Невеста ветра - Осояну Наталия - Страница 29

• Предыдущая
• 29/112
• Следующая

– Но зачем нужно было все забывать? – спросил магус почти жалобно. – Я не понимаю.

– Чтобы не страдать. – Эсме пожала плечами. – Не думать о мести Гиссону... ведь это наверняка он устроил тот пожар. Чтобы идти вперед не оглядываясь...

Крейн смотрел на нее так долго, что Эсме сделалось страшно – вдруг он опять поведет себя так, как тогда в каюте? Но магус сказал спокойно:

– Что ж, иди... идите.

Даже слишком спокойно.

...Ее незаконченное дело свернулось клубочком на груди Старейшей. Когда Эсме вошла, зверек повернул к ней остроносую мордочку. Он был орехового цвета и, казалось, весь состоял из пуха, сияющих оранжевых глаз и длиннейшего хвоста.

– Значит, это на тебя я наступила? – прошептала девушка. – Прости...

Зверек издал мелодичную трель, а потом в два прыжка оказался у нее на плече, уткнувшись носом в ухо. Он был теплый, пушистый, и Эсме захотелось плакать.

«Я позабочусь о тебе...»

...«Невеста ветра» безмятежно покачивалась на волнах в заливе. С борта им сбросили веревочную лестницу, и, когда Эсме и Крейн оказались на палубе, Джа-Джинни и Умберто изумленно воззрились на своего капитана – без рубашки и явно растрепанного – и целительницу – хромую, со странным зверем на плече.

– Как прогулялись? – наконец выдавил из себя Умберто.

– Просто отлично! – заверил его капитан.

Эсме благоразумно промолчала.

...в открытое окно льется солнечный свет.

Велин стоит у стола, его взгляд устремлен на тебя.

– Ну что, еще не заскучала по Тейравену?

Ты пытаешься вспомнить, когда это было, – и лишь когда учитель начинает посмеиваться над твоим растерянным видом, понимаешь: этого не было.

Это есть – СЕЙЧАС.

– Я рад, что ты жива и здорова, – ласково говорит Велин, и ты бросаешься к нему, утыкаешься лицом, мокрым от слез, в окладистую седую бороду и сбивчиво шепчешь, что не хочешь просыпаться, что останешься тут навсегда...

– Ты мне это брось. – Велин принимается вытирать твои слезы. – Ты разве исцелила всех, кого я не успел? Использовала все знания, которые я тебе дал? Или, может быть, воспитала собственного ученика?

Ты смущенно умолкаешь.

– Я всегда знал, – говорит Велин, – что не ошибся. Твоя сила сияет, словно звездочка в ночи, и лишь одно омрачает ее свет – твое желание все прятать в сундук. Ты спрятала бы самое себя, если бы сумела...

Немного помолчав, он продолжает:

– Но я все-таки надеюсь, что ты поймешь свою ошибку. Только бы не было слишком поздно.

Ты киваешь и понимаешь, что вам пора расставаться.

– Береги себя, – шепчет Велин напоследок. – И если ты решишь продолжить мое дело, то скажи Кристобалю, когда представится возможность, – я не держу на него зла. Он был прав.

Ты запомнишь этот последний урок...

Ее подушка была мокрой от слез.

Проснувшись, Эсме долго лежала неподвижно, словно боясь, что восхитительный сон растает без следа и от него останется лишь смутное воспоминание о чем-то прекрасном, но недосягаемом. Велин стоял перед ней как живой, Велин говорил с ней – такого щедрого подарка от Заступницы она не ожидала.

Или это был не подарок, а аванс?..

Эсме внезапно почувствовала, что они добрались до места назначения, – понадобилось пять дней, чтобы преодолеть под парусами то расстояние, на которое их унесло штормом, и прибыть в Ламар. Ощущение было странное: она словно видела где-то вдали высокие башни, узкие улочки, шумную пристань – и ей не хотелось туда. Это была очередная проделка «Невесты ветра», на сей раз непреднамеренная: Эсме была более чем уверена в желании фрегата побыстрее избавиться от гостьи. Всему причиной был целительский дар Эсме, и хоть Крейн утверждал обратное, между нею и кораблем очень быстро установилась связь, крепнущая с каждым днем, – и обоюдно неприятная.

