Шеврикука, или Любовь к привидению - Орлов Владимир Викторович - Страница 53
- Предыдущая
- 53/161
- Следующая
– Не держи его в голове, – сказала Гликерия.
Она опять вспомнила о «Картинках с выставки», и невылупившиеся птенцы стали осторожно стучать лапками. Один из них пробил скорлупу.
– Во мне возникает непредвиденное, – сказала Гликерия.
– Опять? – удивился Шеврикука.
– Во мне, Дуняша, возникает непредвиденное! – Гликерия уже пропела, и тема ее могла бы заинтересовать Верди. – Непредвиденное!
– И чем же вы теперь-то хотели бы владеть? – спросил Шеврикука.
– Туманностью Андромеды, – пропела Гликерия.
– Чем-чем?
– Чем? – переспросила Дуняша.
– Туманностью Андромеды, Дуняша! Туманностью! А к Маскараду я бы не отказалась иметь украшения Елены, – сказала Гликерия. – Те, что откопал Шлиман в Малой Азии. Или не откопал.
– Это доступнее, – сказал Шеврикука. – Если он их откопал. Тогда они могут быть и в Москве. Только неизвестно, в каких хранилищах.
– Елены! – не могла поверить Дуняша. – Это же Трубникова усохнет от зависти!
– Может быть, на Волхонке, – предположил Шеврикука. – А может быть, и в Подольске.
– Ты считаешь, Маскарад не отменят? – с надеждой, но и с сомнением спросила Дуняша.
– А какой резон отменять? – сказала Гликерия. – При любых обстоятельствах не будет резона отменять. Только приспособят или усовершенствуют сюжет Маскарада.
– А я уж было пала духом! – рассмеялась Дуняша. – Вдруг возьмут и отменят!
– Другое дело, – сказала Гликерия, – что мы с тобой можем оказаться недопущенными к Маскараду.
– Из-за меня? Из-за того, что я бросилась на Покровку? Или из-за всполошения?
– Из-за всполошения, – сказала Гликерия. – Из-за чужих интересов и зависти. Если мы проиграем…
– Ну нет! – решительно заявила Дуняша. – Нас не одолеют!
– Не должны одолеть, – согласилась Гликерия.
– Андромеда и Елена… – Шеврикука раздумывал вслух. – Здесь ведь есть и несовместимое… Хотя, конечно, как взглянуть. Но для Андромеды понадобится Персей, а для Елены – Парис. Где же вы теперь отыщете Персея с Парисом? Кстати, Персей не убоялся Чудовища… Опять – Чудовище… А может быть, Гликерии Андреевне нужна не Андромеда, а туманность?..
– Ты-то точно не годишься в Персеи и Парисы! – обрадовала Шеврикуку Дуняша. – Экое чучело!
– Я и не рвусь, – сказал Шеврикука.
– А вот в проводники мы все же согласились бы тебя взять!
– Премного благодарен, – Шеврикука прижал руку к груди. – Но я не желаю быть у вас в проводниках.
– Смотрите-ка, Гликерия Андреевна, он нам еще и дерзит!
– Оставь его, Дуняша.
Шеврикука встал.
– Видишь, – сказала Гликерия. – Все нужное ему он разузнал и теперь может идти дальше.
– Все разнюхал!
– Не будь так груба и вульгарна.
– Далеко не все из того, что меня интересовало, я разузнал и разнюхал, – сказал Шеврикука. – Например, мне так и не ясно, как вели себя Пелагеич и изверг Бушмелев и кто наблюдал за вами. Ну и не суть важно. Зато мне открылось, что в Гликерии Андреевне возникает непредвиденное. Уж при этом я быть вблизи нее не желаю.
– Ты, Шеврикука, – трус! – воскликнула Дуняша.
– Может, и трус. А может, у меня иные, нежели у вас, понятия о том, что происходит в нас и вокруг нас.
– Не огорчай его, Дуняша, – сказала Гликерия. – Не вызывай в нем необходимость отвечать. Он быстрее уйдет.
– Я не могу понять вашей деликатности, Гликерия Андреевна!
– Вы, Дуняша, – сказал Шеврикука, – чрезвычайно заблуждаетесь относительно деликатности Гликерии Андреевны.
– Он прав, – подтвердила Гликерия. – Ты заблуждаешься.
