Соболя - Фраерман Рувим Исаевич - Страница 13
- Предыдущая
- 13/17
- Следующая
— Проходи, проходи, мальчик!
Андро отступил и снова, взяв деда за руку, обиженный, маленький, молча прошел через весь город в своих толстых башмаках.
До самой зимы Андро прожил с дедом в этом городе у земляка-болгарина, ожидая, когда отец приедет за ними. Но отец работал огородником в совхозе где-то далеко в Сибири и долго не приезжал.
Андро научился за это время говорить по-русски и часто бегал с мальчишками к элеватору на пристань ловить с мола бычков. А чтобы не разбить о камни своих башмаков, он снимал их и вешал на шею, как это делала бабка, когда отправлялась бывало на дальнюю ярмарку в Суксунь.
Мальчишки дразнили Андро цыганом, но он не обижался. Мальчишки были хорошие, особенно один из них, которого звали Федькой. Он был так же черен и бос, как Андро, и часто давал ему подержать свою удочку. Он умел находить под камнями маленьких прозрачных рачков и бесстрашно разгрызал их пополам; одну половину он насаживал на свой крючок, а другую — на крючок Андро. Сам Андро не мог бы этого сделать. Рачки были противные. Они щелкали шейками, и сквозь их прозрачное тело, как нитка в стеклянных бусах, виднелись внутренности.
У мола близ элеватора часто останавливались высокие, как колокольни, пароходы. Из железного рукава элеватора сыпалось в их трюмы зерно. Падая, оно шумело, как море, и хлебная пыль садилась на воду, на каменные плиты мола у самых ног Андро.
— Чей хлеб? — спрашивал он у Федьки.
— Наш, — отвечал тот.
Но Андро не верил, чтобы Федька был так богат: зачем бы он в таком случае ходил босиком и ловил с ним бычков?
— А префекты у вас есть? — спрашивал он снова.
О префектах Федька ничего не знал. Но, расспросивши Андро, что это значит, он показал ему однажды милиционера. Тот стоял в шлеме на перекрестке двух шумных улиц и размахивал руками.
Андро подкрался к нему сзади и бросил в него камнем.
Милиционер сердито обернулся, но, увидав Андро, рассмеялся и покачал головой.
Андро убежал. А Федька не струсил, подошел к милиционеру и сказал:
— Ты не сердись на него, дядя милиционер, он иностранный мальчик.
Отбежав уже далеко, Андро остановился на углу и тут решил:
— Нет, это не префект. Префект не станет смеяться, когда бросишь в него камнем, и не будет попусту размахивать руками.
Вечером, лежа с дедом на кровати под большим лоскутным одеялом, Андро сказал:
— Дед, хорошо здесь жить. У Федьки много хлеба, а префекта нигде нет и морозов нет. Заведу я себе огород, такой большой, что две пары волов за день не успеют его запахать.
— Это верно, — ответил дед. — Хорошо здесь жить нашему брату. А с огородом ты погоди, спи, скоро к отцу поедем, — и он погладил Андро по спине своей твердой и грубой рукой.
«Добрей здесь стал дед», подумал Андро, вспомнив, как тот в поезде по дороге в Бургас больно ударил его по затылку.
Наконец, отец прислал деньги и просил деда приехать к нему в совхоз.
Это было уже в то время, когда перестали ловиться бычки, замерзала бухта и Федька больше не приходил на мол.
Дед купил себе шубу, а Андро — мягкие валеные сапоги, тулупчик и желтый пояс из толстой кожи. Этот пояс с черной пряжкой больше всего понравился Андро. В тулупе же и в сапогах ему было жарко.
Уехали они перед Новым годом утром. На перроне дул холодный ветер, и люди говорили, что дальше на севере стоят сильные морозы. В вагоне же было тепло, и Андро на лавке возле деда чувствовал себя отлично. Окно всегда было перед ним.
Сначала проехали степи, где снегу было мало и он был белый, а небо — синее. Потом проехали степи, где снег был темный, а небо серое от дыма, струившегося из высоких труб. По вечерам над ними зажигалось множество огней. Андро их принимал за звезды. Иногда, проснувшись среди ночи, он видел вдруг зарю. Она не угасала, не разгоралась более, а неподвижно стояла на самом краю темного неба.
То были огни новостроек.
Затем поезд вошел в леса, свернул в горы, и снова началась равнина, которую дед назвал «Сибиро».
