Невеста ветра - Осояну Наталия - Страница 16
- Предыдущая
- 16/112
- Следующая
Еще два рода лишились земель и были изгнаны, а оставшиеся три пытались сохранить нейтралитет, но это уже ничего не меняло: на стороне Капитана-Императора были семь самых сильных кланов, считая его собственный – сильнейший из всех.
«Капитан-Император победил, но сейчас, когда он заживо гниет в своем дворце, радует ли его эта победа?»
Собственно, в любом клане всегда существовали бастарды-полукровки: дети от магусов и обычных людей никогда не наследовали способности небожителей, но зато получали долгую жизнь и крепкое здоровье. Определить на глазок чистоту крови Эсме не могла, да и не хотела. Оставался единственный способ узнать, к какому клану принадлежит капитан: подождать, пока он проявит способность. Если, конечно, он будет настолько неосторожен, что сделает это в ее присутствии.
– Простите, – сказал Сандер смущенно. – Мы и сами не знаем... ох... капитан запретил вести разговоры об этом. Он сказал, что отрицательный ответ – тоже ответ, и...
– Да, я знаю, – Эсме нахмурилась. – Но разве он сейчас здесь?
Оба кивнули.
– Капитан везде, – пояснил Кузнечик, увидев ее растерянное лицо. – Он управляет кораблем, все видит и все слышит. Сейчас он, наверное, разговаривает с... помощником, но одновременно слушает наш разговор и все другие разговоры на борту.
Фрегат больше не будет вас тревожить, я прослежу.
Как же она сразу не поняла? Эсме ужаснулась при мысли о том, что на самом деле представляет собой пара фрегат – навигатор. Ей всегда казалось, что управлять живым кораблем – то же самое, что управлять лошадью или отдавать команды собаке, лошади или грогану. Налево, направо, стоять, ко мне... Выходит, все совсем по-другому, и для того, чтобы подчинить себе фрегат, нужно очень сильно измениться.
– Похоже, нам и впрямь лучше поменять тему, – сказала она смущенно. – Я не хочу, чтобы из-за меня у вас были неприятности. А... нет, все-таки спрошу. Это правда, что женщин раньше выбрасывали за борт, если начиналась буря?
Кузнечик вспыхнул, словно девушка, а Сандер принялся пространно объяснять, как возник этот странный обычай и почему он исчез. Единственное, что Эсме удалось понять из его объяснения, – слухи не были так уж далеки от истины, как хотелось бы.
– Но вам ничего не угрожает! – заверил матрос, увидев, как изменилось выражение ее лица. – Просто не выходите из каюты, вот и все...
Эсме вздохнула.
– Вы, кажется, собирались меня развлечь?
Матрос заулыбался и вытащил из-за пазухи нечто странное – с десяток тонких трубочек разной длины, соединенных между собой. Эсме поняла, что это музыкальный инструмент, но ничего подобного ей раньше видеть не приходилось.
– Так вы музыкант? – спросила она, невольно подавшись вперед. По лицу Сандера пробежала тень, и, недолго поколебавшись, он произнес изменившимся голосом:
– В большей степени, чем кажется. Если бы не сирринг, меня бы уже давно ссадили на берег.
И прежде, чем Эсме успела опомниться, он заиграл.
Слова вспомнились легко, но пела Эсме лишь в мыслях. Она неожиданно ощутила, как где-то в глубине сознания пробуждается старое-старое воспоминание – ворочается, точно донная рыбина. Целительница редко бывала на представлениях заезжих актеров, но моряцкие песни знала наизусть из-за мыслеобразов своих пациентов – в голове у моряка что ни мысль, то песня, и чаще всего – непристойная.
Но эта песня была необычной.
Едва сирринг коснулся губ Сандера, матрос преобразился и разом помолодел лет на десять. Он играл с закрытыми глазами и весь самозабвенно отдался музыке – куда только подевались неуклюжесть и робость?