– Чем скорее мы расстанемся, тем лучше, – произнесла целительница, хотя для того, чтобы фрегат ее услышал, достаточно было просто подумать. От звука голоса проснулся ларим... точнее, перестал притворяться, что спит. Потянулся, встряхнулся – от этого каждая шерстинка на его коричневой шкуре встала дыбом, – и прыгнул на плечо Эсме, которую с того самого памятного дня безоговорочно признавал за хозяйку. Остальных моряков, включая и капитана, он уважал, но не более того: гладить себя не позволял никому, особо настойчивых мог и укусить – и первым укушенным оказался Кузнечик.

«Сам виноват, – хмуро бросил Джа-Джинни. Крылан был единственным, кому ларим не понравился. – Это создание не любит магусов, как и его хозяйка, как ты сразу не догадался?»

У зверька не было имени, хотя он вот уже неделю разгуливал по палубе «Невесты» и, кажется, успел обследовать все закоулки. Когда Эсме и Крейн покидали рыбацкий поселок, никто из них и не подумал о том, чтоб спросить жителей, как звали любимца Делии, а когда вспомнили, было уже поздно возвращаться. На шее у ларима красовалось странное украшение – кожаный ремешок, на котором висели вперемешку костяные бусины, перья и металлические штуковины непонятного назначения. Когда Эсме, которой показалось, что ошейник слишком туго затянут, попыталась его снять, ларим оглушительно заверещал, метнулся в самый дальний угол каюты – и там начал скрести пол, словно пытаясь прокопать нору и выбраться наружу. «Невеста», к величайшему удивлению целительницы, никак не отреагировала на такое издевательство над своим корпусом, и даже наоборот – Эсме готова была поклясться, что почувствовала, как фрегат пытался успокоить зверя. Так или иначе, ларим угомонился только после долгих увещеваний и заверений в том, что его украшение никто не тронет.

Именно тогда Эсме поняла, что зверек гораздо умнее, чем можно было ожидать от бессловесной твари.

Ну а имя? С ним решили подождать, по совету Эрдана: мастер-корабел рассказал Эсме о том, что фрегатам имя дают не просто так, а в связи с каким-нибудь интересным и знаменательным событием... чего стоит повременить с именем для зверька? Целительница согласилась и как бы невзначай спросила: «А отчего тогда „Невеста ветра“ носит такое название?»

«Имя, – поправил ее мастер-корабел. – Имя...»

Тут взгляд Эрдана затуманился, он повернулся и ушел, словно сомнамбула. Эсме ничего не оставалось, как пожать плечами и отложить вопрос до лучших времен.

– Сегодня мы сойдем на берег, – сказала девушка, и ларим ткнулся ей в щеку мокрым носом. – По крайней мере, я на это надеюсь. Нас с тобой ждет новая жизнь, новый дом... новые знакомства... жаль, конечно, что в Тейравен я уже никогда не попаду, а ты не вернешься на Алетейю...

Тут она осеклась. А на самом ли деле ей жаль оставлять Тейравен позади – навсегда? О чем стоило бы сожалеть?

Пепелище, да не одно, а целых два – старое и новое. Нет, туда возвращаться не хочется. Еще есть «Водяная лошадка». Пью, наверное, единственный, кто будет по ней скучать. Окрестные дети быстро все забудут, у них короткая память, благословенный дар Эльги...

...Невольно Эсме вспомнила странную сцену, свидетельницей которой оказалась три дня назад: Кузнечик выволок на палубу лохань с водой и принялся за стирку с таким рвением, словно это было самое интересное занятие в мире. Мальчишка увлекся и сам не заметил, как начал за работой напевать уже знакомую Эсме песенку – хрипло и еле слышно, то и дело срываясь на сухой кашель. Кузнечик не видел, что целительница плачет; что бы ни говорили, она продолжала считать его безвозвратно утерянный голос, как и уже побледневший шрам на лице Крейна, свидетельствами своих неудач.

А потом она поняла, что впервые слышит песню полностью.

• Предыдущая
• 29/112
• Следующая