Реальная угроза - Авраменко Олег Евгеньевич - Страница 53
- Предыдущая
- 53/80
- Следующая
Я был в полной растерянности и не знал, что им ответить.
— Расскажи правду, — посоветовала мне Лина. — Они имеют право её знать.
— Это разобьёт им сердце, — возразил я.
— Нет, Саша, их сердце уже разбито. Они ведь чувствуют то же самое, что чувствовал ты, когда считал, что твоя мать совершила самоубийство.
— А когда я узнал, что её убили, мне стало больно. Очень больно. Ты же видела.
— Да, видела. Но потом тебе полегчало. И когда мы говорили о твоей маме, ты вспоминал её с нежностью и печалью, но без тягостного осадка на душе, без горечи, которую испытывал раньше. Верно? А твои дедушка с бабушкой до сих пор думают, что она бросила их. Расскажи им, как было на самом деле.
Я уже говорил, что Лина не блистала особым умом, но в чувствах людей она разбиралась получше иных умников. Во всяком случае, относительно меня она не ошиблась — правда о маминой смерти, после острого приступа боли и гнева, действительно принесла мне облегчение. Поэтому я послушался её совета.
Полной неожиданностью явилось для меня письмо от родителей Элис, которое Лина обнаружила в седьмой партии корреспонденции. Они сердито вопрошали, где их дочь, и грозились подать на меня в суд.
— И что это значит? — осведомился я, вызвав из библиотеки Элис и предъявив ей гневное послание её родных. — Разве ты не написала им письмо?
— Написала, — спокойно ответила она. — Но так и не послала.
— Почему?
Она пренебрежительно передёрнула плечами.
— Да ну их! Обойдутся. Только не вздумай отвечать им, пусть ещё немного помучаются.
Я, впрочем, давно знал, что Элис не ладит с родителями. Она редко навещала их, обычно довольствуясь одним днём, а в тех немногих случаях, когда они, бывая в Астрополисе, заглядывали к нам, Элис, мягко говоря, не прыгала от радости и старалась поскорее выпроводить их. Но её нынешнее поведение уже граничило с полным бессердечием. О чём я ей и сказал.
Элис вздохнула:
— Ты просто ничего не знаешь, Саша.
— Так расскажи.
— Нет, — упрямо сказала она. — Не хочу об этом говорить.
— А я ведь могу обидеться, — заметил я. — Вспомни: не так давно ты упрекала меня, что я скрывал от тебя правду о своих родителях.
Она покачала головой:
— Это разные вещи. Совсем разные…
3
На тринадцатый день появились первые непроверенные сообщения о том, что на Тянь-Го вроде бы начался массовый призыв резервистов, а в Армии и ВКС отменены увольнительные и объявлен переход в режим экспедиционной готовности. Вскоре эту информацию официально подтвердили разведслужбы сразу нескольких планет, а в земных СМИ проскользнули довольно прозрачные намёки на то, что крупнейшие фармацевтические компании через своё влиятельное лобби усиленно торпедируют ход переговоров ютландской делегации с правительством Земли.
Для всех, кто хоть мало-мальски интересовался политикой, стало ясно: дело идёт к войне, цель которой — контроль над добычей эндокрининового сырья. Если раньше об этом чудодейственном препарате знали лишь немногие, поскольку из-за своей дороговизны и небольшого количества на рынке он был недоступен для широкого использования в медицинской практике, то теперь слово «эндокринин» склоняли все, кому не лень. Появился даже термин «эндокрининовая война».
Известие о готовящейся агрессии Тянь-Го против Ютланда на треть уменьшило поток желающих записаться к нам на службу, но это была именно та треть претендентов, которые раньше забирали свои заявления, когда наши вербовщики сообщали им, что придётся участвовать в войне. Профессиональные наёмники, утратившие было к нам интерес, снова активизировались и стали предлагать свои услуги — теперь уже целыми кораблями и даже флотилиями. Как и прежде, мы вежливо отказывались, а взамен выдвигали контрпредложения — о покупке у них кораблей на выгодных условиях. Многие капитаны-владельцы, подсчитав, что за вырученные деньги они смогут заказать на верфях постройку новых судов такого же класса да ещё останутся с неплохой прибылью, соглашались.