Ехали уже много дней, а в валенках и в тулупе Андро было попрежнему жарко.
Необычайно широкий и густой паровозный дым, как занавескою, закрывал окна. Когда белую пелену относило ветром и окно на секунду становилось чистым, Андро видел поля с редкими былинками, торчащими из-под снега. На полях стоял розоватый и дымный свет. Телеграфные столбы медленно плыли мимо; слышно было, как с визгом и с натугой скользят по обледенелым рельсам колеса, и удары их о стыки были так же редки, как бой часов на каланче в Стояновке.
Поезд шел все трудней, медленней.
— Вот тебе и ускоренный! — говорили пассажиры. — Что ж это такое, какие морозы!
«Почему морозы могут мешать паровозу? — думал Андро. — Ведь он железный и так хорошо устроен. Что ему морозы?»
Андро спросил об этом деда, дед тоже не знал.
Но вот в вагон вошли люди в огромных замасленных тулупах, с фонарями и инструментами.
У одного в руках видны были свернутые красные и зеленые флажки.
Хотя он озяб больше других, — руки у него были синие, в жилах, глаза слезились, а на густых бровях сверкал иней, — но Андро он показался веселее всех. Он сунул флажки за валенок, крякнул и сказал деду:
— Зверь, а не мороз: рельсу разорвал на двадцатом километре. Вот и едем чинить.
— Холодно! Как ты работыш будыш, башта? — со страхом спросил дед.
Хотя стрелочник был не в том возрасте, чтобы старый человек мог назвать его отцом, но дед еще плохо говорил по-русски, хуже Андро, и был удивлен смелостью этих людей.
— Э-э, морозов мы, что ли, не видали? Сын вон из Кузнецка пишет — в эти дни у них строили, стены клали.
— Ой! ой! — сочувственно покряхтел дед.
— А то как же, строили! — сказал стрелочник, вытирая рукавом мокрые брови, и весело подмигнул Андро. — Откуда такой черненький едет?
— Из Болгар мы, — ответил дед.
— Ага, понимаю, румыны, значит.
На маленькой станции Андро с дедом вышли, а поезд ушел дальше.
На станции было пусто; у каменного крыльца валялись клочки сена и соломы, но не видно было ни одного извозчика.
В доме колхозника народу было мало. Одни лежали на койках, другие примостились на корточках у горящей печки. И тут все говорили о морозах. Ямщики не брались везти, но дед настойчиво уговаривал ехать.
— Куда в такой мороз поедешь? До совхоза десять километров, — сказал старик-извозчик, с сомнением поглядывая то на деда, то на тулупчик и на тонкие валенки Андро.
Дед дал хорошую цену, набавил еще, и старик, наконец, согласился.
Лошадка у него была хорошая, легкая, и за село выедали весело. А за селом — ветер. И сразу солома на санях и воротник на тулупчике Андро стали седыми. Над дорогой и полями курилась поземка.
Андро сел спиной к ветру. И это не помогло. Овчинный тулупчик показался ему теперь не толще бумаги. Андро съежился, закрыл глаза, начал дрожать.
Захватывало дыхание, и он думал: «Хорошо бы иметь еще один тулуп, еще два, три тулупа!»
Потом заныли ноги. Захотелось спать.
Вдруг он почувствовал, что кто-то толкает его, будто хочет сбросить с саней. Он открыл глаза. Лошадь стояла. Извозчик тыкал в Андро кнутом и кричал:
— Беги, замерзнешь!
Андро не хотелось слезать. Но дед поднял его и поставил на землю. Лицо у деда было белое, и глаза под заиндевевшими бровями смотрели тревожно.
— Солнце никак затмило, будь ты неладно! — сказал извозчик. — Вот наказание!
И втроем они побежали рядом, спотыкаясь о сугробы. Ветер сбивал Андро с ног, и ему казалось, что небо давит на голову и что сверху льется этот невыносимый холод.
С горки видны были дымящиеся поля и дорога с вешками. На дороге никого не было. Она была полузанесена, и даже не верилось, что это дорога. Лишь одна ворона низко носилась над ней. Вот уж шесть километров, как она летит вслед за санями.
Снова сели в сани, снова поехали, и снова Андро видел эту ворону, такую одинокую на пустынной дороге. Старая, огромная, как орел, она летела очень близко, и видно было, что на правом крыле у нее не хватает нескольких перьев.
- Предыдущая
- 13/17
- Следующая
