Аптекарь - Орлов Владимир Викторович - Страница 28
- Предыдущая
- 28/130
- Следующая
И через минуту его сигарета не погасла.
–?Ослабло, – сказал я.
Из двора-загона, называемого, впрочем, в отличие от Греческого зала, где стояли мы, Летним садом, за креветками явился дядя Валя.
–?А вот Михаил Никифорович закурил, – сообщил я дяде Вале.
–?Но беда-то ведь небольшая, а? – сказал дядя Валя.
–?Вы не пробовали?
–?Ну, – кивнул дядя Валя. – Закурил минут пять назад. И Каштанов.
–?Точно в ней что-то ослабло, – сказал я уже уверенно.
–?А если ее придушить? – задумался дядя Валя. – Эту гадину.
–?Как придушить?
–?Напрочь. Каким-нибудь шнуром. Или полотенцем.
–?Вы же были намерены ее удочерить?!
–?И дочку такую придушить не жалко.
–?Вам-то что она сделала плохого?
–?Может, одно хорошее и делает, – сказал дядя Валя. – Оттого и надо ее придушить. Или переехать автомобилем.
–?Вы же никого не давили! Это Коля Лапшин давит всех!
–?Вот его и нанять, – сказал дядя Валя.
Пришел из Летнего сада и Игорь Борисович Каштанов. Поздоровался со мной.
–?И Игорь Борисович хотел бы ее придушить? – заинтересовался я.
–?Нет, – сказал Игорь Борисович. – Она – женщина. И красивая. А вы не джентльмены.
Игорь Борисович был в свежей серой тройке, являвшейся мне недавно в мечтаниях, вид имел человека здорового, разумного, готового к государственным делам. Впрочем, к государственным делам, казалось, были готовы и дядя Валя и Михаил Никифорович. Что им-то пришлось перенести, подумал я, коли на меня из-за моих четырех копеек выпало столько улучшений!
–?Значит, вы, Игорь Борисович, довольны? – спросил я. – А как ваша семейная жизнь? И молодая жена Нагима?
–?Я опять холостой, – резко сказал Каштанов.
Я хотел было просить извинения за свой бестактный вопрос, но дядя Валя не дал открыть мне рта, а сообщил как бы из сочувствия к Игорю Борисовичу, что неделю назад на дом к нему прискакали три брата Нагимы в бешметах, в папахах и с кинжалами, три всадника из Кабарды, завернули Нагиму в ковер или в ковровую дорожку и увезли ее под Нальчик, в предгорья Кавказа, заросшие буком и грабом, славные своим целительным воздухом и видом на Эльбрус, а Игорь Борисович, чтобы не испортить братьям впечатление от столицы, был вынужден провести час в ванной, запертой им на крючок.
–?Все было не так! – обиженно сказал Каштанов. – Не совсем так!
–?Однако увезли, – сказал дядя Валя. – Но беда-то ведь небольшая, а?
–?Вы, дядя Валя, – губы Каштанова сжались и утончились, – лучше расскажите, за что ваши коллеги, шоферня, вам стекла побили в автобусе.
–?Ладно, хватит, – помрачнел дядя Валя. – Они уже извинились, когда я им все рассказал. Они меня уважают. Несмотря ни на что…
–?Михаил Никифорович, – сказал я, стараясь увести разговор на иные тропы, – ты сегодня в аптеку не пойдешь? Выходной?
–?Я не хожу в аптеку, – сказал Михаил Никифорович. – То есть захожу туда. Но не на работу.
–?Куда же ты ходишь на работу?
–?Теперь никуда. Третий день на инвалидности.
–?Ты что, Миша! – удивился я.
Удивились и Каштанов с дядей Валей.
А Михаил Никифорович показал нам бумажку, видно временную, с заключением врачей, посчитавших, что он, Михаил Никифорович Стрельцов, страдает токсическим гепатитом, а потому должен пребывать инвалидом второй группы.
–?С такой дрянью, – сказал дядя Валя, – тебе и пиво нельзя пить.
–?Нельзя, – согласился Михаил Никифорович и поднял кружку. – Но беда-то ведь, дядя Валя, небольшая, а?
Оказывается, однажды в цехе химического завода, где с конца мая трудился Михаил Никифорович, произошла утечка четыреххлористого углерода, вечером Михаила Никифоровича стало рвать, температура пошла под сорок, «скорая» отвезла Михаила Никифоровича к Склифосовскому в реанимацию. В Склифосовском, уже в общей палате, Михаил Никифорович пролежал десять дней. Теперь ездит туда, наблюдается, и вот три дня назад его одарили представленной нам бумажкой. Михаил Никифорович полагал, что ему удастся упросить лекарей сменить группу на профессиональное заболевание.