Фирмы, торгующие вооружением, оперативно отреагировали на предвоенную ситуацию и взвинтили цены на свой товар, вернее, на то, что ещё оставалось непроданным, — за прошедшие две недели мы основательно «вычистили» вавилонский рынок, посему торговцам оставалось лишь кусать локти, глядя на ещё находящиеся в их доках, но уже не принадлежащие им корабли. Заключённые нами контракты на доставку судов с других планет пересмотру тоже не подлежали, так как мы уже заплатили за них всю требуемую суму; была, правда, одна попытка содрать с нас надбавку, но в ответ мы немедленно пригрозили судебным преследованием за нарушение условий оплаченного наперёд договора — а на Вавилоне это считалось уголовным преступлением, — и все недоразумения были тотчас устранены.
Министр Новак заявил, что нам следует взять недельный тайм-аут на дальнейшие закупки, чтобы рынок насытился за счёт новых поступлений, а слишком жадные до денег торговцы поумерили свой аппетит. В принципе, мы могли бы платить и запрашиваемую ими двойную цену, но тем самым продемонстрировали бы свою слабость, а вавилонский капитализм — это джунгли, где слабых съедают вмиг. К тому же мы не успевали отправлять уже приобретённые суда, и нам действительно требовался перерыв в закупках, чтобы специалисты из отдела ВПК смогли полностью сосредоточиться на предполётной проверке кораблей, особенно в части функционирования дополнительных излучателей.
На семнадцатый день с Октавии прибыла первая группа «старых служак» из числа участников отцовского путча. Среди них был и Хьюго Гонсалес, что оказалось весьма кстати. Со своим опытом работы в «Интерстаре» он мог заметно усилить наш кадровый отдел. Гонсалес охотно согласился нам помочь, но с условием, что затем получит назначение на один из кораблей в своей прежней должности главного старшины. Нас это вполне устраивало.
Два дня спустя пришло известие, что военная прокуратура Октавии переквалифицировала дело о заговоре из уголовного в дисциплинарное — количество арестованных с каждым днём росло, как снежный ком, и суд над ними мог окончательно подорвать и без того шаткое положение правительства. Взамен начались массовые увольнения — только в первый день «большой чистки» было отправлено в отставку свыше четырёх тысяч офицеров и порядка тысячи прапорщиков, старшин и сержантов.
Обсуждая со мной эти события, коммодор Максимов заметил:
— С такими темпами они обезглавят треть вооружённых сил. А Астроэкспедиция и вовсе будет обескровлена.
Я недоуменно покачал головой:
— Неужели столько людей участвовало в заговоре?! Как же тогда он держался в секрете?
— Я так полагаю, что большинство из них невиновны, — ответил коммодор. — В том смысле, что не знали о готовящемся восстании. Просто одни исполняли те или иные поручения вышестоящего начальства, которые теперь квалифицируются как преступные действия. Другие были близкими друзьями или родственниками заговорщиков. Третьи в прошлом имели неосторожность высказать симпатию к адмиралу Шнайдеру или хотя бы к некоторым его идеям. А есть ещё и те, кто семнадцать лет назад подпал под амнистию. Сейчас от всех их избавляются. Устраивают обильное кровопускание, так сказать. Лечебно-профилактическое. Пытаются оздоровить ряды армии и флота, пусть даже путём их значительного ослабления.
Я задумался.
— Знаете, коммодор, я никогда не сочувствовал попыткам изменить государственный строй на Октавии… Вам странно это слышать от сына адмирала Шнайдера, не правда ли? Но так оно и есть. Я считаю, что и при нынешней власти эриданцы живут неплохо — гораздо лучше, чем граждане большинства планет. И тем не менее, за два десятилетия вызрело два крупных заговора. Не суть важно, что второй из них финансировался извне — главное, что в нём участвовали эриданцы. Значит, что-то прогнило на Октавии, серьёзно прогнило. Может, всё дело в том, что правительство опирается на простое арифметическое большинство населения, игнорируя интересы политически активного меньшинства. А ведь при настоящей демократии ведущую роль должно играть именно это активное меньшинство. Иначе получается охлократия — власть аполитичной толпы.
- Предыдущая
- 53/80
- Следующая
