Выбери любимый жанр

Ненависть - Остапенко Юлия Владимировна - Страница 36


Изменить размер шрифта:

36

И вот теперь Кормак Ратник, знаток своего дела, лежит на земле с перерезанным горлом, а его убийца, Дэмьен, у которого нет ни клички, ни фамилии, стоит над его трупом и рассматривает его меч. Какая ирония. Я не хотел возвращаться. Не собирался возвращаться. Но я вернулся. Даже не тогда, в деревенском трактире, когда поубавил спеси тем гневливым дворянчикам. Сейчас, здесь. Когда мог не убивать, — но почему-то убил.

Ну что ж, добро пожаловать домой.

Дэмьен отцепил от одежды Кормака ножны, зачехлил его меч и повесил себе на спину. Потом легко вскочил на кобылу, хлопнул ее по шелковистому боку.

До Вейнтгейма оставалось две недели пути.

* * *

«Диз! Диз! Иди сюда сейчас же, слышишь?!»

С неба сыпется снег; ах нет, это всего лишь лепестки дикой яблони. Она подставляет ладони, маленькие, розовые ладошки — и белоснежный шелковый дождь целует их, осторожно, ласково… нет, не очень осторожно, хоть и ласково.

«Диз!»

Ну что еще? Она сердито оборачивается, отдергивает руки от преступной ласки яблочных лепестков, словно они только что совершили нечто предосудительное. Оборачивается, воровато сует ладони в складки юбки.

«Вот ты где, дрянная девчонка! А ну, идем, живо!»

Няня Литти подлетает к ней, словно разъяренная орлица, хватает за плечо, встряхивает, в глазах — …

…озабоченность, странным образом смешанная с равнодушием. Легкий кивок головой.

— Хм… Кровопускание тут вряд ли поможет.

— Вам виднее, господин доктор. Только бы не окочурилась девка, а так — что угодно, то и делайте…

…ярость, смешанная со страхом. «Почему ты не идешь, когда тебя зовут, а? Маленькая дрянь!»

«Я не слышала», — отвечает она и получает звонкую пощечину.

«Дерзить?! Ну погоди, миледи тебе задаст! Пошли! Не смей упираться, мерзавка! Не смей!»

«Не кричи на меня!» — А сама кричит, да еще как. Няня Литти замирает почти в ужасе, но вместо ожидаемой затрещины лишь встряхивает напрягшуюся детскую руку.

«Идем! Миледи тебе задаст…»

Светлый зал — большой, теплый в любое время года, окна распахнуты, витражные стекла сверкают в солнечных лучах. Пушистый щенок выкатывается из-за угла и с заливистым лаем летит к своей маленькой хозяйке. Она наклоняется, тянется к нему тоненькими детскими пальцами, но няня Литти встряхивает ее снова, тянет дальше: «Миледи тебе сейчас задаст!..»

Миледи Мама сидит в дальнем конце зала, стройная, красивая. До чего же красивая. Она сама такой никогда не будет. Гэрет красивый, и Райдер красивый, они похожи на Миледи Маму, а она некрасивая, она похожа на отца. И красивой никогда не станет. Никогда.

«Литти, пусти ее».

«Миледи, но она…»

«Пусти, я сказала. Подойди ко мне, Диз».

Она подходит, отчего-то вдруг путаясь в подоле платья. Опускает голову, тут же поднимает, повинуясь негромкому голосу Миледи Мамы. Миледи Мама улыбается.

«Ну, Диз, что ты на этот раз натворила?»

«Она…»

«Молчи, Литти. Я говорю со своей дочерью, твоей будущей госпожой. Ну так, Диз?»

«Я… — Она сглотнула. Она чего-то боится. Но разве можно бояться Миледи Маму? Миледи Мама добрая. И красивая. Диз это знает. Но боится всё равно. — Я убежала от учителя, Миледи Мама».

«Зачем ты это сделала?»

«Он… он хотел, чтобы я…»

«Чтобы ты что, Диз?»

«Чтобы я ноги поставила вот так, а я не могу вот так, у меня не получается, а он кричит!»

«Он имеет право кричать, Диз. Он хочет тебе добра».

«Но я не могу вот так, Миледи Мама! Мне больно становится!»

«Диз даль Кэлеби, — голос Миледи Мамы становится суровым, ее красивые пальцы аккуратно сжимают плетеные ручки кресла, — через несколько лет ты отправишься в пансион. Неужели ты хочешь, чтобы твоя мать краснела за свою дочь, не умеющую танцевать, как подобает молодой леди?»

«Но я не могу, не могу и всё! Я… я такая неуклюжая, я просто не могу!»

Слезы текут по ее щекам, стремительно, неудержимо, и ей так стыдно — то ли за свою неловкость, то ли за эти слезы.

«Не могу, Миледи Мама!»

«Ты должна. Запомни, Диз даль Кэлеби: ты всегда должна делать то, что говорят взрослые. Всегда. Поняла?»

«Всегда?!»

Слезы высохли. Горло тоже. Горло — высохшая пустыня, без травинки, без капли влаги.

Миледи Мама улыбается. Да, она понимает.

«Всегда, Диз. Взрослые знают, что говорят. Они хотят как лучше. Поверь».

«Всегда?.. Миледи Мама…» — шепчет Диз, но ее мать то ли не слышит, то ли просто улыбается.

«Так что вернись в классную комнату, извинись перед учителем и продолжи урок. Я хочу, чтобы моя дочь стала блистательной молодой леди. Чтобы она умела всё, что должна уметь блистательная молодая леди».

«Да, Миледи Мама», — шепчет Диз и приседает в реверансе. Она может кричать на няню Литти, но мама всегда права. Потому что любит ее. Тот, кто любит, всегда прав.

«Диз. Подойди ближе».

Она замирает в незавершенном поклоне, медленно выпрямляется. Подходит.

Рука на ее плече — такая…

…тяжелая, грубая, трясет, переворачивает, туго стягивает чем-то и причиняет боль.

— Менять повязки каждые три часа. Через раз наносить ту мазь, что я дал.

— Заживет?

— Если будет на то воля богов…

…нежная, надежная, родная. «Всегда, Диз», — одними губами говорит Миледи Мама. И улыбается.

Она кивает, опускает голову, разворачивается, выбегает из зала. Щенок с визгом бросается ей под ноги. Диз на миг замирает, потом бежит дальше — в классную, где маячит серая фигура учителя. Ну что ж, получит раз-другой тростью по рукам, невелика беда. Мама права. Взрослым виднее. Взрослые хотят сделать из нее блистательную молодую леди. У них для этого еще пять лет — ровно столько же, сколько она уже прожила, уйма времени. Они справятся. Должны справиться. И хоть она такая неуклюжая, и некрасивая, и дерзкая, и злая, она будет послушной. Потому что тогда ее будут любить. И потому что тогда будет любить она.

Вот уже классная, вот уже учитель, так быстро почему-то… Его сухие глаза без век, рыбьи глаза, не моргающие, не глядящие — слепые. Его руки — узкие юркие клешни, его трость — старая знакомая Диз, почти подруга.

«Ах, как некрасиво, маленькая леди-и-и…»

И удар! По плечу! Почему по плечу? Зачем? В чем виновато плечо?! Снова! И еще! Удар, удар — и словно не тупой палкой ударили, а пронзили насквозь арбалетным болтом. Как больно, о Боже! Зачем?! За что?! Перестаньте, перестаньте, господин учитель, перестаньте! Я буду хорошей! Я говорила с Миледи Мамой, я все поняла, и я буду хорошей! Ну перестаньте же, пожалуйста!

36
Перейти на страницу:
Мир литературы