продемонстрировав нам несколько золотых вставных зубов.
Наблюдая за Ивановым, я поймал себя на мысли, что он постепенно начинает мне нравиться. Было в нем что-то искренне-веселое, непосредственное, открытое и доброе. Кроме того, Иванов носил очки. Хоть и были очки эти замызганными и перетянутыми с одной из сторон липкой лентой, но все же это были настоящие очки. А я всегда испытывал уважение к людям, носившим очки, считая их непременной принадлежностью образованных и интеллигентных людей. Пусть и далек был внешний облик Иванова от классического образа ученого, но мало ли как бывает в жизни! Вполне могло оказаться, что он, разочаровавшись в своих научных достижениях, сознательно избрал путь человека, живущего на природе и ухаживающего за лошадьми.
Папа очень любил поэзию Владимира Маяковского, отдавая должное той энергетической мощной силе, которая шла от его стихов, и не раз поставленным низким голосом цитировал мне среди прочих следующие строки: «Профессор, снимите очки-велосипед, я вам расскажу о времени и о себе». Разумеется, когда я мысленно приписывал Иванову качества бывшего профессора, брал в расчет и это известное мне стихотворение Маяковского.
— Ну, хорошо, давайте тогда конкретизируем поставленный вопрос! Не теряли ли вы какие-нибудь документы? — дедушка своим наводящим вопросом хотел пробудить в Иванове интерес к судьбе паспорта, но конюх был абсолютно непроницаем и не выражал ни тени обеспокоенности на данный счет, сохраняя открытую и безмятежную улыбку.
— Ну, что прикажете с ним делать, — дедушка рассмеялся и развел руками, — приносишь ему потерянный паспорт, а получается, что хозяину это совершенно незачем!
— Ай, яй, яй! Батюшки, мои! Неужели, я потерял паспорт??? — Иванов постепенно начинал осознавать суть происходящего, и его игриво-беззаботное настроение стремительно менялось на наших глазах. За несколько секунд он как-то сник, изобразил гримасу страдальца на лице, и показалось даже, что испугался он не на шутку, — что же мне теперь делать, наверно мне опять влетит? Теперь меня выгонят, да? — глядел он на нас с беззащитностью и беспомощностью, каких никогда раньше не приходилось мне видеть ни у детей, ни у взрослых.
Как же жалко мне стало Иванова в эту минуту! Стоял он перед нами, опустив по швам руки, словно осознавший свою вину за плохое поведение школьник младших классов. Стоял он безропотно, смиренно и с трепетом ждал своей участи.
Знал я несколько таких вот школьников-хулиганов из числа моих одноклассников, но не видел никогда я на их лицах такого искреннего раскаяния и переживания, какое было у Иванова. И почувствовал я гордость и радость, что благодаря нашим усилиям удастся защитить его и избавить от наказания. А дедушка все продолжал улыбаться:
— Ну не стоит так уж отчаиваться, мы разыскали вас не для того, чтобы расстраивать, а затем, чтобы постараться помочь в создавшейся ситуации. Только обещайте нам впредь быть внимательным и бережно относиться к этому документу! Прошу вас! — с этими словами он протянул незадачливому конюху его паспорт.
— Агромная вам благодарность, — Иванов взял документ и, картинно сжимая его в правой руке, низко поклонился нам в ноги на старорусский манер, — теперь я ваш должник, паазвольте угостить вас пивом! Последняя фраза была сказана с такой искренней радостью и энергичным напором, что даже дедушка не смог не заулыбаться.
— А вот это совсем необязательно, товарищ Иванов, да и вам, собственно говоря, злоупотреблять этим напитком мы бы настоятельно не рекомендовали.
Иванов, переминаясь с ноги на ногу, явно ощущал себя не в своей тарелке, не понимая, что ему делать и как отблагодарить нашу компанию.
— Ну что же, если вас настолько переполняют чувства нереализованной благодарности, то было бы, наверное, справедливо отблагодарить непосредственно ваших спасителей, нашедших паспорт.
— Конечно, я с большой радостью, — Иванов энергично полез в карманы своего пиджака, а затем и брюк, покопался и извлек оттуда слегка помятую бумажку достоинством в один рубль, — от всего сердца возьмите, спасители мои, на мороженое.
Я взял протянутый рубль, и мы с Таней дружно заулыбались. С гордостью сжимал я в ладони своей первые заработанные в жизни деньги и знал, что совершили мы хороший и добрый поступок.
Тем летом Иванов сделался в нашей с Таней дачной жизни значимым персонажем. Не раз мы приходили к нему на конюшню и наблюдали за его работой, а он разрешал нам подойти к лошади, погладить ее и покормить сеном. Лошадь была большая, коричневая, с огромными печальными глазами. Даже в выражении глаз было нечто схожее с выражением глаз ее хозяина. Оба они были какими-то одинокими и смиренно-грустными и в основном молчали.
Много раз встречался Иванов нам и у продовольственного магазина на Приморском шоссе с неизменной бутылкой пива в руке.
— Товарищ Иванов, здравствуйте! — всегда громко и весело кричали мы, увидев нашего знакомого.
— Здравствуйте, мои спасители, — Иванов вежливо и по-доброму откликался на наши приветствия с неизменно рассеянной и слегка виновной улыбкой, — давайте я угощу вас мороженым, только деду про пиво не рассказывайте.
Научил нас он и самостоятельно зарабатывать на мороженое, правда, эта его услуга обернулась для нас конфузом. Но поначалу мы очень удивились и обрадовались. А случилось вот что: как-то шли мы с Ивановым по дороге неподалеку от его конюшни, и вдруг он радостно вскрикнул, нагнулся и поднял две пустые и грязные пивные бутылки. Лицо его засветилось от удовольствия, вылил он остатки мутной жидкости из бутылок на землю и заботливо обтер их рукавом пиджака.
— Вот люди неразумные, ты смотри, что делают! Деньги на дорогу выбрасывают!
Посмотрели мы с Таней на него и на грязные бутылки с таким удивлением, что он понял, что нуждаемся мы в разъяснении ситуации.
— Какие же это деньги, это ведь почти что грязный мусор!
Заулыбался он по-доброму, продемонстрировав несколько золотых зубов, и как-то лукаво и с хитрецой поглядел на нас.
— Вам-то, конечно, еще пока простительно в вопросах этих не разбираться. Все ж дети пока! А только скажу вам, что взрослые, которые выбрасывают бутылки разные, — круглые дураки. Ну, сами посудите, если за них в магазине выручить можно от десяти до двадцати копеек, то грех не использовать такой возможности.
- Предыдущая
- 12/35
- Следующая
