Первый среди крайних - Орлов Андрей Юрьевич - Страница 41
- Предыдущая
- 41/59
- Следующая
Куда уж там! Вертели головами, как сычи, не пропуская ни одной подворотни. Буйство духов продолжалось. Огромная псина с пылающими зеленью глазами (собака Баскервилей удавилась бы от зависти) выпрыгнула из окна, метнулась наперерез. Сдавленно ахнула Арика. Дико рыча, псина сделала прыжок… и растаяла в воздухе.
Дальнейшие чудовища уже не впечатляли – как отрезало. Немного лишь понервничали, когда стая ящероподобных тварей с ревом спикировала на голову, а вот на стадо диких вепрей, идущих в психическую, уже смотрели как на забавное, но несколько подзатянутое кино.
Но потом устроители «фабрики грез» решили сменить режиссера. Остроглазый Прух дернулся первым:
– Смотрите, люди…
Два вполне респектабельных субъекта в синих одеждах и каких-то красных фригийских колпаках увлеченно болтали, стоя на крыльце. Дружно повернув головы, сбросили со спин… Автоматы? Видимо, да – треск очередей и пламя из стволов были абсолютно реальными. Попадали кто куда – Верест хлестнул затвором, пустил по колпакам длинную очередь. Где-то рядом застучал, визгливо ругаясь, Прух. Арика, как всегда, орала, зажав уши. И когда у нее оралка отсохнет?
– Прекратить! – буйствовал Толмак. – Вы что, совсем охренели?!
Субъекты в колпаках выбросили пустые магазины, вставили новые и, продолжая строчить от пуза, спустились с крыльца. Верест перекатился, дал новую очередь. Субъекты захохотали! Не спеша, дошли до обочины дороги, посовещались (пули летели через них, застревая в разбитой кладке), и ступили на дорогу.
– А ну пошли вон! Брысь! – вопил Толмак, исполняя какой-то ярмарочный танец. Стрельба прекратилась. Дошло.
Субъекты еще раз рассмеялись, дружно погрозили пальчиками и пропали. Остался шепот в пустых кварталах.
– М-да, – переворачиваясь на спину, вздохнул коротышка. – Совсем как в жизни.
Толмак в сердцах сплюнул.
– Понатворили. К вашему сведению, уважаемые коллеги, сегодня вечером у нас закончатся боеприпасы. Полагаю, там и повеселимся…
Следующая встреча не носила столь откровенно враждебного характера. Навстречу путникам брел какой-то бородатый бродяга на костяной ноге. Поскрипывал камень под ковром чертополоха.
– Пускай себе идет, – проворчал Толмак. – Спешить нам надо, а не рты разевать.
Верест посторонился. Бродяга косо глянул на него, пахнул потом и похромал дальше.
– Лексус, да он же настоящий… – ахнул коротышка. – Мамой своей беспутной клянусь, настоящий. Ты посмотри на него…
– Послушайте, э-э… уважаемый? – окликнул его в спину Верест. Бродяга неохотно обернулся.
– Чего надо? – глазки недобрые, смотрят цепко, исподлобья. Сухость во рту. И по спине холод.
– А далеко еще до… конца города? – язык что-то забарахлил.
– Топай, топай, – процедил бродяга. – Три квартала еще тебе, и целую жизнь топать, – подленькое хихиканье вырвалось из заросшего волосней рта.
– Спасибо, – поспешил поблагодарить Верест.
– Настоящий, – продолжал шипеть коротышка. – Как есть настоящий. Ну, скажи, Лексус…
Прух продолжал возмущаться. Так и брел, бормоча под нос ноты протеста. И вдруг заткнулся – вытаращил глаза и встал столбом.
Совершенно нагая голубоглазая женщина переходила дорогу. Натуральная, из мяса и костей, и весьма недурна собой, особенно ниже пояса. Покачивая крутыми чреслами, проплыла мимо остолбеневшего Пруха и скрылась в проеме здания.
– Какая гадость, – брезгливо протянула Арика.
– Ну почему же, – неуверенно возразил Верест. – После трудового дня, в соответствующей дружеской обстановке…
– Настоящая, – просипел Прух. – И эта настоящая. Да что же это творится…
Мозги у коротышки, конечно, поплыли. Он высунул язык и потащился за дамочкой – к проему в низко просевшем здании.
– Эй, ты далеко? – поинтересовался Толмак.
Коротышка едва прикоснулся к полузаваленному косяку. Громкий треск вернул его с полей эротических сражений, Прух отпрыгнул. Здоровая часть фасада, треща и ломаясь, осела в бурьян, обдав Пруха строительной пылью. Он так и остался стоять перед грудой обломков.
