Homo amphibolos. Человек двусмысленный Археология сознания - Березин Сергей Викторович - Страница 28

Вот третий пример. Психологи изучают влияние на поведение детей запретной зоны, разделительной черты, границы. Идея эксперимента принадлежит персонологу, автору теории персонализации В.А. Петровскому. Суть эксперимента заключается в том, что обширное помещение разделяется чертой, проведенной по полу и никак не препятствующей возможности ее физического преодоления, на две части. В одной части организуется буквально детский рай: она наполняется привлекательными для детей предметами, разнообразными игрушками и т. д. Половина этого помещения, расположенная за разделительной чертой, пуста: голые стены, голый потолок, голый пол. Детям сообщают, что за черту заходить не нужно. Однако табу никак не обосновывается, и не сообщается, что должно случиться в результате нарушения. В «обитаемой», «космической», «структурированной» части помещения экспериментаторы затевают с детьми разные игры и занятия. Дети увлечены. Экспериментаторы постепенно и незаметно исчезают из комнаты. Оставшись одни, дети один за другим предпринимают попытки пересечь запретную черту, попасть в ту часть комнаты, в которой, как кажется, нет ничего привлекательного. Трудно сказать, в какой мере ученые, организуя помещение для эксперимента, сознательно или невольно воспроизвели изначальную, возникшую еще на заре человечества бинарную асимметричную модель мира. Особое восхищение вызывает то, что они воспользовались, как кажется, наиболее точным, чистым и поздним видением хаоса — пустотой. Интересно, что и идея эксперимента, и поведение детей точно воспроизводят мифологическую модель мира и поведения мифологических героев. Дети один за другим покидали обжитой, увлекательный мир изобилия и психологического комфорта и переступали черту между созданным психологами Эдемом и суровым пространством пустоты и неведения, фактически моделирующим мир смерти.

Мы сознательно выбрали три таких далеких друг от друга примера: картина мира архаического эпоса, возникшего на грани мифологического сознания и рождающегося искусства; политические игры обезумевшего от власти и страха самодержца позднего Средневековья; изящный и тонко продуманный психологический эксперимент по исследованию познавательной активности детей. Все эти три отделенные друг от друга временем, пространством и задачами проявления конструирующей способности человеческого мозга модели оказались выстроенными по одному принципу.

Поражает сходство любой из них со структурой человеческого мозга, функционально асимметричные полушария которого соединены несколькими комиссурами, важнейшей из которых является мозолистое тело. Если упростить схему мозга до предела, то возникает некая триада: правое полушарие, левое полушарие и мозолистое тело, которое оказывается в положении медитативной единицы, соединяющей, разделяющей и определяющей отношение полушарий. Правое полушарие работает в образной синтетической манере, оно архаично и изначально немо, способно продуцировать рев и визг, отвечает за пространственные движения в реальном времени (в конечном итоге, как уже было нами сказано, за жест). Левое полушарие работает в рассудочной, понятийной манере, оно реализует филогенетически более поздние функции, отвечает за членораздельную речь, слово.

С полушариями мозга ассоциируются различные элементы бинарных оппозиций, отражающих альтернативные представления о мире в самых разных моделях. Правое полушарие — интуиция, левое — рассудок; правое — дивергенция, левое — конвергенция; правое — чувственность, левое — интеллект; правое — образность, левое — дедуктивность; правое — метафоричность, левое — рациональность; правое — континуальность, левое — дискретность; правое — конкретность, левое — абстракция; правое — спонтанность, левое — контролируемое волей; правое — экзистенциальное, левое — дифференциальное; правое — вневременное (вечностное?), левое — историческое; правое — возможность ошибки, левое — возможность осознанных ложных суждений с целью обмана. Эта тернарная модель поражает своей универсальностью и пугающей назойливой повторяемостью в человеческой культуре. Экстравагантное выражение К. Сагана: «Человеческая культура является функцией мозолистого тела»[53], — вдруг приобретает необыкновенную актуальность и убедительность. Куда ни повернись, всюду сталкиваешься с аналогиями этой триады.

Возникает впечатление, что мозг творит в культуре человечества с самых архаических истоков новые и новые модели, воспроизводящие его достаточно простую тернарную структуру. Конечно, это воспроизведение осуществляется людьми, единственными существами, способными на культурную преемственность. Каждый человек, включенный в процесс культурного воспроизводства, начиная с самых первых потомков наших «волосатых предков» вплоть до самых современных и продвинутых интеллектуалов, пытающихся заглянуть в трудноразличимое будущее человечества, является носителем, обладателем человеческого мозга со всеми его познанными и еще не познанными структурно-функциональными особенностями.

Следует заметить, что эти структурно-функциональные особенности стали предметом рационального познания довольно поздно. Древние, сотворившие первую мифологическую картину мира по образу и подобию собственного мозга, об особенностях его строения не знали вообще ничего. Еще современники В. Шекспира считали, что любовь «содержится» не в мозгу, а в «сердце пламенном и нежном» или даже «в печени, горячей как огонь». Например, такая важная особенность человеческого мозга, как его функциональная асимметрия, была открыта только в середине XIX века, до сих пор не осмыслена до конца и весьма мало используется в практической деятельности людей. Иван Грозный, пытавшийся строить государство, воспроизводя в его структуре модели своего «параноидального» мозга, конечно, ничего не знал и не мог знать о его строении и работе. Психологи конца XX века, авторы тонкого и оригинального эксперимента, только что описанного нами, создавая программу исследования, продумывая его детали, пытаясь предвидеть его ход и результаты, конечно же, знали о работе мозга все то, что может знать современный специалист, то есть гораздо больше того, что мы сейчас рассказываем. Однако вряд ли они думали о том, что, планируя и организуя комнату для эксперимента, они воспроизводят и архаическую картину мира, запечатленную в древних мифах, и структуру человеческого мозга, ставшую матрицей этой модели.

Наша гипотеза о том, что культура человечества является целокупностью мыслительных моделей (в основе которых лежат бинарные оппозиции), так или иначе воспроизводящих структуру головного мозга, дает возможность по-другому взглянуть и на проблему познания человеком мира. Когда первобытный социум делал первые шаги в осмыслении мира, то есть отделил себя от природы, противопоставил себя ей и начал переживать, осмысливать и осваивать ее явления, человеческое сообщество и природа и их противостояние нашли отражение в таких оппозициях, как «свое — чужое», «жизнь — смерть», «человеческое — звериное», «культура — дикость», «вареное — сырое» и т. д. Эта оппозиционность, по всей вероятности, породила и сформировала первую медитативную единицу культуры, разделяющую, соединяющую и определяющую отношение бинарных элементов — ритуал.

Таким образом появляется мифологическая картина мира, где та часть оппозиции, которая определяется как «чужое», «звериное», «дикость», «сырое», «смерть» и т. д., а впоследствии как «хаос», «деструкция», «неструктурированное» (для современного сознания это природа), может быть соотнесена, хотя бы гипотетически, с правым полушарием головного мозга человека. При всей парадоксальности и радикальности этого суждения нельзя не отметить, что правое полушарие человеческого мозга действительно функционально более, если так можно выразиться, «природно». Мир социума, определяемый в мифе как «свое», «человеческое», «вареное», «жизнь», а впоследствии как «космос», «конструкция», «упорядоченное» (для современного сознания цивилизация), вольно или невольно соотносится с левым полушарием головного мозга, отвечающим за речь и категориальное мышление, функционально является более «культурным».