Мужчина моих грез (Мужчина моей мечты) (Другой перевод) - Линдсей Джоанна - Страница 3

– Но, дорогая, мне не нужна жена, похожая на нее. Боже милосердный, ни за что! – он и вправду казался оскорбленным этим предположением. – Этой девушке нужен мужчина крепкого сложения, со слабым характером и такой, который понятия не имеет, что такое ревность. Я бы не перенес, если бы каждый мой знакомый влюблялся в мою жену… одного-двух я еще смог бы вытерпеть, – добавил он с улыбкой. – Но всех – боже, я бы впал в совершенное уныние.

– Но то, что ты говоришь, делает ее положение безнадежным. Кто сможет оставаться не ревнивым, когда дело касается его жены?

– Ну, пожалуй, ревность не имела бы большого значения для мужчины, если он уверен в привязанности жены. Но ей пришлось бы постоянно прилагать усилия, чтобы он сохранял эту уверенность.

Тиффани не понравился такой односторонний взгляд.

– А что если она по какой-либо причине начнет ревновать его… должен ли он прилагать усилия со своей стороны?

– Разумеется, нет. Он ведь женился на ней, не так ли?

– Пока еще нет, – пробурчала Тиффани.

И, отбросив шлейф платья, она решительно двинулась к экипажу, оставив Тайлера в растерянности.

– Я надеюсь, мы только что не сменили предмет разговора, не правда ли? – беспокойно спросил он, догнав невесту.

– Скажи мне это сам, Тайлер. Мы не сменили предмет разговора?

– Разумеется, нет, – убежденно сказал он. – Случай твоей подруги уникален, Тиффани, потому что уникальна она сама… ты ведь понимаешь, что я имею в виду. Просто это значит, что ее нельзя сравнивать с нами.

– Хорошо, Тайлер, я тебя прощаю.

– Спасибо… наверное, я рад это слышать.

– Ты опять ешь? – спросила Тиффани, тайком проскользнув в столовую.

Дворецкий Пенуорти – Кребс – с недовольным выражением лица едва успел подскочить и закрыть за ней дверь. Он никогда не успевал опередить Тиффани, чтобы должным образом встретить ее у входа. Кребс давно уже мог бы с этим смириться, но никак не хотел, несмотря на то, что обычный протокол в отношении Тиффани не соблюдался с самого дня ее знакомства с Меган.

Для Тиффани стало развлечением удивлять Кребса, каждый раз входя через разные двери, и она все еще получала от этого удовольствие. Если Кребсу и удавалось заметить ее экипаж, это мало ему помогало – в этаких случаях девушке нравилось быстро обойти дом кругом, и таким образом обвести дворецкого вокруг пальца. Он мчался ко входу в кухню, а она выбирала застекленные двери гостиной; если же он ожидал ее в гостиной, то она входила с заднего входа, и ее насмешливый голос: «Есть кто-нибудь дома?» раздавался где-нибудь у лестницы на второй этаж. Однажды, зная, что она должна прийти, Кребс оставил широко открытыми все три входа в дом и ждал ее в холле первого этажа, куда она непременно должна была попасть, в какую бы дверь ни вошла. В тот день Тиффани влезла в окно столовой. После такого поражения Кребс не разговаривал с ней целых две недели.

Меган надеялась вовлечь в такую же игру и дворецкого Робертсов. Но он был славный добрый старичок и только улыбался, желая ей хорошего дня, когда она появлялась в его владениях, а такое поведение лишало развлечение всякого интереса.

Меган зевнула, прикрыв рот платком, а затем бросила платок на стол.

– Вообще-то, я ем сегодня первый раз за день. Но, кажется, я уже сыта.

– Ну что ж, тогда допивай чай, – сказала Тиффани, садясь рядом с ней. – Я, пожалуй, составлю тебе компанию и выпью тоже чашечку. – А затем добавила беспечно, словно бы ничуть не удивившись замечанию Меган: – Первый раз за день, говоришь? А который теперь час?

Пожав плечами, Меган налила чай в свою чашку и передала ее Тиффани, которая добавила в чай сахар. Сама Меган пила чай без сахара, и они обе об этом знали. Ведь девушки дружили уже одиннадцать лет, и у них не было секретов друг от друга. Кребс же был настолько наблюдателен, что уже мог предвидеть кое-какие странности подруг, поэтому отправился на кухню и приказал Коре принести еще одну чашку.

