Черничные Глазки - Кнорре Федор Федорович - Страница 18
- Предыдущая
- 18/24
- Следующая
Черничные Глазки от удовольствия резко кинул хвостом несколько раз влево-вправо и помчался дальше, ввысь. С каждой секундой становилось всё светлее, всё золотистее кора, всё свежее молодая хвоя на ветках; он мчался всё выше с такой же лёгкостью и быстротой, как молодая собачонка может мчаться по гладкому лужку.
Работящий дятел в красной шапочке оглянулся на шум и, не теряя ни минуты, вернулся к своему занятию, сердито выстукивая негодных букашек, забравшихся под кору.
Ветки становились всё тоньше, и сквозь зелень уже вверху просвечивало ясное синее небо. Бельчонок мчался мимо очень удобных балкончиков для отдыха, уютных беседок, где можно так хорошо прятаться от дождя, мимо целых гроздей вкусных сосновых шишек, но не останавливался, пока не добрался до самого верха, и только там спокойно присел на гибко покачивающуюся ветку. Отсюда ему было видно необозримое море зелени верхушек громадного хвойного леса — живое, зелёное море с мягкими холмами и глубокими впадинами, с тысячами самых разнообразных веток: одни были похожи на большие деревья, растущие не вверх, а вбок — громадины с толстыми стволами и ветвистыми лапами; другие совсем тоненькие, гнущиеся от ветерка ветки, гибкие и упругие, как лук. С них можно было прыгать с разбегу, как с трамплина, и лететь далеко на соседнее дерево, чтоб снова попасть на такую же ветку-лук, которая подбросит тебя, как пружина!
Весь лес как волнующееся, залитое солнцем море, по которому можно мчаться сколько угодно, не опускаясь вниз, а можно и нырять и даже спускаться на самое дно — на землю…
Вот и всё, что можно извлечь из заметок, сделанных весьма легкомысленно и небрежно Черничными Глазками за летние, солнечные дни. Затем идут его собственные, довольно толковые заметки, которые достаточно перевести без всяких объяснений, дополнений и примечаний.
Сегодня я проснулся утром, но утра почему-то не было. Было прохладно, и мама пришла ночевать вместе с нами. Настоящего света не было видно — он был мутный и жёлтый, и вокруг стоял ровный, очень сильный шум. В жизни не слыхал такого!
Я высунул нос наружу, и он сейчас же стал мокрый, как будто я сунулся в лужу.
— Это ливень, — сказала мама. — Надо сидеть и никуда не вылезать.
— Это вода? — спросил я.
— Вода.
— Почему же она вдруг полилась сверху? Прежде она всегда смирно лежала капельками на листьях или потихоньку текла по земле в ручье.
— А это вода, которая льётся сверху. Называется дождь.
— Ничего не понимаю, — сказал я. — А что же такое вода, которая в ручье? Совсем другое?
— Нет, это просто дождь, который идёт снизу, из земли.
— A-а!.. — сказал я и ничего не понял. — А как же мы теперь будем жить, если всё время будет лить верхняя вода? Мы никогда не сможем выйти наружу?
— Дождь пройдёт. Или станет потише.
И тут мы услышали, что кто-то отряхивается от воды у входа, и к нам в тесноту влезла бабушка.
Мы обрадовались и потеснились, уступая ей место.
— Ну-с, — объявила бабушка, — в такую погоду надо заняться семейными делами. Как ведут себя малыши?
— Они вежливые. Старательные: весь день играют в пятнашки, просто не оторвёшь. И не то чтобы у земли, а на самой высоте! Минутки спокойно не посидят. Не лентяи какие-нибудь.
— Не перехваливай, ребятишки от этого портятся… Будем надеяться, из них будет толк, — сказала бабушка.
— Мы чуть не высушили гриб, — похвалилась сестрёнка.
— Где же он?
— Мы его воткнули в рогульку веточки и сами стали смотреть, как он сушится, но нечаянно съели.
— Кто не сушит грибов летом, тот зимой глодает кору! — строго заметила бабушка.
— А я знаю про кошек, про ястребов, про куниц, про хорьков — какие они хитрые, злые и как от них прятаться, мама нам рассказывала.
— Вот до чего вы умные! А про человечков вы знаете?