Теперь невылупившиеся птенцы, несомненно, знали, что они вырастут, взлетят и что будут они не жаворонки, не мухоловки, не зарянки, а соколы или кордильерские кондоры. Но, похоже, знание этого и тяготило их.
– Он мелок и слаб, – сказала Гликерия.
– Справедливо, – согласился Шеврикука. – И потому зачем мне быть теперь вблизи дамы, связанной дурной клятвой.
– Что ты городишь! – Разгневанная Дуняша подскочила к Шеврикуке. – Что он городит! Он верит в эту сплетню! В эту гадость!
– Отойди от него! – Гликерия была не рассержена, а зла. – И разреши ему нас покинуть!
– Поклон вам, – сказал Шеврикука. – Оставайтесь с туманностями Андромеды и ценностями спартанской Елены. Кстати, неплохие украшения были и у Клеопатры.
– Все у нас будет! – Обещание Гликерии вышло чуть ли не торжественным. – Подумаем и об украшениях Клеопатры!
Но сразу же в гостиной Гликерии исчез свет и произошло потрясение. Первая мгновенная мысль Шеврикуки была: всполошение сокрушило преграды, стены и потолочные перекрытия и ворвалось в Апартаменты. Но тут же выяснилось: потрясение сейчас происходит не всеобщее, а частное. Свет вернулся, но посреди расширившегося до привычных своих пределов помещения дергалась и стонала исполинская серо-черная фигура. Вид она имела безобразный и лишь отчасти походила на фигуру человеческую. Твердых форм в ней как бы не было, а все состояло либо из газа, либо из странной жидкости. Можно было предположить, что голова (или нечто вроде головы) вторгшегося в гостиную Гликерии существа была укрыта капюшоном или маской. Вокруг тела его (тела ли?) колыхалась хламида или, по понятиям очередного столетия, плащ-палатка, опять же – из газа или из жидкости. Все в незваном фантоме словно бы плыло и переливалось, и все было неприятно. Гликерия с Дуняшей в отличие от Шеврикуки, похоже, поняли, кто он такой и зачем он возник. Но и они не ожидали его появления. Дуняша выглядела ошеломленно-напуганной, Гликерия вскочила с музыкального стула, с силой опустила крышку фортепьяно, скорее и не опустила, грохнула ею, будто желала устрашить гостя. Но не устрашила, а, напротив, вызвала раздражение или гнев. Тело его бугрилось, дергались его руки или то, что можно было назвать руками, и что-то тонкое, прямое возникало в них, способное уколоть, уязвить или даже погубить. Пришелец по-прежнему стонал, но теперь к стонам добавились клокотание и хрипы. И некие спазматические, булькающие звуки стали сопровождать его движение. А двигался он к Гликерии, руки его обрели костяные пальцы, вытянулись и были готовы вцепиться в шею или плечи Гликерии. Дуняша прижалась к стене. Гликерия выпрямилась и стояла будто согласная с погибелью, ни о чем не молила и ничем не возмущалась. Шеврикука ринулся на пришельца, но, столкнувшись с ним, попал не в жидкое и не в газовый столп, а ударился о твердое. Его отбросило к ломберному столику, Шеврикука схватил стоявший там подсвечник и подсвечником стал бить серо-черного, разъяренного и ревущего исполина. К удивлению Шеврикуки, враг его (а может, и не враг, но в те мгновения – враг) начал отступать, взвизгнул, издал истерический вопль и пропал. Шеврикука обернулся, взглянул на Гликерию, та без сомнения была напугана, руку с перстнем держала вскинутой, и золото Пэрстовой вещицы горело, а потом стало тускнеть…
– Он вернется! – закричала Дуняша. – Он вернется! Не уходи, Шеврикука! Он придет со шпагой!
– Ну и что? – сказал Шеврикука и поставил подсвечник на ломберный столик. – Ему положена шпага. А мне не положен и этот подсвечник.
– Вам, Шеврикука, положена кочерга, – сказала Гликерия.
– Да, – сказал Шеврикука. – Мне положена кочерга. И ухват. Но теперь я соглашусь быть у вас проводником.
– Вот теперь, – сказала Гликерия, – ни о какой услуге мы просить у вас не будем.
– Гликерия Андреевна! – воскликнула Дуняша. – Лика!
– Как пожелаете, – сказал Шеврикука. – Найти меня вам будет не сложно.
- Предыдущая
- 53/161
- Следующая