Кора была дочерью поварихи. Пышные формы этой хорошенькой девушки с трудом умещались в соответствующий моде тугой корсет, так что Коре вечно не хватало воздуха. Ее форма горничной была самого простого покроя, хотя она все еще носила турнюр и длинный шлейф, вошедшие в моду после того как много лет назад стали не модны кринолины. Для многих дам настоящим проклятием был тот факт, что стиль одежды их слуг ничем не отличался от их собственного, даже несмотря на большую разницу в качестве. Даже поденные уборщицы приходили на работу в платьях с длинным шлейфом, который скреплялся узким ремешком, чтобы не мешал работать, и отпускался, когда работа была закончена.

Меган дождалась, пока Кора, проделав свой учтивый реверанс, выйдет из комнаты, и призналась:

– Я проспала.

Это и вправду было удивительно, потому что Меган не была соней, и обе девушки прекрасно это знали.

– Как, второй раз в жизни? Я еще понимаю в первый раз, когда мы полночи ждали появления призрака лорда Бэкона в этом полуразрушенном особняке, где он, как все говорят, обитает. Какая жалость… – чуть было не увлекшись воспоминаниями, Тиффани оборвала себя на полуслове и сочувственно спросила:

– Плохо спала?

– Не то слово, – призналась Меган.

– Черт, я чувствовала, что мне надо было остаться ночевать у тебя. Но мне казалось, что ты в порядке, и у тебя хватит злости, чтобы не предаваться тягостным размышлениям.

Меган широко улыбнулась.

– Ты думаешь, злость помогает уснуть?

– Ну, больше, чем тягостные размышления.

– Я бы охотно с тобой согласилась, но не могу, Тиффани, можешь мне поверить, – ответила Меган.

– Тогда понятно, – проговорила Тиффани. – Я так понимаю, после моего ухода тебе стало хуже?

– Самую малость.

Вчера, когда Тиффани вышла из экипажа, чтобы пройтись с подругой по дороге, Меган уже перестала плакать. Тайлеру пришлось следовать за девушками на расстоянии, чтобы они могли поговорить наедине. Тогда Тиффани еще не поняла, что Меган уже перестала жалеть себя, и в ее груди кипела здоровая ярость.

Чтобы подбодрить подругу, Тиффани предложила вернуться и стукнуть леди О по носу. Меган сначала отнеслась к этой затее серьезно, но в конце концов отвергла ее, поскольку посчитала, что такая месть будет слишком слабой. Тиффани с ней согласилась, сказав, что графиня не стоит того скандала, который за этим последует.

Тиффани была рада, что Меган не терзается больше чувством вины, и что, наоборот, она вся исполнена праведного гнева. Что ж, это гораздо более естественно. Вот только злилась Меган больше на себя, досадуя, что с самого начала потратила на это безнадежное предприятие столько времени и энергии. Она чувствовала себя полнейшей идиоткой. Тиффани со своей стороны тоже считала себя идиоткой, потому что не смогла предвидеть такого исхода. Но старая курица действительно не должна была наносить удар так злобно. Это было совершенно незаслуженно.

– Я же знала, что не надо было тебя слушать! – восклицала теперь Тиффани. – «Иди домой», «Со мной все в порядке», «Как будто меня раньше никто не унижал», – вот что ты мне говорила.

Меган усмехнулась.

– Ну да, так и есть.

– Не знаю, как ты можешь смеяться над этим.

Тиффани возмущало то, что многие их друзья один за другим переставали приходить в дом Меган по мере того, как расцветала ее красота. Все объяснялось очень просто – другие девушки чувствовали себя рядом с ней простушками, и перенести это было выше их сил. Но мелочность некоторых из них приводила к тому, что они вдобавок еще и публично унижали Меган. Можно было подумать, она нарочно выросла такой красавицей, чтобы их позлить.

Меган и сама не знала, как она может смеяться, поскольку боль от предательства друзей никогда не утихала в ее сердце и только, затаившись, ждала удобного случая, чтобы вернуться с новой силой. И вчерашний поступок леди Веджвуд был именно тем случаем.

– Лучше смеяться, чем плакать, как ты думаешь? – спросила Меган, кусочком сосиски рисуя узоры на нетронутой порции джема в своей тарелке.