Платина и шоколад (СИ) - Чацкая Настя - Страница 23
- Предыдущая
- 23/203
- Следующая
— Проблемы, Малфой?
Она. Она была проблемой.
Драко приблизился к Грейнджер и почувствовал, как напрягается верхняя губа, а под кожей покалывает от раздражения.
— Пошла. Вон.
Горячий взгляд карих глаз буром вошёл в его ледяные зрачки, плавя сетчатку.
— Нет, — её голос дрогнул, и стоило ему наклониться ниже, дыхание замерло в груди грязнокровки.
— Я уничтожу тебя.
Её выдох. Он ощутил его на языке. Тревожный звон в голове оповестил о том, что лучше бы ему убираться отсюда.
Мятный вкус с откликом корицы. Малфой перекатывал его на языке, пока она упрямо сверлила его глазами.
— Ты хочешь доказать мне что-то? — его голос был густым и низким, он сам не узнавал его, лишь жадно вдыхая её запах, который вблизи окутывал его с головы до ног.
— Только лишь то, что это твоя слабость, а не моя.
Он засмеялся. Получился слишком резкий и ненастоящий звук.
— У меня нет слабостей, херова ты дура.
Гермиона опустила длинные ресницы и коснулась взглядом его губ, будто соизмеряя расстояние между ними.
— Почему тогда ты в нескольких сантиметрах от меня? Снова.
Последнее слово она произнесла еле слышно.
Он мазнул взглядом по гриффиндорскому галстуку, затянутому вокруг её шеи, будто надеясь, что это приведет его в чувство, а затем снова поднял на неё глаза. Губы Грейнджер были слишком близко, чтобы не думать о них.
Красный и золотой цвета потерялись в какофонии запахов и ощущений.
— Малфой.
Он знал: она скажет что-то, что заставит его ощутить ярость. Снова ярость. Но сейчас, так близко от неё, он не ощущал. Лишь внезапное, накатывающее желание проникнуть в грязный рот. Двигать в нём своим языком. Такой тугой, такой влажный. Такой отвечающий. Ему, а не какому-то грёбаному Курту Миллеру. Ему.
Она бы вцепилась пальцами в его плечи или зарылась в волосы. Прижалась бы к нему, ощущая его адский стояк, который уже топорщил штаны. От мыслей. Всего лишь от мыслей о том, как она выдохнет в его рот. И выгнется. А он позволит.
Я, блядь, свихнулся.
Яхочугрязнокровку.
— Ты сам сказал, чтобы я забыла о вчерашнем, — дрожащий голос. Она шумно, глубоко дышала. Драко хотел, чтобы ей нравился его запах.
Он знал, что нравился.
Ее слова проникли в мозг. На секунду вернулась злость.
— Ты думаешь, я собираюсь целовать тебя? Чтобы я потом выхаркал все свои внутренности?
Она молча сжала зубы, но промолчала.
— Он хорош, да?
— Кто?
— Миллер.
— Что ты несёшь?
— Ответь мне, блядь. Хорош? Он засовывал свой язык в твой грязный рот? Или, может быть, еще куда-нибудь? — прорычал он ей в лицо.
Гермиона растерянно смотрела на него, не понимая, зачем он говорит эти гадкие вещи. Почему его это хоть как-то заботит и зачем она вообще пригласила Курта пройти в гостиную старост.
А когда смысл слов дошёл до неё, она прошептала:
— Ты, чёртов козёл, не смей говорить подобные вещи обо мне.
— Я забыл, сучка, что ты фригидна как...
Тонкие руки толкнули его в грудь, и он от неожиданности сделал шаг назад, а она метнулась к лестнице. Дикий серых глаз словил её за секунду раньше, чем сомкнувшиеся на её тонком локте пальцы.
«Зачем ты остановил её?!» — заорало подсознание.
И тот же вопрос кричали её горящие глаза, когда она повернула к нему голову, отчаянно дыша приоткрытым ртом.
Я не знаю. Я не знаю.
— ...не знаю.
Это ничего не значило.
Совершенно. Он даже почти ничего не чувствовал.
Она снова сама подняла голову к нему, он мог поклясться. Конечно, сама. Он не мог первым потянуться к грязнокровке.
Просто...
