Выбери любимый жанр

Ненависть - Остапенко Юлия Владимировна - Страница 57


Изменить размер шрифта:

57

Он двинулся к выходу, но у самых дверей замешкался и обернулся.

— Ты спрашивал, кто наши боги? — вполголоса проговорил он, странно усмехавшись. — Ты знаешь ответ.

* * *

— Ох, чертова девка, глаза, что ли, дома забыла?! — яростно закричала Диз.

Маленькая щуплая служаночка, испуганно пискнув, присела и стала подбирать с пола черепки кувшина. Кувшин она уронила за миг до того, споткнувшись о меч, протянутый от стула Диз чуть не через весь проход до стены. Диз несильно толкнула ее носком сапога в согнутую поясницу. Девчонка повалилась на пол, прямо в черепки, и заревела.

— Дура. Пошла вон! — процедила Диз и залпом осушила кружку.

Она была пьяна. Сильно пьяна, почти вдрызг. Хозяйка трактира, в котором она методично надиралась уже третий час, то и дело искоса поглядывала на раздражительную гостью, но перечить не смела — слишком уж тяжелым на вид казалось оружие этой девушки, да и пригоршня монет, небрежно брошенная ею на стойку, располагала к терпимости. Вот и теперь хозяйка проигнорировала всхлипывания маленькой служанки, еще и наградила ее подзатыльником: клиент всегда прав, забыла, что ли? Тем более такой клиент. Диз мало заботили размышления хозяйки. В ту минуту больше всего ее интересовало вино. Она заливала им свое привычное к ядреному армейскому самогону горло, отчаянно мечтая поскорее свалиться под стол и уснуть нездоровым сном беспробудного пропойцы. И не думать. Не думать. Ни о чем не думать.

Но этот сладостный миг, когда она наконец рухнет на пол, увлекая за собой стул и скатерть, видимо, наступит не скоро. Да, она была пьяна, но мысли — проклятые мысли! — оставались ясными, как небо в солнечный день. И она продолжала думать, хоть и не могла, не хотела. Но думала, думала. О косе.

Тогда, в ту далекую безлунную ночь, когда повесился учитель риторики, она дала клятву. Жуткую, страшную клятву, сопроводив ее самыми ужасными проклятиями, какие знала. Она поклялась, стоя на коленях у закрытого окна и зажав в кулаке прядь отливавших медью волос, что они, эти самые волосы, которые она сейчас держит во взмокшей ладони, будут с ней в тот миг, когда она вернет свою честь, свою поруганную, растоптанную, растерзанную честь, отнятую у нее старшими братьями. Она думала, что это произойдет совсем скоро, очень скоро, стоит ей только вернуться домой — выросшей, взрослой, сильной. Но три дня назад она узнала, что это не произойдет никогда. Никогда. Потому что ее братьев больше нет. И не вернуть ей того, что потеряно, не восстановить того, что разорвано, потому что есть только один способ это сделать — месть. А ей больше некому мстить.

Некому?..

Есть кому, поняла она той ночью, глядя па молоденькую учительницу, вывшую под мертвым телом учителя риторики. Есть. О Господи, есть, как я раньше не подумала. Они убили меня. Он убил их. Я убью его. И всё получится.

И тогда она встала на колени, подняла спокойное, мокрое от слез лицо к ночному квадрату окна, сжала в руке клок волос и сказала: «Я — Диз, графиня даль Кэлеби, клянусь, что ты, прядь моих волос, бывшая со мной, когда Гэрет и Райдер убивали меня, будешь со мной и тогда, когда я верну то, что они у меня отняли. Ты будешь со мной месяцы и годы, всегда, сколько бы времени мне ни понадобилось, чтобы найти и убить того, кто нашел и убил их, и я срежу тебя в тот день, когда моя честь будет восстановлена». Она сказала это и поклялась — страшно поклялась, сама еще не зная силы, которой было наделено ее слово. И она была верна этой клятве всегда, все одиннадцать лет, пока шла за ним, через бури, снега, болота, битвы, по трупам и еще живым телам. И она дошла. Почти дошла.

И вот теперь должна отрезать косу.

Диз всхлипнула, прижала тыльную сторону ладони к губам. Всхлипнула снова, схватила кувшин с вином, дрожащей рукой выплеснула в кружку остаток, залпом выпила. Оперлась локтями о стол, уткнулась лицом в ладони. Ей хотелось плакать, но она не знала, от чего — от боли, от злости, от отчаяния? — а потому не плакала.

— Диз…

— Что? — зло выкрикнула она, чувствуя, как едва не прорывается сквозь голос рыдание.

— Это же важно… Ты знаешь, как это важно. Ну и что… Ну и что, если ты…

— Заткнись! Откуда ты взялась на мою голову, стерва!

— Прости, — печально сказала девочка в синей тунике. — Я не хотела приходить. Никогда не хочу. Но так получилось.

— Да, — проговорила Диз, с трудом удерживая сдавленный смешок. — Так. Получилось.

— Ты должна убить его, понимаешь? Их… в нем… понимаешь? Это самое главное. Остальное — мелочи.

Она сама не верила в то, что говорила. Диз чувствовала это, чувствовала неуверенность, сквозившую в ее голосе, и ненавидела ее за это тем сильнее, что очень хотела ей верить.

— Ну да ладно, Диз, — с сомнением сказала девочка в синем. — Хуже-то не будет…

Не будет? Не будет?! А ведь может быть. Диз даже знала как. Худшее, что только возможно: она сумеет, она сделает это и… и — что?

И всё останется по-прежнему, да? Она поймет, что всё осталось по-прежнему. И тогда ей одна дорога — в прорубь головой. Потому что в ней нет ничего, кроме поруганной чести… и этой ненависти.

Вот поэтому она и должна сохранить косу. До конца. До самого-самого конца.

Диз отняла лицо от ладоней. Девочки в синем рядом не было. Зато были другие — много народу, целая толпа по-военному одетых мужчин, шумно располагавшихся в зале. Она не заметила их появления, так как была слишком поглощена своими мыслями. Хозяйка носилась по залу, стремясь услужить всем сразу, маленькая служаночка металась между господами, не успевая выполнять приказания работодательницы. О Диз, похоже, забыли. Это и к лучшему. Наверное.

Она взяла кувшин, перевернула над кружкой, потрясла, потом злобно отшвырнула кувшин в сторону. Кликнула хозяйку, подождала с минуту, закипая от злости, кликнула снова, врезала кулаком по столу. Безрезультатно: старая цапля окончательно затерялась среди двух десятков головорезов, наводнивших трактир. Терпение Диз лопнуло. Она встала, пошатнулась, едва не повалив стол, и, грязно ругаясь, пошла к выходу, агрессивно проталкиваясь меж толпящихся мужчин.

Она уже почти выбралась из вдруг ставшего тесным зала, когда чья-то грубая рука схватила ее за предплечье и, крутанув на месте, развернула к двери спиной. Диз рефлекторно дернулась к оружию, осклабившись на грубияна, который посмел стать на ее пути, и уже готова была вытащить меч, когда услышала полный саркастичного изумления голос:

57
Перейти на страницу:
Мир литературы