Выбери любимый жанр

Сицилианская защита - Васильев Андрей - Страница 42


Изменить размер шрифта:

42

— Сейчас, я только Вику предупрежу, по телефону это как-то…

— Я сам ее предупрежу, — перебил меня Зимин. — Думаю, что в этом случае все семейные грозы точно тебя обойдут стороной. Не теряй времени, в дорогу.

В ночи и в комплекте с осенним, затянутым тучами и беззвездным небом здание «Радеона» выглядело как средневековая крепость — мрачно, внушительно и неприступно.

— Харитон Юрьевич, — как только я вошел в двери, ко мне подошла одна из девочек в форме корпорации, — вас ожидают.

Черт, за последние две недели по имени-отчеству меня назвали чаще, чем за всю мою предыдущую жизнь. Вика права, надо начинать ощущать себя именно Харитоном Юрьевичем, начальником, главным редактором и хоть сколько-то весомой персоной, а не бедокуром и весельчаком Кифом, который всегда был не прочь согрешить с непритязательными симпатяшками из отдела писем и раздавить бутылочку с бухариками из спортивной редакции. Даже не то что надо, а просто пора, чай, не мальчик уже. К тому же, как ни странно, мне это начинало нравиться. Приятно ощущать себя вершителем судеб, есть в этом какая-то сладостная отрава.

— Киф, бродяга! Какие дела, старый? — У лифта я столкнулся с Валяевым, который меня по-братски обнял и даже трогательно зашмыгал носом, а после скривился: — Фу, ты что пил, какую дрянь?

— Самопляс, — хмуро ответил ему я. — Причем отвратительной очистки.

— Макс! — заорал Валяев. — Ма-а-акс! Ты что, ему совсем денег не платишь?

— С чего ты взял? — Из своей приемной выглянул Зимин. — Привет, Киф. Чего он так разорался?

— Он спотыкач пьет, причем омерзительный. Фу-у-у… — наябедничал Валяев.

Я, офигевая от этого полуночного шапито, поднял глаза к потолку. Рядом стояла девушка с глазами размером с чайные блюдца. Видимо, она такое тоже до этого не наблюдала.

— Киф, что ты там встал, давай заходи. — Зимин распахнул дверь и тоже сморщил лицо. — И впрямь, от тебя как от винокурни разит.

— Вот я и говорю — мало ты ему платишь, коли он такую сивуху пьет, — продолжил свою мысль Валяев.

— А может, он скряга? — предположил Зимин. — Может, он рачителен и бережлив?

— Это не повод гробить свое здоровье, употребляя напитки столь сомнительного качества, — парировал Валяев. — Даже эти жлобы шотландцы не делали столь паршивых напитков, хотя и экономили на всем!

— Шотландский виски — один из лучших, — удивился я, прикрыв рот рукой.

— Это сейчас, — бросил мне Валяев. — Знал бы ты, какую дрянь они гнали лет триста-четыреста назад, ну по крайней мере, судя по романам сэра Вальтера, это было то еще пойло. Хотя полагаю, что и оно при всей своей вонючести уступало тому, что ты сегодня пил. Он не скряга, он дилетант в области выпивки!

— Возможно, мы не все знаем, — не сдавался Зимин. — Возможно, его вынудили пить эту бурду!

— Барышня, а можно мне кофе и пару бутербродов с чем-нибудь? — тихонько попросил я застывшую соляной скульптурой девушку.

Та кивнула, неотрывно наблюдая за разгорающейся дискуссией.

— И мне кофе, пожалуйста. А бутербродов не надо, — раздался за спиной голос Азова.

Я повернулся и увидел безопасника «Радеона» в довольно необычном виде — он был без галстука.

— Что? — уставился он на меня, а после опустил глаза вниз, на свою грудь. — Я уже домой приехал, когда меня вызвонили.

— Да ничего, — пожал плечами я. — Здрасте, Илья Павлович.

— Добрый вечер, Киф. Самопал пил? Ты этим делом не увлекайся, печень посадишь только так. Там сивушных масел много.

«Убью Шелестову, прямо завтра, — решил я про себя. — Крайний срок — на следующей неделе».

— Я пойду? — пискнула девушка.

— Про кофе не забудьте, — строго глянул на нее Азов. — И бутерброды для нашего юного друга несите.

Тем временем Зимин и Валяев сошлись на том, что я не скряга, но скуповат и еще крайне неразборчив в спиртных напитках.

— Ведь так? — одновременно спросили они, повернувшись ко мне.