Просто его губы с силой впечатались в неё. Со всей силой того, как она завела его своим маленьким, влажным, тёплым ртом, скользящим в нескольких сантиметрах от его губ, и сводящим с ума, и выводящим из себя — вчера, сегодня, постоянно. Неощутимым и оттого ненавистным, желанным, необходимым.
Он чувствовал, как в его губы толкнулся её тонкий протест. Она постаралась отвернуть голову. Он удержал.
Он сильнее.
Грязнокровке было больно, он знал это, вжимая её губы в стиснутые зубы, надеясь, что эта боль отрезвит и его, и её. Не отрезвляла. Не отрезвляла, а только сильнее заводила. Её губы были горячими и такими неправильно-вкусными.
Остановился, почти со стоном. Поднял голову, глядя на неё. В глаза.
На реакцию. Последовавшую тут же за его взглядом.
— Нет, Малфой! — она вырвала руку из его пальцев, в ужасе распахивая глаза, собираясь сделать шаг назад, но он резко привлёк её обратно, сжимая плечи, ощущая, как отключаются мозги. — Отпусти, хватит! Мал...
Он снова поцеловал её. Коснулся губами движущихся, говоривших губ, прикрывая глаза и тихо выдыхая, ощущая вкус. Её вкус.
Ему это было нужно. Потому что — это было ещё вчера. Он думал, что показалось — но нет. Сейчас снова.
Демоны под кожей замолчали. Успокоились. А сердце в груди — с такой силой, будто вот-вот разорвётся. Удары эти разносятся в тишине головы и комнаты. А он целует, лижет, пьёт до самого дна, всасывая поочерёдно то нижнюю, то верхнюю губу Грейнджер.
И когда поцелуй из сплошной полосующей жестокости стал таким всеобъемлющим? Стал чем-то, что перекрывало воздух. Не позволяло отпустить её плечи, которые то норовят прижаться ближе, то — отпрянуть.
Нет, Грейнджер. Ещё немного.
Дай-мне-почувствовать.
Драко не сразу понял, что следующее движение её не было протестом, пока оно не повторилось. Неумело, осторожно. Как давно она не сопротивлялась? Шевельнула губами в ответ, легко лаская его рот, отчего горячая волна пронеслась по спине, а волоски на всём его теле встали дыбом.
Она ответила. И снова — на этот раз раскрываясь. Встречая язык и пытаясь втянуть его в себя.
Он тихо зарычал, против воли прижался к маленькому телу, терзая, кусая. Вбирая. Не отрывая рук от её воробьиных плеч, которые теперь с силой тянул на себя, но не позволял ей прикоснуться к нему.
Чтобы не сойти с ума прямо здесь.
Хотя он уже сходит.
Прихватывает зубами пухлые губы. Рычит. Обводит языком, едва сдерживаясь, чтобы не застонать от ощущения, что приносили трущиеся о напряжённый член брюки.
Останови это. Прекрати.
Чёрт, он хочет глубже.
Малфой отпускает одно плечо и поднимает руку к её пылающему лицу. Надавливает на крошечный подбородок большим пальцем, не отрываясь от её рта, чувствуя, как послушно открываются губы. Проникает языком внутрь.
Глубоко. Жарко. Влажно.
Её задушенный стон. Она выгибает спину, прижимаясь к нему.
Мерлин.
Если ты не прекратишь извиваться и тереться об меня, я трахну тебя прямо здесь.
И в тот момент, когда Грейнджер протягивает освободившуюся руку, чтобы зарыться в волосы на его затылке, в сознании вспыхивают собственные слова.
«...не подбираю то, что валяется на полу, никому не нужное...»
Они прогремели в голове внезапно и показались такими чужими, что стало страшно. На секунду Драко подумал, что их произнес отец. И это заставило его резко поднять голову, открывая глаза.
Реальность опускалась на него душащим облаком.
Карие, распахнутые — прямо на него. И дрожит. Всем телом.
— Какого...
Блядски распухшие, закусанные и зацелованные почти до кровоподтеков губы трясутся.
Малфой оттолкнул её от себя, делая шаг назад. Она продолжала смотреть так, будто он только что совершил убийство. Ужас в её глазах был непередаваем. Даже ему на секунду показалось, что он испугался.
— Какого... хера ты не остановила меня? — голос хриплый и чужой.
Она молчала. Поднесла руку к губам. Её оглушённый вид заставлял и его выглядеть растерянным.
- Предыдущая
- 23/203
- Следующая
