Сицилианская защита - Васильев Андрей - Страница 47

• Предыдущая
• 47/77
• Следующая

— А откуда метка-то на мне? — задал я вопрос, который мне не давал покоя.

— Это око не сказать, но оно сказать, что нам с тобой надо сделать, для того, чтобы… — Вожак замялся, помахал указательным пальцем и скрылся за шторкой. Вернувшись через полминуты, он встал в гордую позу и продолжил: — Чтобы твоя не шлялся невесть где, где шляться вообще не следует, и не искать постоянно приключения на своя задница!

Я потерял дар речи. Кто там, кто за занавеской?

— Твоя стоять тут и ждать. — Вожак строго посмотрел на меня. — Сейчас мы делать… эта… про-це-ду-ра, а после твоя идти кривыми ходами.

Вожак подошел к двери и во все горло рявкнул что-то на своем языке, дождался охранника, прибежавшего на третий этаж, и отдал ему какое-то приказание.

Я потихоньку пришел в себя, хотя по-прежнему даже представить не мог, кто же там такой. Нет, в принципе можно было рвануть вперед, содрать штору и увидеть таинственное Око хозяина, но боюсь, это было бы последнее, что мне удалось бы увидеть в этих загадочных местах. Вряд ли подобное святотатство было бы прощено суровым вожаком, который бухался на колени, всего лишь завидев таинственного, возможно, знакомого мне, незнакомца.

— Мы немного ждать сейчас. — Вожак подошел ко мне. — Сейчас приходи старейшины племенных родов, они нам сюда надо, чтобы здесь быть.

Господи святый боже, где я и где старейшины, а? Я начал бояться.

Минут через десять начали собираться упомянутые руководители племенных родов, все в татуировках, как матерые воры-законники, с разнообразными предметами, вставленными в нижнюю губу: у кого кость, у кого серьга, у одного вообще дамский браслет тонкой работы. Сразу видно — не шантрапа да шелупонь какая собралась, а серьезные и уважаемые люди. В смысле дуэгары.

Они входили в залу по одному и падали на колени перед занавеской, со всей дури ударяясь лбом об пол, после вставали и здоровались с присутствующими. Меня они конечно же игнорировали, тьфу-у-у. Когда пришел десятый по счету дуэгар, вожак сказал мне:

— Око хозяина сказала моя, что ты должен запомнить эта день навеки. Око сказала, что если у твоя постоянно свербит в задница, то ей за твоя любопытство и расплачиваться. Твоя нагибайся, наша твоя сейчас учить будем!

Я опять впал в ступор. Это чего они со мной делать будут? Каким макаром эта татуированная компания меня учить будет? Да ладно, не может этого быть!

— Слышь, дуэгар. — Я вложил в свой голос всю свою решимость и гетеросексуальность. — Я не по этой части, я натурал!

— Моя не понимай твоя слова. — Вождь махнул рукой. — Твоя вставай к нам задом и немножко наклонись.

— Да пошел ты! — не выдержал я. — Наклонись! Вы тут совсем офигели? Вы меня за кого держите?

Верхняя часть занавески мелко тряслась — судя по всему, шутник-извращенец сейчас созерцал эту сцену и получал от этого огромное удовольствие.

— Если наша не делать то, что приказала Око, — рявкнул вожак, — то твоя подыхать! Нагибаться, моя твоя говорить!

— Да вот фигу тебе! — заявил я и в этот момент получил сзади под колени. Это было неожиданно, подло, больно и, увы, результативно, причем не в мою пользу. Я упал на пол, меня умело подхватили под локти и распрямили руки до хруста суставов, после дернули вверх и нагнули так, что я оказался в известной всем позе, а после еще и развернули лицом к занавеске.

— Сволочи губастые! — завыл я. — Что ж вы творите, волки вы позорные, я же вас, падлы, потом всех…

Дослушивать меня не стали, маленько стукнули по голове и запихнули в рот какую-то деревяшку.

— Ну начнема, у Ока хозяина благословясь, — услышал я голос вожака и звук его шагов за моей спиной. Елки-и-и, позорище, кому скажешь, что меня в игре какие-то уроды опри…

— А-а-а! — заорал я от боли и неожиданности, выплевывая изо рта деревяшку.