Я открыл рот и поймал взгляд Азова, в котором прочел немой приказ: «Соглашайся!»

— Именно так оно и есть на самом деле, — выпалил я, и довольные Зимин и Валяев прошли в приемную, следом за ними двинулись и мы с Азовым.

— Я собрал вас, господа, для того, чтобы вы прослушали преинтереснейшее сообщение, — произнес Зимин, дождавшись того момента, пока мы все рассядемся, сам же он предпочел остаться на ногах.

— И какое же? — недовольно спросил Валяев. — Чего ради я не доехал до одной аппетитнейшей блондинки?

— Я вообще уже дома был, — негромко добавил свои пять копеек в копилку Азов. — И собирался ужинать.

Я промолчал, мои слова были дальше.

— Киф, друг мой, напомни, кто там мне привет пару часов назад передал? — ангельским голосом спросил у меня Зимин.

— Ерема, — подал голос я. — Фамилию не знаю. Невысокий, моих лет, смешливый…

— Имеет небольшой шрам над левой бровью, — продолжил Азов. — Вид приятный, располагающий к себе…

— И непогашенный долг передо мной с да-а-авних времен, — оскалился Валяев. — Стало быть, нынче он у нас Ерема? Ну пусть будет Ерема.

— Ну шрам я не разглядел, да и не сильно вглядывался.

Меня впечатлило очередное преображение за один вечер. Сначала Вика показала свое второе (а может, и первое лицо), да еще и проявила мудрость, мной вообще от нее не ожидаемую…

Хотя что значит не ожидаемую? Разговоры о женской глупости — это изобретение мужчин. Нам, мужчинам, с самого начала, с тех пор, как мы стали проживать с женщинами в одних пещерах, не очень-то нравилось проявление женского ума. В конце концов, я ей мамонта убиваю, разделываю и таскаю, я пещеру охраняю, я огонь добыл, а она еще умничать будет! Так оно и шло, век за веком… Слишком умных женщин обезглавливали на плахах (в основном — венценосных персон, кто породовитей), жгли на кострах с воплями: «Да она ведьма», забивали камнями, изгоняли из городов, топили… Да мало ли хороших средств заставить женщин скрывать свой ум? Чуть повеселее слабому полу стало в двадцатом веке, но тут пришла другая беда — стал мельчать мужик. А любой, даже очень сильной женщине, все-таки иногда надо чувствовать себя слабой. И вот все началось сначала — умные женщины снова стараются казаться глупыми.

А вы знаете, почему они это делают? Не только из-за укоренившегося в них инстинкта самосохранения. Они нас жалеют, мужчин, жалеют наше самолюбие, зачастую совершенно неоправданное. Ну вот такие они странные существа. В них таится полуулыбка, когда они слышат расхожую мужскую фразу: «Это я ее выбрал». Кого ты выбрал, чудило? Если ты о проститутке — то да. А если о своей женщине, то запомни сам и другим передай — всегда выбирает женщина. Всегда. Без вариантов. А потом, из жалости, позволяет думать нам, что это мы что-то там выбрали. И мы сейчас говорим не о сексе, а о жизни. Хотя и там все, что можно и нельзя, ты получишь только в том случае, если она этого захочет. Они втихаря наводят нас на умные мысли, более или менее тактично объясняют, с кем надо общаться, а с кем нет, что купить и что тебе на фиг не нужно. Просто мы этого не видим, потому что они — умные… И мы с ними, с умными, живем. А с дурами мы спим! Потому что умные все знают, а дуры все умеют.

Ладно, что-то я отклонился в сторону. Так вот сначала Вика, потом Валяев. Прямо день открытий какой-то.

— Меньше эмоций, Кит, — мягко сказал Зимин. — Меньше, не пугай нашего друга.

Валяев выпалил фразу на каком-то неизвестном мне языке, по лязгающим словам более всего похожем на немецкий.

— Я чего-то не то сказал? — опасливо поинтересовался я.

— Да нет, ты все сказал так, — пояснил мне Азов. — Тут просто давние счеты, да еще и женщина замешана.

— Кстати, Кит, — щелкнул пальцами Зимин. — Рассчитайся с Кифом — клятва была дана и услышана, а после и подтверждена.

— За кого ты меня считаешь? — непритворно возмутился Валяев. — Что я там тогда обещал?

— По-моему, коня, — прищурился Зимин. — Или дом?

— Коня, дело было в Англии, — кивнул Валяев. — Держи, старик, твое.

42
Перейти на страницу:
Мир литературы