Мелодия вилась вокруг них – живая, свободная... и жестокая. Эсме не знала, отчего Сандер выбрал именно эту песню, но ей внезапно сделалось страшно. Она отчетливо ощутила, что по ту сторону полуживого корпуса дышит океан, опасный и равнодушный, а взгляд фрегата вновь стал пристальным и весьма неприятным. Похоже, фрегат изучил ее мыслеобразы – и, изучив, счел недостойным противником. Эсме никогда раньше не чувствовала такого презрения, необъяснимого никакими причинами, – в Тейравене ее не любили, но все-таки признавали талант и временами жалели, а здесь... «Чего ты хочешь?» – спросила Эсме, но чуждость не ответила.
Музыка смолкла, и целительница вытерла украдкой внезапно проступившие слезы.
– Благодарю, – сказала девушка, с трудом найдя силы, чтобы скрыть истинные чувства. – Это было... прекрасно.
– Я не собирался вас так расстраивать, – матрос виновато вздохнул и укоризненно посмотрел на своего младшего товарища. – Что же ты? Забыл слова?
– Замечтался, прости. – Мальчишка и впрямь выглядел так, словно на некоторое время его душа воспарила за облака и оттуда взирала на океан. – Давай еще раз... – Он изменился в лице и вскочил. Эсме перевела взгляд на Сандера и увидела, что тот тоже посерьезнел.
– Простите. – Он спрятал сирринг и, к счастью, кланяться не стал. – Нас требуют на палубу. До встречи!
И оба исчезли так быстро, что Эсме даже не успела ответить.
Мы там, где звездный свет...
Отголоски затихшей музыки все еще бились о стены тесной каюты. Эсме недоумевала: отчего ей так страшно сделалось, когда зазвучал этот простой и милый, в общем-то, мотив? В этом тоже крылась какая-то тайна, и девушка невольно задалась вопросом – есть ли на борту этого фрегата хоть кто-то или что-то простое и понятное, без тайн и секретов.
Мы там, где неба нет...
Она опустилась на койку, закрыла глаза – и почувствовала, как каюта схлопнулась.
Позднее Эсме не могла вспоминать этот момент без содрогания. Вдруг, в один момент, ей стало нечем дышать, вокруг сделалось совершенно темно, и в темноте приготовилась к прыжку чуждость.
Это было даже страшнее, чем тьма и ночные кошмары, поэтому...
...поэтому неудивительно, что девушка очнулась только на палубе.
Легкий ветерок тотчас взъерошил ее волосы. Эсме зажмурилась – после полумрака каюты солнечный свет казался слишком ярким – и подставила лицо ветру. Здесь, на открытом воздухе, давление фрегата ослабло, и она сумела восстановить контроль над собственными чувствами. Причина произошедшего осталась покрыта тьмой.
– Моя госпожа, – послышался знакомый голос. – Но вы же...
– Я уже вышла, Кузнечик, – ответила Эсме, решив не сообщать юнге, что ее, собственно говоря, выгнали. Знать бы почему. – В каюте душно. Я не пленница на вашем корабле, поэтому могу делать, что хочу, так?
Мальчишка вздохнул.
– Ну, кто это у нас? – прозвучал – точнее, прорычал – новый голос. Чья-то тень заслонила солнце, и Эсме приоткрыла глаза. Над ее головой на фоне синего неба полоскались на ветру белоснежные паруса; где-то высоко перекрикивались матросы. Фрегат шел споро, над верхушками мачт кружились несколько чаек.
Перед Эсме стоял огромный, широкоплечий, длиннорукий и волосатый... гроган.
Целительница растерянно моргнула, словно неожиданное видение могло раствориться в полуденном мареве. Уж не перегрелась ли она? Или, может, помешалась? Гроган выглядел огромным, но ему и полагалось быть таким, а вот умного блеска в красных глазах и насмешливой улыбки ему не полагалось, это ей точно было известно.
Разве гроганы разумны?
Разве гроганы умеют говорить?!.
– Я так и понял, что капитан притащил на борт бабу... э-э... женщину, – пробурчал гигант, обращаясь к самому себе. – И разговаривать с ней запретил, это так. Но я взамен попросил, чтобы эта... женщина... носа из каюты не высовывала, потому как моя девочка волнуется. Того и гляди скинет кого в воду, кархадонам на съедение. Кузнечик, ты не передал капитану мои слова?
- Предыдущая
- 16/112
- Следующая