«Непруха нам с этим Прухом, – подумал Верест. – А воспитывать некогда».
– Ловушка, – зловеще сообщил Толмак.
– Я больше не буду, – сказал Прух.
Пришлось затрещиной выводить его из оцепенения и под очередной комментарий охотника, что людям маленького роста бить в лицо легко и просто, за руку выводить на дорогу.
По проспекту, если можно так назвать заросшую дорогу между домами, светло и божественно шествовало НЕЧТО. Сгусток тумана, плюющийся сполохами яркого света, пёр прямо на них со скоростью хорошо разогнавшегося автомобиля.
– О, дьявол, – ругнулся Толмак. – А вот это нам нежелательно.
Один из лучей в теле объекта накалился докрасна, часто замигал. Огненная стрела оторвалась от облака и, вращаясь, понеслась по дороге.
– А что, собственно, такого… – зевнул во весь рот Прух. Очередная затрещина чуть не вывернула ему челюсть. Толмак швырнул коротышку с обочины и с воплем:
– Врассыпную! – метнулся в другую сторону. Ныряя с Арикой в какую-то нишу в стене, Верест успел заметить, что Толмак ищет укрытие в чем-то вроде автобусной остановки, а Прух пробороздил носом канаву водостока.
Искрящееся облако промчалось мимо, шебурша чертополохом. Живое? – изумился Верест. И в тот же миг волна горячего воздуха окатила укрытие. Череп сдавило, словно обручем. Арика застонала в его руках, уронила голову. Сознание распахнулось, снова воздух – свежий, расслабляющий.
«Так до Стражи не добраться, – думал Верест. – Ладно их, Фарума стерпит, мне бы выбраться. Выживу – отслужу три года в храме Матери Омчира. Если до храма доберусь…»
«Какого хрена? Сидел бы в Чуге, потрахивал бы леди Эспареллу, ей – радость, мне – покой…»
Последняя мысль была его. А остальные? Что такое «Стража»? И откуда, кстати, этот хмырь с бугра в голове знает русский? Смысловой эквивалент здесь никто Вересту не объяснял…
Вытрясая дурь из головы, он вскочил. Арика отдувалась, ей не до него. Надо отвлечься. Верест осторожно сунулся за разбитый простенок. Посреди пола провал, в дальнем углу подозрительная груда. Он оглянулся. Арика на месте, глазки закатила. Прощупывая ногой половицы, он вошел в комнату.
Скелет безусловно принадлежал человеку. Сидел себе мирно в углу, развалив худые косточки, и загадочно улыбался. Одежды истлели тысячелетия назад, осталась штуковина на запястье.
Патологическим страхом к древним костям Верест не страдал. Присел на корточки. Скелет попался изрядно фрагментированный. Кости распались. Таз лежал отдельно от туловища. Он коснулся штуковины на запястье. Браслет? Испугавшись, отдернул руку – под действием возмущающей силы предплечье сломалось в суставе и рассыпалось. Браслетик остался в руке. И вдруг замигал – свечение пронеслось по мягкому металлу. В руке потеплело.
«Квазиживое устройство, – придумал он с ходу понятие. – Реагирует на хозяина. Здрасьте говорит».
Он слышал про такие штуковины. Браслеты-хамелеоны, оберегающие хозяев и попутно служащие оружием. Их украсть нельзя – при живом хозяине браслетик живо тебя доконает. Можно находить, дарить, покупать, снимать с покойников… Счастливчики, благополучно вышедшие из Орханта, иногда бахвалятся такими вещичками, но, как правило, в кругу особо доверительной публики – злоумышленнику не составит труда снять вещичку с трупа.
Он поиграл браслетиком на штанах. Получился серый цвет. Положил на окно – теперь кирпичный. Надел на запястье – телесный. Даже не заметно, легкое вздутие на руке. Вставил в штуковину пальцы – увесистый кастет. Вытянул в длину – нож с коротким, но острым лезвием. Загибать спиралью побоялся – а вдруг газовый ключ получится? Нацепил на запястье взамен утраченных часов – носить будем…
– Эй, страдальцы! – вломился в хоровод мыслей охотник. – Размечтались? На дорогу, и бегом!
Он опомнился. Надо же так, с головой ушел в тему.
– А ну, подъем, девчонка! – он метнулся в проем, схватил Арику за руку. – Совсем забыла, где находишься?..
- Предыдущая
- 41/59
- Следующая