Я стоял, браня себя. Вот, значит, как. Ну ладно Каштанов и дядя Валя. Они все же не из числа моих друзей. Они мне интересны, но они могут прожить и без меня, как и я без них. Месяцами, случалось, не виделись, и ничего, жизнь продолжалась, трава росла, трамваи ходили… Но вот Михаил Никифорович… Собственно говоря, и с ним мы были лишь собеседниками, разговаривали о том о сем в останкинских проездах, в магазинах и в автомате на улице Королева. И все. Однако… Однако о том, что «скорая» увезла его к Склифосовскому, что он лежал там, я должен был бы знать, я должен был бы проведать его, помочь ему, коли возникла бы нужда, да и коли бы она не возникла! И о том, что он взял да и ушел из аптекарей на химический завод, я обязан был бы знать! Что же я за человек оказался? Выходит, в том моем праведном деловом существовании последних недель люди, жившие рядом со мной, стали мне безразличны, я и думать о них не думал, мне и в голову не приходило, что с ними может что-то случиться, дурное или хорошее, они исчезли для меня. Если так, зачем были нужны мои совершенствования? Да и совершенствования ли это?
Горько мне было. И стыдно.
–?Почему ты ушел из аптеки? – спросил я.
–?Долгая история, – сказал Михаил Никифорович.
Он опять закурил, говорить далее как будто бы не желал. Да и что ему было открывать нам душу?
–?У меня есть приятель, – не выдержал я, – известный врач, желудок, печень, гепатит – как раз его дело.
Михаил Никифорович промолчал.
–?А ведь она себя объявила берегиней, – опять сказал я. – Что же она-то смотрела?
И снова Михаил Никифорович промолчал.
Последние слова я произнес скорее для самого себя. Теперь подумал: ведь и дядя Валя в апреле испытывал болезненное состояние. Но тогда и сама Любовь Николаевна хандрила и теряла способности. Почему нынче она допустила гепатит у главного пайщика?
–?Мне стекла в автобусе вставили сами, которые выбивали, – сказал дядя Валя.
–?Но ведь выбивали, – сказал Каштанов. – И за дело.
–?За дело, – согласился дядя Валя. – И вставили. А тебе Нагиму обратно на лошади не привезли.
–?Нагима супы готовить не умела, – вздохнул Каштанов.
–?Сам бы и варил. Брал бы концентраты…
–?Я и варил, – опять вздохнул Каштанов.
–?Моя-то дура, – сказал дядя Валя, – тоже плохо варила супы, а вот ушла к таксисту, и без нее тошно…
–?Зато какие рекорды вы ставили на своем автобусе в прошлом месяце? – усмехнулся Каштанов.
–?Ладно, хватит! – сердито произнес дядя Валя. – И с автобусом хватит… И от донорства откажусь завтра же…
–?Я свой пай продам Шубникову, – сказал Каштанов. – А документ заверю у нотариуса…
–?Не выйдет! – взволновался дядя Валя. – С дезертирами знаешь как!.. Шубникова развращать! И не выход это. Ее надо душить, коли нет бутылки, куда ее можно было бы засунуть. Михаил Никифорович молчит, а бутылку разбил он!
–?Пускай она его сначала вылечит, – сказал я. – Или просто отменит болезнь… Кстати, дядя Валя, ведь вы же собирались лечить людей и животных, ставить диагнозы, что же вы-то прохлопали гепатит у Михаила Никифоровича?
–?Она меня в такой оборот взяла, – махнул рукой дядя Валя, – что я сам стану скоро инвалидом… Единственно, что она мне… это… восстановила…
–?Что это?
–?Ну… это… – замялся дядя Валя. – Теперь как у допризывника…
–?Что же вы ее душить собрались? – спросил Каштанов.
–?А зачем мне теперь-то как у допризывника? Баба моя все равно с таксистом. На нее у Любови Николаевны, видно, нет силы.
–?Но если вы Любовь Николаевну придушите, вы и всяких надежд лишитесь.
Дядя Валя задумался.
–?Все равно, – сказал он, отпив пива, – дело тут решенное.
–?А вы интересовались, – спросил я, – мнением на этот счет Михаила Никифоровича?
–?Михаил Никифорович и будет душить, – сказал дядя Валя.
–?Может, сменим тему? – строго сказал Михаил Никифорович. – Может, просто постоим, а от нее наконец отдохнем?
- Предыдущая
- 28/130
- Следующая
