Мирка - Адлова Вера - Страница 2
- Предыдущая
- 2/24
- Следующая
— Мальчики, мальчики, перемена кончилась, начинаем опыты!
Михал рассмеялся:
— Ну и здорово у тебя это получилось, скажу я тебе. А вот у нас в классе ее все любили.
— А у нас? Миша, знаешь, мы обещали друг другу, что каждый год первого июля будем собираться в шесть часов перед школой и ходить на Жас.
— Миречка, сколько раз я должна тебе напоминать, что я не выношу этого страшного жаргона!
В этом была вся мама. Со стороны могло показаться, что она по уши занята разговором с Ярмилой, мамой Михала, что ничего не видит и не слышит.
— Ну, а как прикажете это называть? Не Славянским же островом! Пока я такую тарабарщину произнесу, забуду, что хотела сказать.
— Это ты хорошо сделала, что решила идти на «Теслу».
Пани Бартова кивнула. Она уже не выглядела такой беспомощной и безрадостной, как в момент своего прихода.
— Так все обещают, — подшучивал над Миркой Михал. Он снова показался ей чужим и противным.
«Каждый класс, вполне возможно. Но ведь это не наш класс и, главное, не наша компания, как будто Мак этого не знает». Мирка надулась, смахнула фотографию в ящик, задвинула его и посмотрела в окно.
— Так у Мирки тоже ничего не вышло с художественной школой, да? — слышали они голос пани Бартовой. — У Миши тоже. А ты, Зденка, все работаешь на трамвае?
— Да. А помнишь, как мы радовались: вот кончится война и мы будем… — Миркина мама махнула рукой. — Какими мы были наивными… Я часто вспоминаю старый дом, но ведь здесь тоже хорошо, правда?
— С бабушкой просто мучение. — Пани Бартова растерянно улыбалась, как будто заранее хотела извиниться за то, что рассказывает о своих затруднениях. — Никак не договоришься. Все время меня ругает, что я много трачу. Представь себе, Зденка, она от детей запирает хлеб и бранится, когда я покупаю фрукты. У меня иногда голова идет кругом. Если бы отец меня увидел…
В комнате внезапно воцарилась мертвая тишина.
Пани Бартова поднялась, сказала, что у нее Андулька первый день в саду и что она обещала прогуляться с ней по Праге.
— Я тебя провожу, Ярмила. Мне очень хочется посмотреть на Андульку… Мирка, сходи за Пепиком в детский сад. Забегите в магазин за хлебом, маслом и яйцами. Потом занеси все домой и погуляй с Пепиком на площадке, пусть ребенок подышит воздухом. Я вернусь часа через два. Если меня до семи не будет, то поставь картошку, но хорошенько вымой ее, не как в прошлый раз.
— В прошлый раз ее мыл Зденек. У него голова забита электричеством, наведением дома порядка и…
— Ты поняла? — спросила мама выразительно.
«Еще бы не понять. Зденек где-то гоняет на байдарке — он возомнил себя чемпионом, — а у меня на шее все хозяйство да еще братец. Впервые прихожу домой из типографии. Тут бы все и рассказать, да у нас гости и все летит в трубу. А если бы я привела подругу и сказала: «Мама, мне нужно идти с Марцелой, сделай за меня русский, а если я до семи не приду, принимайся за физику, но не кое-как, понятно?» Тут бы уж я наслушалась! «Иди с Пепичком гулять, пусть ребенок подышит». С таким-то мальчишкой! Уж лучше паркет драить, чем два часа пасти этого непоседу».
— Чего тебе? — нелюбезно отозвалась Мирка. Она так разозлилась, что не слышала вопроса Михала.
— Может, пойдем прогуляемся? Я до двух работаю. Что, если мы в три встретимся? Или в четыре. Ребята все еще собираются там, у ограды?
— Я не знаю, разрешит ли мне мама.
«Ясное дело, Мак хочет пошататься по Праге и посмотреть на ребят. Это, конечно, здорово, что он их не забыл».
— Ну хорошо, Мирка, иди, но чтоб к семи ты была дома.
— Знаешь, мне так хочется снова пойти на реку, как маленькому. Три года, почти четыре, я не видел реки, да какой там реки — даже ручья, ну просто ничего!.. Так договорились?
Мирка кивнула. Если бы ее кто-нибудь спросил, рада ли она, она, наверное, не смогла бы ответить.