— Ах, нет, нет! — воскликнула мама. — Я им ничего не говорила, потому что я сама-то про них только понаслышке знаю и боюсь что-нибудь напутать. Я знаю, что нас почему-то тянет к людям, но это очень опасно. Я сама тут не всё понимаю.
Ливень всё лил, и вода бежала, стекая с густых веток так, что они гнулись и покачивались, стряхивая воду, и бабушка потихоньку стала нам рассказывать:
— Люди чаще всего бывают хорошие. Мне нравятся люди. Но есть и такие, которые ходят с чёрными палками и злыми собачонками и бухают в лесу, — эти злые… Но они, к счастью, не очень часто попадаются в наших местах.
— А какие они, люди? На что они похожи? — пискнула сестрёнка, насторожив любопытно ушки.
— Они похожи только на людей. Они громадные, но совсем неповоротливые. Сильные, но такие медленные! Пока человек взберётся на самую нижнюю ветку дерева, белка уже добежит до верхушки, перепрыгнет на соседнее дерево, спустится по нему вниз и ещё успеет увидеть, как тот пытается взгромоздиться на следующий сук.
— Но они бывают злые? — испуганно спрашивала сестрёнка.
— Как же им не злиться, раз они такие увальни? — сказала мама.
— Да, — сказала бабушка. — Обидно им, конечно. В лесу они только и умеют, что ходить по земле. Да ещё, чего доброго, искренне воображают, что это они гуляют по лесу! Да что же им делать, когда они только и умеют, что передвигаться по земле? Сколько они, бедняжки, ни задирают головы, ведь им видна одна только изнанка леса! Что им видно? Голые сосновые стволы да отмершие старые ветки, и они, кажется, даже не подозревают, что это только лестницы, ведущие наверх, в гущу настоящего леса, туда, где живём мы и птицы, где свежая молодая зелень, где столько интересного, вкусные шишечки… А они топчутся, спотыкаясь о корни, внизу и никогда не узнают, как выглядит жилой, уютный и светлый лес.
— Ну и чудаки! — стали потешаться мы с сестрой. — Неужели они до того глупые, что все прыгают по земле?
Бабушка посмотрела на нас с огорчением:
— Они даже не прыгают, а переваливаются на двух ногах, но никогда не надо над ними смеяться. Они ведь вовсе не виноваты, что они такие неуклюжие и толстые и не умеют бегать по деревьям и прыгать по веткам… Наверное, когда-то давно-давно они тоже были белками, как и мы, а потом почему-то выросли, потяжелели, и вот им приходится всю жизнь проводить на скучной ровной земле, среди гладких столбов и корней. Но они всё равно очень похожи на нас, белок, и мы должны не смеяться, а пожалеть их.
У нас так много общего!.. Они так же, как мы, любят своих толстых бесхвостых детёнышей. И так же любят погреться на тёплом солнышке. Как мы, они грызут орешки своими большими ртами… И когда они наткнутся на острый сучок, им тоже больно и они вскрикивают, как мы!..
И темноты они не любят тоже, как и мы, — едва заходит солнце, они стараются поскорее спрятаться в свои гнёзда и жилые дупла. И они тоже совсем не глупые: запасают себе на зиму орехи и грибы. И так же мёрзнут зимой, хотя вы ещё и не знаете, что такое зима!..
И приходу весны они радуются не меньше нас, и те, которые без чёрных палок и лающих собачонок, смеются и радуются, любуясь, как мы играем на деревьях.
— А как это… смеются? — спросила моя сестрёнка.
— Они делают так: «Га-га-га!..» Это означает, что им весело… Я не удивилась бы, если бы мне сказали, что они умеют разговаривать между собой не хуже, чем мы. Ведь мы с людьми и так друг друга довольно хорошо понимаем: у нас одинаковый крик боли, страха, тревоги; у каждого, конечно, немножко по-своему, но понять-то можно.
Я даже уверена, что вот так же в дождливый день люди могут сидеть в своём домике и так же разговаривать, как мы. И, кто его знает, может быть, какая-нибудь бабушка сейчас рассказывает маленьким человечкам про нас, белок!.. А вот и дождик совсем ослабел. Надо выглянуть на воздух!
…Потом у меня началось беспокойство. Откуда оно взялось? Не знаю. Я уж и думал и нюхал, прислушивался и присматривался, чтобы понять, откуда оно берётся, но так ничего и не разобрал.
- Предыдущая
- 18/24
- Следующая