— Молодца! — одобрительно сказал один старейшина, из тех, что держали меня. — Так вдюндить, чтобы ее кричала — это немалая опыта нада. Сразу моя видеть, что ты будущий великий вождя, только она так может — быстро, ловко и сильно!

— Моя это умеет, — довольно заухмылялся вожак. — Моя в этом деле мастер!

Да! Эти уроды отвешивали по очереди мне пендели, без жалости, со всего маху, с оттягом, и явно получали от этого удовольствие.

— Ока сказала, что в следующий раз твоя будет думать голова, а не задница, куда ходить нада, а куда нет! — безжалостно припечатал вожак, присев на корточки и глядя мне в глаза. — А то ишь ты какая, сюда приперлась!

— Да случайно я! — взвыл я, таращась на занавеску. — Моя… Елки! Я с корабля упал в воду, да черта ли мне в этих ваших пещерах! А-а-а!

На мой зад обрушилась очередная ступня, от здоровья пять процентов как корова языком слизнула.

Старейшины одобрительно зашумели, хлопая моего последнего экзекутора по плечам.

— Твоя терпи, — ехидно посочувствовал мне вожак. — Пять дуэгара осталось — и пойдешь кривая хода! Если сможешь!

Старейшины разразились громким хохотом и начали давать советы тому, кто должен был пробить мне по мягкому месту…

— Зато теперя твоя точно будет знать, что не следует таскаться по подземелья, — пояснял мне вожак, когда мы шли куда-то, уж не знаю куда, по улице города дуэгаров. Это была игра, и задница у меня конечно же не болела, но было до чертей обидно, да еще вдобавок после экзекуции вожак заставил меня поклониться занавеске и поблагодарить треклятое Око хозяина за тот ум-разум, который он вложил в мою глупую голову. Стиснув зубы, я это сделал, в душе поклявшись выяснить, кто это, и так его отделать, что мало не покажется. Причем, возможно, даже в реале. Ох, я не забуду!

— Твоя стой, пришли. — Вожак остановился около одной из палаток и просунул голову внутрь нее. — Хрытт! Твоя дома?

Из палатки вылез давешний колдун… или шаман? Скорее, все-таки шаман, об этом свидетельствовал не только его посох, который я уже видел, но еще и бубен, висящий на каком-то дрыне над входом в его жилище. Судя по всему, шаман как раз отдыхал от трудов праведных, поскольку из одежды на нем была только набедренная повязка, и моему взору открылась исключительно разнообразная галерея татуировок на его теле. Слева на груди было наколото какое-то крылатое, шипастое и зубастое существо, вокруг него вилась некая надпись, справа сплелись в узор пять колец, перевитых колючей проволокой, на плечах у шамана были набиты огромные звезды, ближе к низу живота была изображена девушка, причем, судя по мечу и кольчуге, прорисованным крайне тщательно, в мелких деталях, — воительница, замершая в позе ныряльщицы и как бы готовая к прыжку под повязку. Заметив мой интерес, шаман осклабился и повернулся спиной, показав на нее большим пальцем, на котором тоже была татуировка — решетка и череп в ромбе. На спине же красовалась вообще монументальная картина, изображающая вход то ли в подземелье, то ли в шахту, то ли вообще в рудник, набитая с исключительным мастерством и детализацией. Неизвестный художник изобразил даже тачки, которые катили заключенные, кирки и здоровенных крыс, причем сей шедевр также был сопровожден какой-то пояснительной надписью. Очень занимательно, но ни фига не понятно. Шаман шевельнул лопатками, заключенные дернулись, как будто куда-то собрались. Может, крыс гонять?

— А чего это у него на груди за надпись? — полюбопытствовал я у вожака.

— Тама написано: «Не забыть родной тотем и отца-наставника».

— А на спине чего?

— «Тот, кто не терял свобода, тот не знает ей цена», — снова перевел вожак.

Серьезный дядька, однако…

Вожак завел разговор с шаманом, который покивал головой, нагнулся к палатке и кого-то из нее позвал.

На белый свет появилась лохматая голова довольно юного дуэгара, которому уже в два голоса начали что-то объяснять вожак и шаман. Тот кивал, вертя головой и мотая губой.

— Так, светлая, — обратился ко мне вожак. — Моя твоя сейчас доводи до кривой ход, чтобы твоя по дороге никто не убить и не сожрать, потом тебя веди по кривой ход вот этот юнца, ученика Хрытта.

• Предыдущая
• 47/77
• Следующая