«Четыре года — это такой большой срок, и те письма на рождество и ко дню рождения ничего не меняют. Семнадцатилетний человек — это уже взрослый мужчина или он все еще мальчишка? Мачек, наш балбес «с приветом». Она рассмеялась.
Пани Бартова, прощаясь, погладила ее по голове. Михал стукнул Мирку по спине, будто мальчишку, а мама поцеловала, уже с лестницы крича:
— Вымой посуду, только как следует!
Поскольку Веселые жили в панельном доме, весь дом слышал, что Мирка должна вымыть посуду, и как следует, а она слышала, как гости спускаются по крутой лестнице, как грохнули двери в подъезде, а если бы она выглянула в окно, то увидела бы, как они садятся в трамвай.
Но Мирка злилась, все в ней протестовало.
МИРКА ЛЕЖАЛА НА ТАХТЕ
Мирка лежала на тахте; она видела верхушки деревьев на склоне Хухельского холма, большой кусок неба и сигнальные огни самолетов. Она могла представить себе, что она в горах или даже у моря. Мирка любила мечтать. Ее рассказы нравились Пепику гораздо больше, чем сказки, которые им читали в детском саду. Только мама не должна была их слышать. Она считала, что «бедный ребенок от Миркиных выдумок может заболеть» и что ей абсолютно ясно, почему ее «бедный ребенок» всю ночь не мог уснуть, кричал и метался. Мирке это тоже было абсолютно ясно: ведь если бы кто-нибудь из взрослых поглотил столько черешни, мороженого и шоколада, как Пепичек, которого она взяла к подруге на день рождения, так его бы на «скорой помощи» отвезли в больницу, если бы он к тому времени не лопнул.
Мирка смотрела на деревья, которые сначала стали серыми, потом красными. Она размышляла, что надеть завтра, когда она поедет с Михалом в центр; как это печально, что у Мака нет больше папы, как печально и непонятно…
Она посмотрела на двери спальни — они были закрыты, и поэтому Мирка решила зажечь настольную лампочку и открыть книгу.
Родители в спальне говорили и говорили. И охота им! Голос отца рокотал как трактор, мамин как-то легко подпрыгивал, словно кто-то в сандалиях шлепал по лестнице и позванивал в такт ключами…
И вдруг уже перестали доноситься звуки тарахтящего трактора, и никто не бежал в сандалиях по лестнице, а в комнату начал вливаться удивительно тихий и непрерывный шум, словно вода, но несколько иначе, потому что вода пахнет водой, тиной и тростником, а от этого шума пахло керосином, нагретой бумагой…
«Что же это такое? Ну конечно же, это ротационная машина! Наша ротационная машина!»
И вот Мирка стоит в цехе перед длинной шумящей ротационной машиной. О Господи, сколько колец и валиков! Все они вращаются и крутятся. Мирке становится смешно. Надо же, ротационная машина работает только для нее. В цехе нет никого — ни механиков, ни комплектовщиц. Только она смотрит и улыбается. Почему эта машина ничего не печатает? Может быть, в нее забыли вставить рулон бумаги? Все крутится только для нее, чтобы она видела, как…
«Посмотри, Мирка, какой он смешной!»
«Яна! Откуда здесь взялась соседская Янка? Господи, оказывается, она здесь не одна. Вон там стоит старая управляющая, а там продавщица из полуфабрикатов, молочница и тетушка Фаня… Как они сюда попали?»
«Что смешно, Яна?»
«Ах да, Пивонька. Наш мастер Пивонька! Господи, спаси и помилуй, с ним ничего не случится? Что он делает там, наверху, с бачком краски на машине? О! Этого и следовало ожидать… он между валиками».
«Люди, остановите машину! Пивонька провалился между валиками! Яна, Яна, позови скорее, Пивонька!..»
Мирка тянет Яну за рукав пальто: «Яна…»
«Извините, пани, я думала, что это Яна». «И что эта женщина так вытаращила на меня глаза? Где же Яна? Где Пивонька?»
Он уже здесь. Ничего не случилось. Он проплыл между валиками и колечками, стал похожим на лист бумаги и снова оказался наверху, на машине.
«Товарищ Пивонька, почему вы такой желтый?»
«Не прерывай, Весела, — говорит абсолютно желтый Пивонька, — ответь мне, Весела, как желтая ведет себя с синей?»
«Как желтая ведет себя с синей? Извините, этого я не знаю, ну, должно быть, вежливо. Но, возможно, она ведет себя и невежливо».
- Предыдущая
- 2/24
- Следующая
